На его счастье, пока что накопленного было еще недостаточно даже для первого взноса за такую квартиру, какую хотела жена. К тому же каждый год в августе она требовала, чтобы ехать в Эйлат «в отпуск». Отпуск, правда, продолжался не более трех-четырех дней, но и эти немногие дни вырывали чувствительный кус из сбережений. Дорого стоил бензин, дорого стоила гостиница, дорого стоили развлечения и рестораны, на которых неумолимо настаивала жена. Для нее эти три-четыре дня шикарной жизни в эйлатской гостинице служили хоть какой-то компенсацией за утрату статуса балованой светской дамы, какой, она считала, был у нее на прежней родине.
Она ходила по пляжу в первоклассном купальнике, добытом немалой ценой еще в Москве, и с горечью видела, что другие женщины, даже совсем простые, старые и некрасивые, одеты ничуть не хуже ее. Зато раздеты ее ровесницы, и даже помоложе, были куда хуже, и это ее утешало. Она красовалась своей гладкой кожей и стройными бедрами среди всех этих громоздких животов и задов, вялых грудей и испещренных целлюлитом ляжек и с победной усмешкой указывала Аркадию на особо выдающиеся экземпляры.
Но Аркадий не смотрел на женщин. Взгляд его был прикован к сказочному видению, которое ежедневно стояло у него перед глазами метрах в пятидесяти от берега, не удаляясь и не приближаясь. Еще в первое утро, едва взглянув, он почувствовал некое стеснение над желудком. С каждым следующим днем сжимало над желудком все сильнее, стучало в горле, глаза застилало прозрачным туманом. Но и сквозь туман Аркадий постоянно видел это чудо, неясно говорившее ему, что вот-вот может наступить некая перемена в его жизни.
Это был небольшой кораблик, в сущности, большая лодка. «Яхта», — умильно шептал про себя Аркадий. Что ты там бормочешь, раздраженно спрашивала жена, я же говорю тебе, что ты должен… Привычное чувство, что он всегда что-то должен, теперь никак не отзывалось на ее слова. Аркадий смотрел и смотрел, и что-то зрело в его душе.
Небольшой деревянный кораблик, весело блестевший белыми бортами. На белой поверхности ярко светилось красным имя суденышка: «ЯФА ШЕЛИ» — моя красавица. От носа до мачты и от мачты до кормы шевелились на ветру гирлянды разноцветных флажков. Через борт свешивалась в воду веревочная лестница, А по борту растянуто было полотнище с большими выгоревшими на солнце буквами: ПРОДАЕТСЯ.
В последнее утро на пляже Аркадий устроил жену на лежаке под тентом и быстро ушел. Жена была недовольна — он никогда не уходил, не сказав ей, куда, зачем и надолго ли, — но не успела его задержать. Она еще не знала, что такую заботу о ней он проявляет в последний раз.
Аркадий легко разыскал хозяина кораблика, который пил кофе со спасателем на вышке.
— Интересуешься? — лениво спросил хозяин по имени Ика.
— Интересуюсь.
— Всерьез? — спросил тот, разглядывая щуплого небольшого Аркадия.
— Ну… посмотреть надо.
— Посмотреть… Плавать умеешь?
— Э… умею.
— Доплывешь?
— Э-э…
— Э-э или доплывешь?
— Думаю, доплыву.
— Думаешь… Ну тогда пошли, — сказал хозяин со вздохом и встал.
Аркадий доплыл, хотя и не без помощи Ики. Уцепившись за веревочную лестницу, он долго отпыхивался, пока Ика не крикнул ему сверху нетерпеливо:
— Идешь? Или там останешься?
Но когда Аркадий добрался до палубы, у него снова перехватило дыхание. Ноги его мягко ступали по темно-зеленому ковровому покрытию, каким выстилают полы в гостиницах. Вдоль бортов шла балюстрада из пузатых деревянных столбиков, точно как в музейной подмосковной усадьбе, куда Аркадий с женой ездили когда-то на экскурсию. Над головой празднично вились и шелестели флажки.
Жилая кабина была невелика, но в ней уютно и экономно умещалось все необходимое. Две широкие спальные скамьи вдоль бортов, с толстыми поролоновыми матрасами, обтянутыми красным искусственным бархатом, небольшой откидной стол, как в поезде, кухонный уголок с краном и раковиной и с газовой плиткой, а рядом миниатюрный холодильник. И даже душ и химический туалет за занавеской. В открытом море, сказал Ика, можно химию убрать и пользоваться просто. После первого восторга Аркадий грустно подумал, что если такую прелесть до сих пор никто не купил, значит, цена непомерная.
В штурманской рубке тоже был полный порядок. Старинный руль в виде большого колеса с ручками лоснился полированным деревом. Рядом находилось неизвестное Аркадию устройство, а под ним железный ящик, где хранился туго скатанный белый парус. Сквозь ветровое стекло открывался вид на залив, совершенно в этот момент пустой и чистый. Ни других кораблей, ни одной торчащей над водой головы. Какая красота!
— Так это, значит, парусник? — осторожно спросил Аркадий, боясь показать свое полное невежество.
— И то и другое. Не видишь, что ли? Вот, жми сюда.
Аркадий нажал, где велено, и под ногами глухо застучало.
— А теперь вот эту ручку. Да сильнее, не бойся!
Кораблик колыхнулся и тихо сдвинулся с места. Замусоренный телами берег поехал назад. Если так плыть и плыть, он исчезнет совсем.
Это и был момент, когда Аркадий решился окончательно. Во что бы то ни стало. Чего бы ни стоило.
Ика еще показывал ему, где баки с горючим и с водой и где генератор, они спускались в машинное отделение, он полюбовался на черный маслянисто поблескивающий корпус мотора, послушал, как ровно и прилежно вращается винт за кормой, но все это казалось ему уже второстепенными деталями, ему не терпелось приступить к деловому разговору.
А Ика чем дальше, тем любезнее обращался с Аркадием. Он уже не усмехался пренебрежительно на его вопросы, досадливое безразличие слетело с его лица. Он застопорил мотор, сбросил якорь, отвел Аркадия в кабину и усадил его на скамью, а сам сел напротив, отодвинув в сторону постельное белье и подушку.
— Так ты здесь и живешь? — спросил Аркадий, едва сдерживая восторг, смешанный с тревогой.
— На данный момент да. Плохо разве?
— Очень хорошо! — искренне согласился Аркадий.
— Антикварное судно, коллекционное, теперь таких нет. У меня жена уже в Америке, ждет меня не дождется, только потому и продаю. Кофе сделать?
Аркадия не интересовала ни Америка, ни жена Ики. И кофе ему был не нужен. Сердце и так колотилось как сумасшедшее.
Цена оказалась не такой непомерной, как боялся Аркадий, но все равно должна была съесть все их сбережения и даже больше. Первым его побуждением было, не торгуясь, согласиться, сойти на берег и выписать чек на всю сумму. Но он опомнился. Этого делать было никак нельзя. Деньги хранились в банке на общем счету, жена ведь просто убьет.
Убьет?
Ну, не с кулаками же полезет. Языком изгвоздит, подумаешь, дело привычное. Да хотя бы и с кулаками! Большая, а неповоротливая и драться не умеет. А он умеет, специально карате учился. И вообще, бесшабашно подумал Аркадий, плевать мне на нее! Жена вместе с пляжем уже уплывала назад, в прошлое, которое Аркадию стало безразлично.
Торг продолжался больше часу. Вспомнив выгоревшие буквы плаката «ПРОДАЕТСЯ», Аркадий запоздало сообразил выгоду своего положения, назвал свою цену и крепко уперся рогом. Ему пришлось дважды вылезать из кабины и с трепетом заносить ногу на веревочную лестницу, как бы намереваясь плыть обратно на берег. Оба раза Ика выскакивал в последнюю минуту и кричал, стой, давай поговорим.
Аркадий твердо решил быть порядочным человеком и половину общего счета не трогать. Остающаяся половина Ику категорически не устраивала. Тогда Аркадий упомянул автомобиль, назвал марку и год.
На обратном пути жена рассуждала что-то о гостинице, что он выбрал не лучшую, надо было другую, но Аркадий не слушал, занятый сложными финансовыми расчетами. За стоянку столько-то, за подключение к водопроводу и электричеству столько-то, и еще это нужно, и то, и учиться на права…
— Аркадий!
— А?
— Что, проявил самостоятельность?
— Чего?
— Пошатался где-то без меня? И так доволен, что ответить не можешь?
— А?.. Да, покатался.
— Какое еще покатался?
— На яхте…
— Меня не яхта интересует, я тебя спрашиваю, почему ты не…
— А меня интересует яхта. Я ее купил.
— Что купил? Совсем сдурел? Какая еще яхта?
— «Моя красавица»…
— Не подлизывайся, а отвечай на вопрос.
— Ответил.
— Аркадий, если так будешь продолжать, я вообще перестану с тобой разговаривать.
— Вот и ладненько. А я с тобой.
— Что-о?
— Разговаривать. И жить с тобой перестану.
— То есть как это?
— Да так. Разведусь.
— Здрасьте. Это что еще за новости?
— Для тебя плохие. Для меня хорошие.
Чего только не наслушался Аркадий по дороге, а потом и дома. Днем он, отпросившись с работы, бегал по банкам, оформлял продажу машины, выяснял, как записываться на штурманские курсы и как разводиться. По вечерам деваться было некуда, приходилось терпеть. Сперва шла сплошняком недоуменная ругань, потом издевки, потом вопросы, упреки, а там и слезы. Аркадий на вопросы отвечал коротко и по-деловому, на ругань и упреки — согласным гмыканьем. Думал о своем. И слезы его не разжалобили.
