Дрейк вздохнул и нажал кнопку запуска приостановленной программы — клон Криалы принялся тут же формировать новых монстров. Таких, какими их видел системный программист Логан Эвертон. Интересно, создав мутных бесформенных гигантов с клыкастыми пастями и красными глазами, далеко ли он ушел от оригиналов? Наверное, достаточно далеко.
Те, в любом случае, куда опаснее компьютерных.
Временно отвернувшись от стекла, за которым вели бой за жизнь бойцы, Дрейк вновь переключил внимание на висевший в углу телевизионный экран и прибавил звук. Сегодня на первом городском, не прерываясь на паузы и рекламы, по кругу, набив оскомину в зубах и вызывая нудно массирующую виски головную боль, раз за разом транслировались новости — прямой репортаж с центральной площади, куда, стоило ливню прекратиться, для проведения демонстрации вышли тысячи людей.
— Пусть невидимое правительство объяснит мне, что происходит с нашим небом? Почему постоянно льет дождь? Мы голодаем, мы не в состоянии добраться до работы, метро стоит…
Дама в твидовом пиджаке тщетно пыталась отобрать переданный демонстранту с нерасчесанными волосами и злыми глазами микрофон.
— Где справедливость? Мы что, не платили налоги? Не соблюдали законы? Это наказание? Если так, то за что? Пусть нам объяснят…
— Да, пусть объяснят! — Присоединился к общему ору стоящий за спиной оратора дедок в шляпе. — Куда смотрит власть? Где она? Почему не показывается?! У них, поди, жратвы хватает…
Дрейк поморщился. Камера временно переключилась на общий план, показала тяжелое свинцовое небо, неровные ряды человеческих голов, покрытые тонкими пластиковыми плащами плечи, кусок стены, отделяющий театральную площадь от центральной — та точно так же колыхалась волнами человеческих тел, как и предыдущая.
Затем вновь крупный план: на этот раз истошно вопящей женщины с размазавшейся по подбородку помадой.
— У меня сын остался дома! Сын! Вы слышите? Но я не помню название города, помогите мне…
«Свихнувшуюся» — как теперь называли всех тех, кто случайно вспоминал в другом мире о сыновьях, дочерях, матерях и мужьях, и коих становилось все больше, оттеснили за ограждение, настойчиво попросили не мешать задавать действительно важные вопросы, которые «невидимый» Дрейк выслушивал с самого утра.
На что покупать еду, если до работы не добраться? Откуда на моем лбу появились морщины? Почему все соседи с третьего этажа одновременно забыли собственные имена, и как это лечить? Не заразно ли? Что случилось с моей машиной, которая расплавилась прямо на улице? Кто за это ответит?
Кто ответит — был наименьшим по сложности вопросов. А вот «почему»?…
Дрейк мог бы выйти на площадь, воспарить над фонарными столбами, взлететь под свод из хмурящихся туч и во всеуслышание заявить о том, что машина расплавилась из-за триполярно заряженных частиц, которые все чаще попадают сквозь установленный защитный контур на физические объекты этого мира и тем самым меняют свойства материи, вот только понял ли бы его хоть кто-то? Ну, хоть один человек?
Нет, все продолжали бы вопить «сделайте что-нибудь», «спасите!», «найдите и покарайте виновных» и терзали бы вопросом «когда?» Ну, когда все изменится?
Если бы он сам знал, «когда». Если бы мог дать гарантии самому себе или тем, кто сейчас дрался в тренажерном зале с невнятными, созданными из нулей и единиц, а вскоре и из темной энергии, монстрами. Что пообещать им? Что искомая книга выпадет навстречу сразу же, как только человеческая нога ступит в Коридор? Что выдаст нужные знания спешно и охотно, после чего доброжелательно проводит всех на выход? Что это знание пригодится, позволит выстроить новую систему защиты, после чего морщины на лицах, появившиеся из вставшего дыбом времени — прокушенного агрессивными частицами времени — рассосутся до состояния кожи новорожденного младенца? Что потерявшие память моментально все вспомнят, а вспомнившие забудут? Что метал расплавленной машины самостоятельно перекуется в декоративный с розами забор на радость соседям?
Нет, — увы и ах, — благородные жители мира Уровней, сама собой ситуация не исправится. Демонстрации, на зов которых никто не пришел и не ответил, вызовут сначала панику, затем перерастут в бунт, который завершится беззаконием и разрухой. Начнется разграбление магазинов, битье окон, кражи, убийства без повода — выплескивание друг на друга огонь фанатичных вымыслов и страхов. Люди всегда домысливают и всегда боятся, а уж если ситуация нетипичная…
Люди. Люди-люди-люди. Возможно ли их изменить и надо ли?
Из-за глубины заданного самому себе вопроса Дрейк не услышал зова Лагерфельда.
— Шеф, последние два раза у нас получилось. Вы следили? Как показатели?
Он не следил — виноват. Вместо этого он беззвучно скрежетал зубами и предавался философии.
— Стив, придется повторить, я не видел.
— А я уж думал, мы прервемся на обед.
— Обед будет позже. — Ровно ответил Дрейк. — Перенесете его на ужин — у нас много работы.
Спорить никто не стал, но недовольство всех четверых он почувствовал через стекло.
Ничего, четырьмя проклинающими больше, четырьмя меньше — ему сейчас не до того. Придумать бы, как подавить панику, успокоить митингующих, как укрыть от непогоды и грядущего голода горожан, как не допустить до совершения убийств скорых на расправу и таких нестабильных по психике жителей «свихнувшегося» мира.
Когда в кабинет вошел хмурый Сиблинг с планшетом в руках, Дрейк Дамиен-Ферно без предисловий заявил:
— Выясни, какая сторона нашего мира страдает менее всего — мы ведь повернуты к облаку? Найди самое безопасное и труднодостижимое для частиц место, в ближайшие два часа сделай анализы и статистику и передай мне сведения. Назовешь уровень, город, его вертибральные координаты. Ищи достаточно большое по площади место, чтобы смогло вместить в себя постройку как минимум двухсот инкубаторов сна.
Заместитель застыл на пороге; экран планшета в его руке мигнул и погас.
— Двухсот инкубаторов сна? Зачем?
— Затем, что мы начинаем срочную эвакуацию жителей, Джон.
— Всех?
Серо-зеленые глаза мигнули. Затем еще раз. Рот на мгновенье захлопнулся, но тут же приоткрылся вновь.
— Всех, да. Найди мне подходящее место.
Сиблинг развернулся на автопилоте и двинулся на выход; о первопричине прихода он начисто забыл.
— И да, пришли ко мне Бернарду. Срочно.
Дверь за заместителем закрылась так же бесшумно, как в тот момент работал его мозг, — видимо, шок перерубил цепочки мыслительных связей — редкое для представителя Комиссии состояние краткосрочного идиотизма.
