Эйлин улыбнулась.
— Ты был хорошим другом, — призналась она, — когда мне надо было опереться на твое плечо.
— Это было взаимно, — ответил он.
— Я помогла тебе... во время долгого и мучительного ожидания?
— Для меня было утешением обнимать тебя, — признался Гидеон и совершенно потряс ее, когда сознательно, насколько она видела, добавил: — Это было сначала. Потом я понял, что хочу просто заключить тебя в объятия и не отпускать.
Эйлин растерянно заморгала; глаза ее округлились.
— Для нашей взаимной поддержки — успокоения? — уточнила она.
— Частично, — согласился он. — Но скорее, думаю, потому, что я едва мог сдержать себя.
Она кашлянула. Сердце, казалось, сейчас выскочит у нее из груди. Не будь смешной! Не следует вкладывать особый смысл в то, что говорит Гидеон.
— «Кроме секса», — попыталась съязвить она.
— Ты привлекательная женщина, и знаешь об этом, — заявил он. — Но я не думаю, что секс имел отношение к тем моментам, когда я должен был держаться от тебя подальше, закрываясь в своем кабинете.
Эйлин судорожно вздохнула. Он любил честность, но она не была уверена, что готова выслушать еще больше без того, чтобы не приоткрыть свои собственные чувства.
Гордость была ей прекрасным союзником.
— Так вот почему у меня сложилось впечатление, что ты потерял интерес ко мне... в тот первый уикенд, когда мы поженились, — попыталась пошутить она.
— Я польщен, что ты заметила мое отсутствие, — ответил Гидеон, довольно коварно, с точки зрения Эйлин, из чего она сделала вывод, что ей надо осторожней относиться к каждому его слову. — Ты ведь не будешь больше такой холодной и дерзкой, правда?
— Когда это я была такой? — возмутилась Эйлин.
— Надеюсь, что только тогда, когда думала, что это возможность отступить.
— Ты ошибаешься.
— Знаешь, в том отеле, когда ты посмотрела на меня своими красивыми и несчастными глазами, я почувствовал абсурдное желание утешить тебя в своих объятиях.
— Правда? — воскликнула Эйлин в изумлении.
— К сексу это не имело никакого отношения, — уверил он ее.
— Я знаю, — сказала она и почувствовала, что начала таять, когда он нежно улыбнулся ей.
— Ты сообразительна, — пробормотал Гидеон. В этом Эйлин не была уверена. Она призналась себе, что, когда он рядом, ее мысли путались. — Итак, мы вернулись в Англию, и я вскоре обнаружил, что тебе не было дела до того, что Кит и его возлюбленная вскоре будут довольно богаты и что единственной причиной, по которой ты стремилась получить опекунство над малышкой, была любовь к этому ребенку.
О Господи, к чему клонит Гидеон? К тому, что она... ему нравится?
— Ты тоже хотел взять Виолетту, — напомнила она ему, почувствовав желание отвести разговор от себя. — Ты готов был жениться, только чтобы получить ее, — добавила она. Этот проницательный человек, за которого она вышла замуж, видел слишком много.
— Совершенно верно, — спокойно согласился он. — Я выяснил, что мне легче будет выиграть опекунство над ребенком Кита, если я буду женат, чем если останусь холост.
— Мне следует гордиться тем, что ты выбрал меня? — О, Эйлин, следи за своим языком! — У тебя наверняка были другие претендентки...
— Кажется, ты мне льстишь, — заметил Гидеон с подкупающим обаянием.
— Итак... ты понял, что тебе лучше жениться? — поспешно спросила она. Надо заставлять его говорить!
— Хотя мне этого не хотелось, — признался он. — Проблема, как она виделась мне тогда (поскольку я намеревался так же легко развестись), заключалась в том, чтобы найти кого-то, кто согласился бы на это.
— Ты понял, что от Эйлин Спенсер можно будет без труда отделаться? — вставила она и внутренне содрогнулась. Ее едкий тон был противен ей самой. Если она не будет следить за каждым своим словом, Гидеон сможет понять, что она принимает все слишком близко к сердцу, — он уже пристально смотрел на нее.
Эйлин с облегчением вздохнула, когда он, кажжется, не заметив ехидства в ее голосе, довольно любезно признался:
— Ты была тетей малышки, и поскольку любила свою сестру и девочку, то не меньше меня хотела получить ее. Решение напрашивалось само собой. И казалось, что оно простое и легкое.
— Но... оно таким не было? — спросила Эйлин, уставившись на него.
— Нет, — согласился Гидеон. — По логике вещей это было очевидное решение. Но... — он помолчал, — я обнаружил, что логика не работает, если задеты чувства.
У нее екнуло сердце: что он говорит? Его чувства не имели отношения к тебе, ругала себя Эйлин и изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрогнул, когда она произнесла:
— Только бессердечный человек устоял бы перед улыбкой Виолетты.
— Эта юная леди умеет расположить к себе, — согласился он и добавил: — Хотя мои слова больше относятся к ее тете.
— О! — Она не понимала. — Ты... имеешь в виду... прошлую ночь, когда мы... — Какими чудесными были те минуты в его объятиях!
— Я имею в виду прошлую ночь и все остальное.
— Видимо, ты говоришь о... том, когда... все вышло из-под контроля, — с трудом закончила фразу Эйлин.
— Не помню, чтобы тогда все вышло из-под контроля, — пробормотал Гидеон.
— Ну, ты уже «отдыхаешь» довольно продолжительное время, — напомнила она.
— Иногда, мадам, — шутливо заметил Гидеон, — я вижу в вас настоящего бесенка. — (Слава Богу, что он видел только это!) — Но, — продолжал он, став неожиданно серьезным, — речь идет о тебе и обо мне и...
— ...и нашем разводе, — закончила за него Эйлин и сразу увидела в нем перемену: серьезность сменилась злостью.
— К черту этот развод! — прорычал он. — Ты замужем за мной, Эйлин Лэнгфорд, и так и будет! — Тон был совершенно невыносим.
Она изумленно уставилась на него. Может быть, ей понравилось бы содержание его речи, но никак не форма!
— И тебя к черту! — выкрикнула Эйлин. Оба в ярости вскочили. — Мы поженились потому, что на то была важная причина. Этой причины больше нет! Мы расстаемся! — Ни одному мужчине она не могла позволить так разговаривать с собой. У нее еще есть гордость! — Завтра утром я обращусь к своему адвокату по поводу развода.
— Это невозможно! Завтра рано утром наш брак будет окончательно оформлен, и...
— Против моей воли? Это тоже основание для развода! — взорвалась она.
Эйлин уже собиралась распахнуть дверь, как вдруг Гидеон схватил ее и круто повернул к себе. Похоже, сейчас он ударит ее... И тут внезапно вся его ярость бесследно исчезла.
— Любовь моя, — простонал он, — неужели я применил бы силу!
Что ей делать? Он говорил с такой мукой! Эйлин просто растаяла. Словно ища исцеления от дикой ярости, они кинулись друг другу в объятия.
