— Вы ошибаетесь! — Стальной кулак Эрби с лязгом обрушился на пластмассовую поверхность стола. — Послушайте…
Но Сьюзен Кэлвин яростно набросилась на него. Ожесточение и боль в ее глазах вспыхнули ярким пламенем:
— Вот еще! Что ты об этом знаешь, — ты, машина! Я для тебя — образчик, интересная букашка со своеобразными мыслями, которые ты видишь как на ладони. Превосходный пример разбитых надежд, правда? Почти как в книгах!
Ее сухие рыдания постепенно затихли.
Робот съежился под этим натиском. Он умоляюще покачал головой:
— Ну пожалуйста, выслушайте меня! Если бы вы захотели, я мог бы помочь вам!
— Как? — Ее губы скривились. — Дать хороший совет?
— Нет, не так. Я просто знаю, что думают другие люди, например Милтон Эш.
Наступило долгое молчание. Сьюзен Кэлвин потупилась.
— Я не хочу знать, что он думает, — выдохнула она.
— Замолчи.
— А мне кажется, вы хотели бы знать, что он думает.
Она все еще сидела с опущенными глазами, но ее дыхание участилось.
— Ты говоришь чепуху, — прошептала она.
— Зачем? Я хочу помочь. Милтон Эш… — Он остановился.
Она подняла голову!
— Ну?
— Он любит вас, — тихо сказал робот.
Целую минуту доктор Кэлвин молча, широко раскрыв глаза, глядела на робота.
— Ты ошибаешься! Конечно, ошибаешься! С какой стати?
— Правда, любит. Этого нельзя утаить от меня.
— Но я так… так… — Она запнулась.
— Он смотрит вглубь — он ценит интеллект. Милтон Эш не из тех, кто женится на прическе и хорошеньких глазках.
Сьюзен Кэлвин часто заморгала. Она заговорила не сразу, и ее голос дрожал.
— Но ведь он никогда и никак не обнаруживал…
— А вы дали ему эту возможность?
— Как я могла? Я никогда не думала…
— Вот именно!
Сьюзен Кэлвин замолчала, потом внезапно подняла голову:
— Полгода назад к нему на завод приезжала девушка. Стройная блондинка. Кажется, она была красива. И, конечно, едва знала таблицу умножения. Он целый день пыжился перед ней, пытаясь объяснить, как делают роботов. — Ее голос зазвучал жестко. — Конечно, она ничего не поняла! Кто она?
Эрби, не колеблясь, отвечал:
— Я знаю, кого вы имеете в виду. Это его двоюродная сестра. Уверяю вас, здесь нет никаких романтических отношений.
Сьюзен Кэлвин почти с девичьей легкостью встала.
— Как странно! Именно это я временами пыталась себе внушить, хотя серьезно никогда так не думала. Значит, это правда!
Она подбежала к Эрби и обеими руками схватила его холодную тяжелую руку.
— Спасибо, Эрби, — прошептала она голосом, слегка охрипшим от волнения. — Никому не говори об этом. Пусть это будет наш секрет. Спасибо еще раз.
Судорожно сжав бесчувственные металлические пальцы Эрби, она вышла.
Эрби медленно повернулся к отложенному роману. Его мысли никто не смог бы прочесть.
Милтон Эш не спеша, с удовольствием потянулся, кряхтя и треща суставами, потом свирепо уставился на Питера Богерта.
— Послушайте, — сказал он, — я сижу над этим уже неделю и за все время почти не спал. Сколько еще мне возиться? Вы как будто сказали, что дело в позитронной бомбардировке в вакуумной камере Д?
Богерт деликатно зевнул и с интересом поглядел на свои белые руки.
— Да. Я напал на след.
— Я знаю, что значит, когда это говорит математик. Сколько вам еще осталось?
— Все зависит…
— От чего? — Эш бросился в кресло и вытянул длинные ноги.
— От Лэннинга. Старик не согласен со мной. — Он вздохнул. — Немного отстал от жизни, вот в чем дело. Цепляется за свою обожаемую матричную механику, а этот вопрос требует более мощных математических средств. Он так упрям.
Эш сонно пробормотал:
— А почему бы не спросить у Эрби и не покончить с этим?
— Спросить у робота? — Брови Богерта полезли вверх.
— А что? Разве старуха вам не говорила?
— Вы имеете в виду Кэлвин?
— Ну да! Сама Сьюзи. Ведь этот робот — маг и чародей в математике. Он знает все обо всем и еще малость сверх того. Он вычисляет в уме тройные интегралы и закусывает тензорным анализом.
Математик скептически поглядел на него:
— Вы серьезно?
— Ну конечно! Загвоздка в том, что этот дурень не любит математику, а предпочитает сентиментальные романы. Честное слово! Вы бы только видели, какую дрянь таскает ему Сьюзен — «Пурпурная страсть», «Любовь в космосе»…
— Доктор Кэлвин ни слова вам об этом не говорила.
— Ну, она еще не кончила изучать его. Вы же ее знаете. Она любит, чтобы все было шито-крыто. Пока она сама не раскроет главный секрет.
— Но вам она сказала.
— Да вот, как-то разговорились… Я в последнее время часто ее вижу. — Он широко открыл глаза и нахмурился: — Слушайте, Боги, вы ничего странного за ней не замечали в последнее время?
Богерт расплылся в усмешке.
— Она стала красить губы. Вы это имеете в виду?
— Черта с два! Это я знаю — губы, глаза и еще пудрится. Ну и вид у нее! Но я не о том. Я никак не могу точно этого определить. Она так говорит, как будто она очень счастлива…
Он подумал немного и пожал плечами.
Богерт позволил себе плотоядно ухмыльнуться. Для ученого, которому уже за пятьдесят, это было неплохо исполнено.
— Может, она влюбилась.
Эш опять закрыл глаза.
— Вы сошли с ума. Боги. Идите и поговорите с Эрби. Я останусь здесь и вздремну.
— Ладно. Не то чтобы мне понравилось получать от робота указания, что делать.
Ответом ему был негромкий храп.
Эрби внимательно слушал, пока Питер Богерт, сунув руки в карманы, говорил с напускным равнодушием.
— Так обстоит дело. Мне сказали, что ты разбираешься в этих вещах, и я спрашиваю тебя больше из любопытства. Я допускаю, что мой ход рассуждений включает несколько сомнительных звеньев, которые доктор Лэннинг отказывается принять. Так что картина все еще не очень полна.
Робот не отвечал, и Богерт сказал:
— Ну?
— Не вижу ошибки. — Эрби вглядывался в исписанные расчетами бумажки.
— Вероятно, ты к этому ничего не можешь добавить?
— Я не смею и пытаться. Вы — лучший математик, чем я, и… В общем, мне не хотелось бы осрамиться.
Улыбка Богерта была чуть-чуть самодовольной.
— Я так и думал. Конечно, вопрос серьезный. Забудем об этом.
Он смял листки, швырнул их в мусоропровод и повернулся, чтобы уйти, но потом передумал.
— Кстати…
Робот ждал. Казалось, Богерт с трудом подыскивает слова.
— Тут есть кое-что… в общем, может быть, ты смог бы…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});