Упомянув мастеров архитектуры камня, мы должны вспомнить еще об одной вещи, позаимствованной Ашокой у персов. Начиная с VII в. до н. э., если не раньше, в Мидии и Персии стали возводить гробницы в виде вырубленных в скале помещений зального типа с колоннами. В Индии первые внутрискальные сооружения были сделаны во времена Ашоки; среди них скальный храм, искусно вырубленный в гнейсе в горах Барабар в 30 километрах севернее Гаи в южной части Бихара. Характерно, что по форме они воспроизводят деревянные постройки: круглую хижину с тростниковой крышей; продолговатый сводчатый зал, в углу которого находится святилище; монументальные дверные проемы, обработка которых имитирует бамбук и дерево. Другими словами, грандиозная идея из Персии нашла более скромное воплощение, соответствовавшее условиям индийской жизни. В то же время добросовестно и с большим трудолюбием использовали персидскую методику шлифовки камня; гранитная внутренняя поверхность этих помещений отшлифовывалась до такой степени, что напоминала зеркало или металл. Храм в Барабаре Ашока передал аскетам адживики[157], соперничавшим и с буддистами и с джайнистами, но имеющими больше общего с последними. Это является подтверждением терпимости, которой следовал этот император-буддист и к которой он призывал своих подданных.
Наконец, поручая высекать в камне свои обращения к подданным, Ашока опять же следовал заложенной в Персии традиции. Бехистунская наскальная надпись была высечена по приказу Дария I в районе 518 г. до н. э.[158] До появления надписей Ашоки, начиная с 257 г. до н. э., ничего подобного в Индии не встречалось. Конечно, за исключением способа воплощения, трудно представить себе что-либо более отличное друг от друга, чем увековечивание личных достоинств и достижений гордых и самовлюбленных персидских деспотов и призывы к добродетели императора-буддиста. Но мы в очередной раз становимся свидетелями того, как заимствованная идея творчески воспринята и переработана.
В любом случае династия Маурьев унаследовала традиции Ахеменидской империи и стала непосредственной наследницей Александра Великого. Однако отсутствует археологический материал, показывающий, как это происходило. Персеполь был сожжен[159] в 330 г. до н. э., а самые ранние сведения о деятельности Ашоки датируются серединой III в. до н. э. Что произошло за это время с потерявшими дом и работу персидскими мастерами? Я думаю, что дать ответ на этот вопрос нам помогут как посол Мегасфен, так и сам город Паталипутра.
Селевк направил Мегасфена послом при дворе Чандрагупты в Паталипутре, примыкающей к Патне, расположенной на берегу Ганга, около 302 г. до н. э. Мегасфен составил ценное описание как двора, так и механизма управления империи Маурьев, на которое позднее многократно ссылались известные историки и исследователи. «В индийских городах, – пишет он, – расположенных на берегах рек или моря, дома строятся из дерева, поскольку дома из камня или кирпича не выдерживают дождей и наводнений. Но в городах, расположенных на возвышенности вдали от воды, постройки делаются из кирпича и глины». Паталипутра, согласно его описанию, расположена на месте слияния рек Сон и Ганга и занимает территорию длиной 14 километров и шириной 3 километра, другими словами, простиралась вдоль берега Ганга как современная Патна. Город был окружен стеной с круглыми бойницами для лучников, с 570 башнями и 64 воротами; перед палисадом был вырыт глубокий и широкий ров, который служил как боевым защитным сооружением, так и водоотводом. В царском дворце, как пишет вслед за Мегасфеном Эллиан, все было устроено так, «чтобы вызвать восхищение, и ни богатые Сузы, ни великолепные Экбатаны не могли бы с ним состязаться. В парках тут гуляют павлины и фазаны, нарочно к тому приученные, и есть растения, которые увидишь только здесь... и тенистые рощи, и цветущие луга, искусством садовника замысловато сплетенные... Также есть прекрасные бассейны, и в них рыбы удивительной величины, и совсем ручные». Это описание напоминает описания райских садов персидских царей.
Археологам досталось не так уж много от былой роскоши Паталипутры, но и это немногое подтверждает выводы, которые позволяют сделать исторические сведения. Уже в 1896 г. во время пробных и достаточно бессистемных раскопок на территории Паталипутры была обнаружена капитель колонны знакомого нам ахеменидского стиля: ступенчатый импост, волюты, расположенные по обеим сторонам капители, и пальметта в центре вполне ему соответствовали. Если не по времени изготовления, то по своему стилю эта капитель может быть отнесена к самому началу распространения персидского искусства в Индии. Также были найдены две каменные ножки выполненного в персидском стиле трона. В 1912 г. в результате более тщательных раскопок была обнаружена часть большого зального помещения с колоннами – нашли около 80 монолитных колонн, отполированных в персидском стиле. Перед ними находились массивные деревянные опоры, которые, очевидно, поддерживали платформу или монументальную лестницу. Несмотря на немногочисленный материал, можно утверждать, что обнаружен персидский «диван», или «акадана», то есть зал для приемов, и что перед нами еще один из часто встречающихся «иранизмов», свидетельствующих о проникновении в Индию художественных идей, материалов и самих умельцев из Персии.
Общая достоверность описания, сделанного Мегасфеном, подтверждается и археологическими материалами, в частности, подтверждается его описание деревянных укреплений Паталипутры. В 1926 – 1927 гг. в ходе раскопок была обнаружена двойная линия параллельных деревянных опор высотой 4,6 метра и отстоящих друг от друга на 4,5 метра, соединенных сверху и снизу по «кровле» и «полу» перекрестно расположенными бревнами. Это странное сооружение обрывалось водоотводом, выложенным поперечно расположенными бревнами, но раскопщикам казалось, что оно «простирается почти бесконечно». Был ли это проход внутри крепостного вала или, что вероятнее, он был заложен землей и служил сердцевиной вала с деревянной облицовкой, сейчас сказать точно нельзя, но это может быть выяснено в ходе дальнейших исследований. Если не считать деревянных сооружений по защите от наводнений в Удджайне (см. главу 7), такой план фортификационных сооружений в Индии не встречался, хотя примеры Паталипутры и Удджайна подтверждают наблюдения Мегасфена об использовании дерева при застройке в поселениях на берегах рек.
Раскопки в местах расположения этих сооружений велись в целом довольно бессистемно и на сегодня не дали ожидаемого необходимого материала. Проведенные относительно недавно раскопки на этом сложном, часто заливаемом водой месте выявили пять культурных периодов, начиная от СЧК (V в. до н. э. или позднее) до распространения ислама в XVII в. В самом раннем культурном слое, расположенном практически на поверхности, вместе с черепками СЧК было найдено большое количество отполированных изделий из песчаника, включая большую плиту со следами полировки, характерной для империи Маурьев или Персии, и соответствующим характерным узором в виде пальмовых ветвей и бисера. Под обнаруженными поселениями, возможно, находится более раннее, если исходить из того, что Паталипутра была построена как крепость на границе Магадхи во времена Будды около 494 г. до н. э. Навряд ли есть другое место в Индии, которое столь же щедро вознаградило бы тех, кто проведет здесь серьезные полномасштабные раскопки.
Именно в столице империи Маурьев Паталипутре мы обнаруживаем, что вполне естественно, исчезнувшие два поколения персидских мастеров-умельцев. Ко времени правления Ашоки их перемещение из погибшей Ахеменидской империи в растущую империю Маурьев означало уже нечто большее, чем случайный исторический эпизод. Эти мастера передавали свои навыки индийским ученикам, и вот мы встречаем неперсидские элементы в искусстве архитектуры камня во времена Ашоки – тенденция к большей мягкости и изяществу форм к большей фантазии видна на примере колонны с изображениями быка в Рампурве в Бихаре, а также на примере самой знаменитой колонны со скульптурным изображением животных, выполненной в персидском стиле, – сарнатских львов; это говорит о все более глубокой творческой переработке и все более глубоком восприятии персидского культурного наследия, адаптирующих его к местным условиям, все более набирающей силу «индианизации», которая стала более очевидно проявляться в последующий за эпохой Маурьев период правления династии Шунга. Это означало, что период доисторического развития Индии подошел к концу. Мы являемся свидетелями перетекания идей, форм, техники из одного великого района Азии в другой, из одной религиозной, этнокультурной и физической среды в другую; но такое распространение приводит не к простому копированию, а является стимулом к творческому усвоению и осмыслению получаемой информации, к поиску нового. Другими словами, этот процесс несколько отличается от биологической эволюции: история вдруг предоставила Индии целый комплекс вариантов и возможностей, из которых выбраны оказались те, что более всего подходили для сохранения и развития ее национально-культурного и интеллектуального своеобразия. Империя Маурьев в Индии была следующей ступенью после Ахеменидской империи в Персии, но не ее зеркальным отражением.
