Почти столь же невероятна история о том, что он якобы благословил Распутина. О. Иоанн, который служил литургию в состоянии экзальтации, с мыслью о единении с Богом, не мог остановить таинство ради кого бы то ни было (яркий тому пример: однажды батюшка не остановил причащения даже после того, как одна из прихожанок была задавлена насмерть нетерпеливой толпой){402}. Более того, высокая роль, которую он всегда отводил своему священническому сану, противоречит предположению, что пастырь якобы мог попросить благословения у нецерковного лица{403}. Даже если на минуту допустить, что он предпринял столь странный шаг, это непременно нашло бы отражение в его дневниках; а подобные упоминания там отсутствуют. Наконец — и это наиболее существенный аргумент — в других источниках также нет никаких подтверждений данной гипотезы по той простой причине, что ни один современник в это не поверил бы. Наиболее достоверное свидетельство восхождения Распутина к вершинам славы принадлежит его собственному секретарю, Арону Симановичу, который, как и сам Николай II, отрицает, что о. Иоанн сыграл в этом какую-либо роль. Симанович утверждает, что Распутина познакомили с царицей черногорские княжны Милица и Анастасия, хотя другие современники называют либо епископа Феофана, либо графиню Игнатьеву{404}.
Откуда же в таком случае взялось убеждение, что именно о. Иоанн представил Распутина царской семье? Западным исследователям было непонятно, каким образом Распутин мог бы добиться признания двора в одиночку, без протекции или без помощи влиятельных религиозных иерархов. А поскольку о. Иоанн был одновременно и официальной, и самобытной фигурой, и чисто гипотетически годился на такую роль, и поскольку его часто путали с о. Иоанном Янышевым, позднейшие исследователи могли с достаточным основанием счесть его подходящей кандидатурой. Еще более несуразным является содержащийся в этой версии скрытый намек на то, что о. Иоанн по тем или иным причинам передал свою миссию «духовного отца России» Распутину.
Однако поставим вопрос иначе. Почему, столкнувшись сперва с проблемой отсутствия наследника, а затем — с гемофилией единственного сына, Николай и Александра не обратились за помощью к православному священнику, прославившемуся своим даром исцеления, — о. Иоанну Кронштадтскому? Аргументы, объясняющие, почему то или иное событие НЕ произошло, никогда не имеют под собой достаточных оснований, однако некоторые предположения все же можно выдвинуть. Первое и самое вероятное из них: в тот единственный раз, когда царская семья обратилась за помощью к о. Иоанну в 1894 г., его молитвы об исцелении не помогли, и Александр III скончался. Императорская семья, в свою очередь, могла рассудить, если батюшка потерпел неудачу однажды, это может случиться и вновь. Еще одно объяснение — эклектичный характер религиозности императрицы Александры. По какой-то причине императрица, по-видимому, испытывала слабость не к столпам православия, а к блаженным, юродивым, спиритам и «психо-физиологам»{405}. Как бы то ни было, из-за того ли, что о. Иоанн не излечил Александра III, или из-за того, что он был слишком традиционен, ни Николай, ни Александра не прибегали к его помощи. Лишь сестра императрицы, великая княгиня Елизавета Федоровна, проявила к нему нечто большее, чем светскую любезность. Именно она порекомендовала Николаю II попросить совета о. Иоанна, когда император сватался к Александре, и от ее имени Надежда Арсеньева в октябре 1907 г. писала: «Глубокопочитаемый, дорогой Батюшка, вел. княгиня Елисавета Феодоровна очень благодарит Вас за просфоры, которые Вы ей прислали, Она Вас так любит, так почитает и так дорожит Вашими молитвами, что ей было очень отрадно и радостно знать, что Вы молитесь за нее и об упокоении души ее мужа Вел. Князя Сергия Александровича»{406}.
Просьбы о материальной помощи
Вслед за просьбами об исцелении идут письма с просьбами о материальной помощи, образующие еще одну внушительную категорию в корреспонденции пастыря. У него просили все, что угодно: приданое для дочери, деньги на обратный билет или просто на еду. Письма демонстрируют, что тяжелая или затяжная болезнь кого-то из членов семьи могла обернуться для этой семьи полным крахом. Поэтому те, кто просил об исцелении, иногда просили и денег, особенно если речь шла о семьях с маленькими детьми, в которых был болен кормилец. В подобных ситуациях о. Иоанн, видимо, зачастую был для них единственной надеждой. Почти в каждом письме звучало: «Вы единственный, к кому я могу обратиться» или «Вы единственный добрый человек во всем свете». И это не просто вежливые фразы. Один полицейский чиновник писал:
«Из-за болезней жены и матери, я 7 тысяч в долгу. Все заложено, включая одежду, нижнее белье, шинель, сапоги, так что я даже не могу идти на работу, а должен притворяться больным. Родственники и друзья давно перестали нам помогать — они думают, что никогда своего обратно не получат. Если вы мне не поможете, никто другой на свете не найдется. Попросите кого-то из ваших поклонников покрыть хотя бы половину долга (3 тысячи) — спаси меня я совсем погибаю. Даже не могу позволить себе купить хлеб»{407}.
Какого бы рода помощи ни ждали от о. Иоанна, предполагалось, что он выполнит роль щедрого и разумного родителя — и вместе с тем классического святого покровителя, восстанавливающего справедливость и порядок как в мироздании, так и в обществе. Особую категорию корреспондентов пастыря составляют образованные дамы. Их отличает раздраженная и властная интонация. В общем-то все обратившиеся к батюшке считали, что Бог принимает деятельное участие в их жизни, однако образованные женщины воспринимали его более личностно, особенно когда чувствовали, что их надежды не оправдались. Выглядело это так, что они словно бы выполнили свою часть сделки и испытывали возмущение от того, что Господь не отвечает им тем же. Такую тенденцию отмечали и иерархи того времени{408}. В этом отношении образованные женщины отличались как от образованных мужчин, так и от необразованных женщин, которые даже в минуты крайнего отчаяния были далеки от мысли, что Господь им что-то должен. Более того, образованные женщины не стеснялись чуть ли не манипулировать святым. Вся их утонченность улетучивалась без следа, когда они пытались сыграть на самолюбии пастыря, намекая, что нет лучшего доказательства Божьего (и его) могущества, чем исполнение их желаний. Обращает на себя внимание обилие конструкций «если — то» и почти комическое несоответствие между упоминаниями святынь и конкретной целью в письме от января 1891 г.:
«Если Ты добрый отец близок к Богу и Всевышний Тебе доступен — Ты должен — Твое сердце должно чувствовать сострадание ко мне. Сколько слез, сколько мучений сердца пришлось на несчастную долю мою. О, Господи, довольно уже! Иначе Господь жесток, а не Милосерд. Молилась я ему, молилась до беспамятства, но Он не слушает меня. Отче Святый! Молитвы Твои слышит Господь и исполняет Их. Умоляю Тебя Царицею Небесной Всеми Святыми Господом Иисусом Христом Спасителем Нашим, заклинаю Тебя Силою и Властию Животворящего Креста, Непостижимою Святостию Тела и Крови Господней, заклинаю Тебя Св. Символом Веры и умоляю помолись обо мне, да услышит Господь и исполнит малое и скромное желание мое, имею я единственный билет — пусть выиграет он, это даст мне возможность быть дальше от дрязги и гадостей людских, более чем десятую часть отдам я в распоряжение Твое достойный Отец. Если Господь и Его непостижимые Тайны существуют, если молитвы Твои действительны, исполнится желание и просьба моя, и тем укрепится вера в душе моей, и прославлю я Имя Господа и Твое отец духовный… Еще раз умоляю и из глубины сердца заклинаю Св. Дарами Причастия помолись искренно о просьбе моей, столь возможной для Господа, пусть покажет Он Милосердый Свое Могущество и Чудо и Силу и Мощность угодной Ему молитвы Праведного»{409}.
Эта просительница не знала, что о. Иоанн питал отвращение к азартным играм. Но она, по крайней мере, старалась выглядеть благочестивой. Другие же намекали, что дошли в своем отчаянии до предела и теряют всякую связь с православием. Возможно, они считали, что, угрожая потерей души, они могут вынудить о. Иоанна более внимательно отнестись к своей просьбе. Так, одна корреспондентка сознательно пишет слово «Бог» с маленькой буквы, кроме тех случаев, когда она вспоминает свою прежнюю религиозность:
«Вы посланы богом нам скорбящим, послушайте меня и мое горе: попросите бога за меня, чтобы он помог бы мне. Я так много пережила и переживаю, что терпение приходит к концу… Люди отняли у меня все мое состояние после целого ряда страданий. Все что у меня осталось это один выигрышный билет дворянский и 3000 долга чести… Вы можете попросить бога за меня. Он для Вас сделает… Вы сами говорите: что попросите у Бога, только верь, на молитве, то и будет тебе… Я страшно молилась до исступления, до боли… Я молясь верила, что Бог есть и слышит меня… то были только одни думы. Нет мне радости… а смотришь по сторонам на людей они живут и радуются… Разве грех желать радости и жизни той из какого круга вышел человек? Я не говела 3 года будет скоро и никак не могу. Если буду счастлива тогда только пойду в церковь»{410}.
