Может быть, Темной Фее только того и надо…
Под деревьями на другой стороне привокзальной площади стояла пара дилижансов.
– Иди искать сердце! – шепнула Лиска Джекобу, сделавшему знак одному из возниц. – Я попрошу Труаклера показать мне, где живет кузен Луи, и выясню, там ли Бастард.
Такой план его совершенно не устраивал. Гоил был опасен. Но Лиска приложила Джекобу пальцы к губам, только он вздумал протестовать.
– Каждая минута на счету, – увещевала она его. – Пожалуйста. Я постараюсь, чтобы он меня не заметил.
Позади них Труаклер прощался с остальными пассажирами. Лиска посмотрела в его сторону. Джекоб сделал над собой усилие, чтобы притвориться, будто ничего не почувствовал при этом.
– Ладно. Бери извозчика. Я пойду пешком, – сказал он. Пятнадцати дней на скамье в дилижансе более чем достаточно. – Встретимся в отеле.
Прозвучало это с большей прохладцей, чем он хотел.
Ну зачем ты так, Джекоб?
Лискин взгляд спрашивал его о том же.
Труаклер купил у цветочницы, торговавшей у вокзала, букет нарциссов. Один из бутонов он оторвал и прикрепил к платью Лиски.
– Все в порядке? – Он обнял Джекоба за плечи. – Я знаю в Виенне одного хорошего врача. Может, ему стоит осмотреть тебя?
– Нет, я отлично себя чувствую. – Джекоб подозвал извозчика.
– Ты отыщешь сердце! – прошептала Лиска. – Я знаю.
Труаклер открыл перед ней дверь пролетки.
Лиска подобрала платье:
– Пошлешь телеграмму Хануте по поводу денег?
– Конечно.
Она еще раз улыбнулась Джекобу и поднялась в экипаж.
Труаклер проводил взглядом двух женщин, шедших мимо. Они посмотрели на него в ответ. Одна из них при этом покраснела.
– На свете так много красоток, – понизив голос, сказал Труаклер Джекобу, – но у некоторых есть нечто большее, чем красота. Значительно большее. – Он отошел к пролетке и бросил извозчику свою сумку. – Сегодня я снова отправляюсь в путь, – сказал он Джекобу, – но уверен, мы еще свидимся.
И он уселся рядом с Лиской.
С Селестой… Джекобу больше нравилось «Лиска».
Он долго смотрел вслед пролетке, пока та не скрылась за трамваем.
Ты отыщешь сердце.
Он огляделся.
Куда сначала, Джекоб?
В государственный архив за описью всех сокровищ Аустрии? В усыпальницу, где покоится среди своих имперских потомков дочь Гуисмунда? Он попробовал вызвать в памяти ярость, охватившую его в лесу, жажду отомстить Бастарду… Но не ощутил ничего, как если бы моль и в самом деле пожрала его сердце.
33. Так или иначе
Забавно, с какой охотой люди предаются недозволенному в подвальных помещениях. Словно для того, чтобы оставаться незамеченными, достаточно всего-навсего забраться под землю. Гоил для этого всегда выбирает дневной свет.
Человек, чье имя Неррон узнал от одного могильщика, занимался подпольной деятельностью под вывеской солидной мясной лавки. Запахи, доносившиеся из-за двери в лавку, были первоклассным камуфляжем для товара, который там в действительности имел хождение.
Темная подвальная лестница вела к двери в подсобные помещения с эмалированной табличкой: «Прием только по договоренности». Человек, открывший на стук Неррона, был все тот же могильщик, что и сообщил ему этот адрес. Лысый, словно яхонтовый гном, он под черным сюртуком прятал нож. В помещении, куда он поманил за собой Неррона, было так темно, что, пожалуй, только гоилу было под силу сразу разглядеть, чем там приторговывали. Стаканы с глазными яблоками, зубами и когтями всех сортов; в витринах за стеклом – руки, лапы, копыта; уши, носы и черепа любых форм и размеров. Весьма эффективные средства, если кто желает доставить соседу толику головной боли или наградить неверного супруга козлиными копытцами. Наведение порчи и сглаза – так называли это запрещенное ремесло. Ведьмы отмахивались от вопросов о нем, мол, «людское суеверие», однако даже дочь императрицы не гнушалась подбрасывать своим врагам под кровать глаза или зубы, чтобы подпортить их здоровье. Не скрылось от Неррона и то обстоятельство, что эта весьма специфического профиля аптека предлагала к продаже и части гоильских тел – в немалом количестве. Растертые в порошок, их применяли, чтобы вызвать паралич.
Хозяин лавки выглядел так, словно сам пострадал от воздействия своего товара. Пожухлая кожа так сильно натянулась на костях, будто досталась ему с чужого плеча. На нем был белый халат, как на всех аптекарях, перешедших от исцеления к сглазу; порча и сглаз приносили большую прибыль, ведь даже если эта мрачная терапия не давала заметных результатов, покупатели не осмеливались жаловаться.
– Могильщик вам сообщил, что мне нужно?
– Разумеется. – Удивительно мясистый рот растянулся в предупредительной улыбке. – Речь идет об одном сердце. Об одном особенном сердце. Весьма дорогостоящая вещь.
Неррон высыпал зерна красного лунного камня на безупречно чистый прилавок. Улыбка сделалась еще шире.
– Этого должно хватить. Такой товар найти очень трудно, но у меня есть свои источники.
Аптекарь отвернулся и выдвинул один из эмалированных ящичков позади прилавка. Там лежали сердца всех размеров и форм – от крошечных, размером с фундук, до хорошо сохранившегося сердца великанца.
– Лучшего ассортимента нет во всей Виенне. – Еще улыбочка, самодовольная, как у цветочницы, расхваливающей свои розы. – Чары, использованные в моей продукции в качестве консерванта, связаны с большими расходами и для здоровья довольно опасны, но в случае с этим сердцем к ним, конечно, прибегать не пришлось. В конце концов, ведь это сердце чародея. Полагаю, излишне объяснять, какие это имеет последствия.
Он взял серебряную шкатулку, стоявшую рядом с сердцем великанца. Сердце, содержавшееся там, было едва ли крупнее плода инжира и казалось выточенным из черного опала. На гладкой поверхности был выгравирован геральдический зверь Гуисмунда – коронованный волк.
– Как видите, в безупречном состоянии. Оно и понятно, ведь сердце на протяжении столетий находилось во владении императорской семьи.
Сначала могильщика, Неррон.
Он резко обернулся и ударил человечка головой о стену. Этот чурбан даже не успел сообразить, что к чему.
– Каким же нужно быть идиотом, чтобы пытаться всучить гоилу поддельный камень? – зашипел Неррон на аптекаря. – Ты что, держишь нас за олухов вроде вас? Думаешь, мы не можем отличить простой опал от окаменевшего сердца чародея? Черный камень, что одно, что другое, так, да? А моя кожа, из чего она, по-твоему? Из яшмы, что ли?
Он смахнул шкатулку с прилавка. Дело дрянь. Просто дрянь.
Сам виноват, Неррон. Хочешь найти сердце короля, а ищешь его в грязи!
Бесшабашный бы так не опростоволосился.
Он навел револьвер на трясущегося аптекаря и указал на стакан, стоявший рядом с кассой. Там среди людских и карликовых глаз плавали также глазные яблоки гоилов.
– Вон попробуй-ка золотых, – велел ему Неррон, пересыпая крупинки лунного камня обратно в мешочек. – Зуб даю, они самые вкусные. Глядишь, и станешь смотреть на нашего брата другими глазами.
Пока аптекарь с усилием проталкивал первое глазное яблоко себе в глотку, гоилу в голову пришла одна идея. Мысль была преподлейшая, но он уже затратил на поиски сердца почти целую неделю, а терпение не относилось к числу его добродетелей. Неррон схватил бледную дрожащую руку, снова просунувшуюся в стакан с глазами.
– Ладно, со вторым глазом можешь повременить. Есть у тебя ведьмин язык? И чтобы на этот раз без подделок, не то я тебе не завидую!
Аптекарь поспешно выдвинул один из ящиков и вынул оттуда щипчиками язык. От человеческого он отличался лишь изящно раздвоенным кончиком. Неррон выбросил фальшивое сердце Гуисмунда из шкатулки и положил туда язык.
Он был уже в дверях, когда могильщик рискнул шевельнуться.
Добивать его Неррон не стал.
34. Игра
От вокзала до государственного архива было около получаса ходу, но все крупные улицы, ведущие к замку, перекрыла полиция. На тротуарах толпился народ, да так кучно, прямо как в день Кровавой Свадьбы, и Джекобу казалось, что толпа вот-вот смоет его, словно щепку во время прилива. Кмен был в Виенне. По случаю беременности его человеческой жены был устроен парад. Охрана новой императрицы украшала фонари и фасады домов гирляндами. Гвардию без исключения составляли гоилы. Амалию охраняли только солдаты ее супруга. По слухам, она отдавала предпочтение гвардейцам с карнеоловой кожей Кмена. Они вплетали в гирлянды цветы из лунного камня, а на заграждениях, тянувшихся вдоль улиц, красовались ветки из серебра. Но у Джекоба перед глазами неизменно стоял Труаклер, прикрепляющий цветок к платью Лиски. Да что с ним творится?
Ты ревнуешь, Джекоб. Неужели у тебя нет забот поважнее?
Он свернул в ближайший переулок – и вновь очутился перед заграждением. Черт. И что он себе вообразил? Бастард уже давным-давно заполучил сердце.
