Я, как человек семейный и основательный, выставил шезлонг, нацепил плавки и солнцезащитные очки. Разлегся, впитываю ультрафиолет, и любуюсь тремя грациями. Даром я, что ли, выискивал им чего-нибудь поизящней, в приятном для глаз минималистском стиле?
Маминым глазам очень шел голубой цвет – бикини красиво раздевал ее. Настю едва прикрывал купальник на завязочках, алый, как пионерский галстук, а Риту – белый, оттенявший двумя полосками ткани загорелую кожу. И когда только успела?
Все трое стоили друг друга. По маме и не скажешь, что выносила двоих – утянута талия, и животик плоский. Вот, что гимнастика животворящая делает! Настя догнала и перегнала родительницу по длине ног, но малость отставала по размеру груди. А Рита как бы уравновешивала собой старшую и младшую, пленяя идеальной фигурой.
Надменно дефилируя, сфокусировав на себе всё внимание особей мужеска полу, грации вдруг сорвались с места и с восторженным визгом бросились в воду.
- Ми-иша! – разнесся мамин зов. – Иди к нам!
- Вода теплая-теплая! – завлекала Настя.
- Ага, теплая… - ворча, я неохотно покинул шезлонг. – Холоднючая, небось…
Разбежавшись, чтобы набрать инерцию – тогда точно не увильнешь от нырка! – я прошлепал по мелкой воде, и бросил тело вперед. Ноги успели передать мозгу: «Зябко, вообще-то!», но извилины упрямо велели конечностям оттолкнуться, и…
«Уй-я!.. Прибью эту Настю!»
Весьма прохладная водичка охватила меня влажными лапами, и я выдал мощный брасс, чтобы попросту согреться.
«Ага… Вон она где…»
Поднырнув под Настю, я ухватил ее за ноги, и девушка заверещала, колотя руками по воде.
- Что, страшно? – всплыв, я отер лицо ладонью. – А мне дуборно!
- Да? – комически изумилась сестричка. – Мерзляка! Вода, как парное молоко!
- Корова, по-твоему, холодильник?
Хихикая, Настя увернулась и рывком залезла мне на спину, охватывая мою шею мокрыми руками.
- Полный вперед! – радостно скомандовала она.
- Приготовиться к погружению! – коварно поправил я сестричку, и ушел на глубину. Ага, куда там…
Девушка и не подумала руки разнимать, она еще и ногами меня обхватила.
Поднявшись на поверхность, я увидел встревоженную маму. Она стояла по пояс в воде, и грозила пальцем – мне и хохочущей Насте.
- В песок! В песо-ок! – запела девушка, покидая мою спину и рассекая волны.
Да, это было блаженство – плюхаться продрогшим телом на сухой, горячий песок! Нутряное тепло земли согрело мигом, прогоняя мурашки.
- Миш, закопай меня! Ну, пожа-алуйста!
Присев на пятки, я нагреб на сестричку шуршащий сыпун, и шлепнул по голой попе.
- А тут не держится!
- Почему-у?
- Скатывается!
Настя довольно захихикала, и опустила голову на руки, опуская веки и дремотно улыбаясь. Рядом прилегла мама. Перевернулась на спину, и раскинула руки.
- Хорошо… Миш, скажи Рите, чтобы вылезала, хватит уже.
- Ри-ит!
- Щас я! – долетел отклик.
Неожиданно я ощутил перемену в мамином настроении – поднявшись, оно грозило упасть, как стрелка барометра, предсказывающего тоскливый дождь.
- Мам, расслабься! – отдал я строгий приказ.
- М-м… Чего? – выплыла мамулька из пасмурных дум. – Зачем?
- Ну, я же обещал тебе поделиться!
- А-а… - мамины глаза открылись, и запахнулись снова, а ласковый взгляд словно перетек в милую улыбку. – Давай!
Повозившись, я пристроил ладони на животике, который сам когда-то обезобразил своей пренатальной тушкой, и энергия, рожденная моим мозгом, мягко пролилась матери. Словно пришла пора возвращать долг. Девятнадцать лет назад то, что стало мной, высасывало мамины соки, а теперь…
- Это надолго сохранит твою молодость, - сказал я негромко, - и красоту.
Не размыкая глаз, мама грустно улыбнулась, вздохнула:
- Да не надо, Миш… Зачем мне уже…
- Мне надо! – с чувством сказал я. – Не хочу видеть, как ты вянешь! А зачем… Жизнь у тебя будет долгая, мам…
Она открыла повлажневшие глаза, поморгала, склеивая реснички слезой.
- Наклонись…
Я наклонился, и теплые мамины губы коснулись моих.
- Спасибо… - прошелестело тихонько, будто ветер дунул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вечер того же дня
Тегеран, улица Вали Аср
Старенькая «Чайка» ГАЗ-13, блестящая черным лаком и сверкающая хромом на солнце, нырнула в тень раскидистых чинар, словно прячась. Лишь передок нестерпимо сиял, подсвечивая трепещущий красный флажок.
- Скоро уже… - напрягся Масуд Раджеви.
Посол Виноградов чуть отвернулся, не желая, чтобы попутчик заметил его улыбку. Вдоль по нескончаемой Вали Аср шуровали автомобили, порой сбиваясь в механические табуны, но чаще всего движение замирало вовсе – тревожно было в городе.
Каждый день горели подожженные машины, слышались выстрелы, иной раз учащавшиеся до пугающих очередей. Возбужденные толпы то и дело кучковались, сливая крепнущие голоса, вскидывая кулаки… Революционная ситуация сгущалась, как грозовая туча, обещая бурю.
- Он! – выдохнул Масуд, резко приникая к окну.
Владимир Михайлович вывернул шею, сам себе напоминая сову, и в поле его зрения попал зеленый армейский джип, сопровождавший «Мерседес» генерала Нематоллы Нассири, шефа САВАК.
Нассири иранцы ненавидели страстно. Когда его, командующего имперской гвардией «Бессмертных», назначили рулить шахской охранкой, Нематолла счел это за повышение – и развернулся, раскрыл все свои палаческие таланты.
Склонный к садизму, генерал люто, по-гестаповски давил малейшие ростки нелояльности шаханшаху.
Сам момент покушения советский посол упустил – моргнул. Зачуханный «Пейкан» нагло пошел на обгон «Мерседеса», и из его окна негромко хлопнул гранатомет. Визжа тормозами, малолитражка тут же отстала, а в салоне генеральской машины вспух яростный клуб огня. Разбухая, он моментом снес крышу, и вырвался наружу, как злой ифрит из заточения. Грохот взрыва раскатился по Вали Аср, и джип, набитый саваковцами, развернулся на месте, едва не опрокинувшись. Задолбили автоматы, стреляя вдогонку уходившему «Пейкану», пара офицеров, выкрикивая протяжные команды, кинулась к подбитому «Мерседесу», но лимузин, объятый яростным пламенем, тихо проседал, распадаясь надвое.
И тут на встречке показался обшарпанный грузовик, чей дощатый кузов доверху забивали тюки, а на шатком верху устроился пулеметчик. Китайский ДШК загоготал, плюясь ярким пламенем – недаром это орудие убийства прозывали «сваркой».
Крупнокалиберные пули рвали и корежили джип, расчленяя бойцов САВАК. Пять ударов сердца – и всё было кончено.
- Видели? – счастливо воскликнул Раджеви.
- Видели, - слабо улыбнулся Виноградов. – Трогай, Костя.
Невозмутимый водитель, лейтенант КГБ, лихо развернулся и помчал, набирая скорость. Представление окончено.
* * *
Советское посольство в Тегеране недаром второе в мире по величине – раскинулось оно широко и привольно, не стесненное квадратными метрами. Больше всего дипломатическое представительство напоминало добротный санаторий где-нибудь на юге – в Абхазии или под Геленджиком. Обширный тенистый парк… Тихо журчит вода и поют заливисто птахи… Высятся многоэтажки, шумит на переменках школа…
Посол поднялся по ступеням Исторического корпуса, и легонько взялся за балахонистый рукав Раджеви:
- Поговорим здесь – из моей любви к символам.
Масуд с любопытством поглядел на Владимира Михайловича, и кивнул. В огромном зале, заполненном приятным полумраком и остывшим воздухом, неслышной струной дрожала тишина.
Пол укрывали драгоценные персидские ковры, удобные кресла и диванчики стояли вразброс, поближе к зашторенным окнам.
- Тридцать пять лет назад здесь решали судьбы мира товарищ Сталин, Рузвельт и Черчилль, - с ноткой торжественности выговорил Виноградов. – А в ваших руках, Масуд, судьба Ирана… Хотя, обойдемся без пафоса! Дел много, а времени мало. Кстати, позвольте, Масуд, я, на правах старшего, устрою вам вежливую выволочку. Не стоило вовлекать меня, делая то ли зрителем, то ли свидетелем. В Москве и без того с пониманием относятся к вашей революционной деятельности. Ликвидация аятолл и худжат-аль-исламов просто необходима, и мы всецело поддерживаем этот курс – религиозным фанатикам не место у руководства страной. Оружие, деньги, подготовку боевиков мы обеспечим, а израильтяне поделятся с вами разведданными… Кстати, а почему вы переключились на генерала? Он даже не шиит, а закоренелый атеист!
