— Что-нибудь случилось? — спросил я Фомина, заметив его озабоченность.
— Нет, нет, товарищ полковник, ничего не случилось. С поставленной задачей подразделения полка справляются успешно.
— Выше голову, Евгений Петрович. Мы идем по дорогам Европы, пусть теперь у врага портится настроение.
— Война, она везде война, товарищ полковник… По-настоящему будем радоваться после победы. Кто, конечно, останется живой… Видите, вон угловой домик с красной крышей, рядом с обугленным каштаном? Я только что оттуда.
Капитан Фомин с ординарцем шли мимо. Из дома послышался стон. Как было не заглянуть? Двери распахнуты настежь. Ступая по осколкам стекла и кускам штукатурки, прошли одну комнату, вторую и увидели на большой деревянной кровати обложенную подушками старуху. Прямо на них смотрели большие черные глаза женщины, не выражавшие ни страха, ни удивления. Волнение ее выдавали только желтые, узловатые в суставах пальцы, быстро перебиравшие четки. Старуха походила на больную взъерошенную птицу.
Возле кровати на низком столике стояли пустой стеклянный кувшин и пустая тарелка. На полу валялось маленькое разбитое распятие. Почему эта несчастная осталась в покинутой деревушке? Что она передумала во время бомбежек и обстрелов? Что произошло с ее близкими, и дождется ли она встречи с ними?
Майор попросил ординарца принести галеты и воду. Больше они ничем не могли помочь старой больной женщине.
— И вот ведь что странно, Василий Прохорович, — заключил Фомин. — Когда шли мы по своей земле, то без конца повторяли: «Отомстим!» А теперь чувствую, не в том дело, — будто с сожалением проговорил он.
— Наша сила, Евгений Петрович, в этом и состоит. Мы пришли не мстить. Видите, деревня будто вымерла. Пройдет два-три дня, появятся жители. Они быстро поймут: бояться надо было не нас.
Из-за поворота показалась колонна пленных гитлеровцев: понурые, запыленные, они нехотя брели на восток… А впереди шел высокий стройный сержант с автоматом. Лицо его мне показалось знакомым. Колонна уже миновала нас, я вдруг начал что-то вспоминать.
— Евгений Петрович, вы видели сержанта, что шел впереди колонны?
— Видел, товарищ полковник. Знакомый, что ли?
— Вроде бы да… Я встретил его в первые дни войны где-то под Ионавой. Группа безоружных стройбатовцев бежала тогда от немцев на восток. Мы остановили ребят. Раненых отправили в медсанбат, здоровых в подразделения. Вот и запомнился один стройбатовец — уж больно был зол на немцев… Сейчас почудилось, вроде это он.
— Что же не окликнули?
— Не знаю ни имени, ни фамилии. Да в общем, это и не важно. Суть в другом, теперь он ведет целую колонну пленных немцев.
Простившись с майором Фоминым, я пустился догонять своих. Дорога вела на запад. Часто встречались села, как правило, крупные. Белые домики под черепичными и камышовыми крышами не липли к дороге, а прятались в глубине дворов, в зарослях густой акации или каштанов. Поражало обилие винограда. Густые кисти винограда были в самом соку — наступил сезон сбора, а жителей не было видно.
Изредка в селениях попадались лишь старики. Они, словно дозорные, приглядывались к проходившим войскам, высматривали, прикидывали — каково придется теперь, откуда им ждать беды и что это такое — Красная Армия? Клика Антонеску сделала все, чтобы внушить людям ужас перед наступавшими русскими. Но уже через несколько дней, когда мне пришлось проезжать по освобожденным селам, в них вновь бурлила жизнь: всюду шел сбор урожая, почтенные старики в остроконечных меховых шапках, в белых штанах и рубахах радушно приглашали наших воинов в дома, угощали фруктами, вином, а молодые женщины в расшитых платьях не упускали возможности заодно и пококетничать с бойцами.
На новый НП я добрался во второй половине дня. Связь заработала через час, а вскоре приехал заместитель командарма генерал-майор Г. И. Шерстюк.
— Товарищ генерал! Телефонная связь с соединениями и КП армии имеется. Радиосвязи нет только со 104-м корпусом, туда послан офицер Комаров, — доложил я.
— Хорошо. Давайте переговорим с корпусами.
Закончив переговоры с командирами соединений и доложив командующему обстановку, генерал Шерстюк предложил мне закусить и передохнуть.
В наступившей ночи где-то вдали слышалась перестрелка, но после дневного грохота и гула она, казалось, не нарушала тишины. Мы уселись на земле, разложили свои припасы. Я вскрыл ножом красивую консервную банку, вывалил на бумагу американские сосиски, нарезал крутыми ломтями хлеб, достал фляжку.
— Да, ничего, есть можно, — рассуждал генерал, аппетитно пережевывая сосиски. — Постарались союзнички. А вот со вторым фронтом явно задержались. Июнь сорок четвертого — не июнь сорок второго.
Поужинав, генерал Шерстюк сказал:
— Товарищ Агафонов, как видите, кроме вас, офицеров штаба со мной нет, так что будьте моим помощником. К 6.00 соберите данные от штабов соединений и разбудите меня. Утром сюда приедет командующий.
— Слушаюсь, товарищ генерал, все будет сделано.
Переговорив с ННСами и поставив им задачи на второй день операции, позвонил подполковнику Поповичу.
— Григорий Кузьмич, — предупредил я напоследок, — не забывайте напоминать офицерам, чтобы при разбивке линии обязательно высылали вперед команды миноискателей. В горячке и забыть могут. Ну, кажется, теперь все. Давайте отдыхать.
Утром приехали командарм Трофименко и член Военного совета Севастьянов. Они сообщили, что командующий фронтом поставил армии задачу завершить прорыв оборонительной позиции по хребту Маре и оказать содействие 6-й танковой армии в выходе на оперативный простор.
По хребту Маре проходила третья полоса обороны противника, прикрывавшая подступы к Центральной Румынии. Преодолев с боями горно-лесистую местность и оборонительные позиции «Траян», наши войска 23 августа овладели важными узлами шоссейных дорог — городами Вечешти и Васлуй, а вскоре и крупными экономическими центрами страны — городами Бырлад и Плоешти.
В первые же два дня нашего наступления неприятель был разгромлен. Оставшиеся части, прикрываясь арьергардами, поспешно отходили на юг. Румынские солдаты бросали оружие и разбегались по домам. Румынская армия оказалась на грани полного разгрома. В приказе Верховного Главнокомандующего, переданном по радио вечером 22 августа, говорилось:
«Войска 2-го Украинского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали сильную, глубоко эшелонированную оборону противника северо-западнее города Яссы и за три дня наступательных боев продвинулись вперед до 60 км, расширив прорыв до 120 км по фронту.
В ходе наступления войска фронта штурмом овладели мощными опорными пунктами обороны противника — городами Яссы, Тыргу-Фрумос, Унгень — и с боями заняли более 200 других населенных пунктов».
А клика Антонеску, не считаясь с потерями, предав интересы своего народа, решила продолжать борьбу против Красной Армии. Позднее стало известно, что к исходу дня 23 августа Антонеску прибыл в королевский дворец с новым планом военных действий. Здесь он был арестован[7]. Дворцовые круги, царанисты и либералы сформировали новое правительство во главе с генералом К. Санатеску — начальником военного кабинета короля.
Компартия Румынии требовала, чтобы в новое правительство вошли представители всех антифашистских партий и организаций. Но с этим требованием не посчитались. Большинство в правительстве Санатеску составили реакционно настроенные военные и чиновники. В качестве государственных министров без портфеля в него вошли по одному представителю от партий национально-демократического блока.
Вечером того же дня по радио была передана декларация короля. В ней говорилось о ликвидации фашистской диктатуры и прекращении, военных действий против государств антифашистской коалиции, о принятии условий перемирия, предложенных Советским правительством 12 апреля 1944 г., о готовности вести войну против гитлеровской Германии за освобождение страны.
25 августа Советское правительство вновь подтвердило, что оно не посягает ни на территорию Румынии, ни на ее независимость, ни на ее социальный строй.
Итак, первый этап Ясско-Кишиневской операции закончился. Войска 2-го и 3-го Украинских фронтов соединились, в результате попало в окружение свыше ста тысяч солдат и офицеров противника. А главным итогом этой операции было то, что еще один из союзников Гитлера был выведен из строя. Немецкая армия не только лишилась румынских дивизий, но и главной своей стратегической и экономической базы — румынских нефтедобывающих районов.
* * *
Наши штабы не сидели на месте. Стремительный темп наступления повлек за собою частую смену КП армии. С 20 по 31 августа, например, КП сменился одиннадцать раз, а с 1 по 13 сентября — семь. Особенно трудно было поддерживать в этих условиях проводную связь со штабами соединений.
