Потом младший сынок Фунакоси ввел еще и удары ногами по верхнему уровню. Сам-то основатель был росточком в полтора метра и весом в шестьдесят килограммов (да, не все окинавцы крупные, не все…) — куда ему ногами-то!
Преемником Фунакоси стал Накаяма, который и продвигал сётокан в том виде, в каком завещано учителем.
А вот да-альше. Ученики подросли. И занялись… как бы это… растаскиванием сётокана.
На сегодняшний день — якобы четыре разных сётокана, хотя по сути он один, только разодранный на кусочки.
Между собой ученики, само собой, н-не дружат, и каждый утверждает: я, и только я показываю истинный сётокан, остальные — шарлатаны.
Нишияма утверждает, безвылазно сидя в Америке.
Моэ утверждает, предпочитая Европу.
Канадзава утверждает, челночно мотаясь между Америкой и Европой.
Это хорошо? Это плохо. Называется: дезориентация. Одна крупная цель — или множество мелких…
Я достиг, я достиг! Чего именно? Цели! А которой?..
Когда Колчин поднимал Косики-каратэ в Германии, немцы делились с ним н-некоторым н-недоумением. У них, у немцев, — свой мастер сётокана Очи. Двадцать лет он с ними сотрудничает и каждый раз, приезжая из Токио, категорично заявляет: «Всё, что мы делали до сих пор, полная… профанация! А вот теперь я вам покажу подлинный сётокан!» Да? А чем они раньше занимались?
И ведь существует еще и кёкусинкай, пусть и не входит в систему каратэ-до. И пусть о его создателе, о Масутацу Ояме, ходят легенды, пусть. Типа: «Он изучил корейские, китайские, японские стили, достиг немалых высот, но чувство неудовлетворенности не покидало его. И тогда, следуя примеру легендарных мастеров прошлого, он ушел от людей в горы, надеясь отыскать там истину. Почти два года он жил в уединении, сражался с дикими зверями, разбивал руками и ногами валуны и скалы, медитировал, укреплял силу и дух. Спустившись вниз, к людям, он создал новый стиль, равного которому не было и нет…»
На самом-то деле японец корейского происхождения Ояма позаимствовал ката из годзю-рю, бросковую технику из дзюдо, лоу-кик из тайского бокса, слепил всё вместе — и получился кёкусинкай.
Опять же, не плохо, не хорошо. Есть.
Ученики у Оямы были. Были у Оямы ученики, да… Например, Сато. Но как-то так случилось — учитель его отдалил от себя. А другой ученик, Асихара, сам ушел из кёкусинкая, создал собственную школу — Асихара-каратэ.
А потом Ояма взял и умер. Свято место — пусто.
Тут же объявляется Сато: «Я буду!»
Э, нет, отвечают ему, вас, знаете ли, сэнсей отдалил еще при жизни!
Асихара туда же: «Нет, я буду!»
А тебя, отвечают, вообще нет, ты сам ушел!
Такие вот… разборки в большом Токио.
Короче, все со всеми сказать бы на ножах, если бы каратэ не переводилось — пустая рука.
И теперь приплюсуем всё традиционно расейское и вычтем всё традиционно японское.
И получатся разборки, не уступающие токийским. И даже самоочевидное «победителей не судят!» — отнюдь не самоочевидно. Хотя, казалось бы, по логике…
М-да? По логике? Логика? А чья? Не персонально чья, а глобально чья?
Существует, как известно, три, и только три типа логик.
Так сказать, «белая», европейская.
Так сказать, «желтая», азиатская.
Так сказать, «синяя», индуистская.
Вот по логике индусов — победителей… не то чтобы судят. Просто каждый сам определяет, победитель он или нет.
Непонятно, да? Смутно? Ладно, вот наиболее характерный пример, коротенький такой, — про Арджуну.
Расскажите про Арджуну!
Про какую про Арджуну?!
Про Арджуну, про Арджуну, про непобедимого!
Был такой богатырь в индусской мифологии — Арджуна. И чем-то он сильно услужил Индре, такому верховному божеству.
И оно, то бишь Индра, сказало: «Желай!»
Арджуна не был русским и не пожелал бомбу на крышу дома своего (а действительно! может, не три типа логик существует, но четыре? белая, желтая, синяя и… русая?!), а пожелал он: «Сделай меня, Индра, непобедимым!»
Да не хрен делать! Всё, ты непобедимый!..
Вроде бы неловко сомневаться в словах верховного божества, однако Арджуна на всякий случай решил проверить дар на практике. И вызвал на бой не кого иного, но всех четырех хранителей стран света. Эй, говорит, локапалы (так они, оказывается, зовутся), не желаете ли убедиться в моей непобедимости?!
Ну, локапалы и явились, выстроились в очередь. И западный, и восточный, и северный, и южный.
И началось!
Тяжелая возня, конечно, приключилась, но таки победил Арджуна всех… троих.
А с четвертым неувязочка произошла, с южным. Южный локапал, он, знаете ли, — лорд Яма, повелитель смерти. А от смерти, будь ты трижды богатырь, не увернешься. В общем, лорд Яма грянул Арджуну оземь и уже занес свое копье, дабы логически закончить затянувшуюся потасовку.
Но тут оно, Индра, вмешалось. Мол, поимей совесть, Яма, не роняй мой авторитет! Я же обещало, что Арджуна никогда не будет побежден.
Ладно, говорит Яма, ради тебя — хрен с ним, с задохликом! Зачехлил свое копье, развернулся и на своем синем быке уехал к себе на Юг.
Арджуна полежал еще немножко. Потом поднялся, отряхнулся и (внимание! логика!), ТОРЖЕСТВУЯ ПОБЕДУ, удалился.
У Колчина создавалось впечатление, что подавляющее большинство расплодившихся сэнсеев руководствуется именно «синей» логикой. А которые из них менее непосредственны, те торжествуют победу публично, а злятся кулуарно.
Сначала человек чего-то не договаривает, потом на фундаменте недоговорок начинает городить огород-легенду.
Но на одних недоговорках долго не устоишь, почва теряется, ноги оскальзываются.
Тогда на свет извлекаются новые легенды — всё больше похожие на ахинею. И человек загоняется в логический тупик (кем? да самим собой!): возраст увеличивается, и вот рубеж — учиться, что ли, по-настоящему? но реноме-то не ученика, реноме учителя! под кого-то ложиться? специалиста звать? а вдруг он, специалист, покусится на кресло, в котором пусть неуютно, однако все же восседает человек.
И он, этот псевдоотвлеченный человек, уже настолько стиснут рамками своего же вранья, что… зол абсолютно на всех. Кроме себя, разумеется, кроме себя. И становится он ярым приверженцем «синей» логики, но, в отличие от характерного Арджуны, подкупающего своей непосредственностью, — становится он тихушником. Со своей, конечно, логикой, но с «синей» — не с «белой».
Так… Требуются пояснения (ничего-ничего! зато потом будет много проще разобраться!):
«Белая» логика — это понятно, это наше, это знакомое: встал на путь добра, вот и твори добро и не моги учудить дурного, иначе ты не праведник, а злодей.
Типичный якобы противоречивый образец: робингудовщина, благородный разбой — он грабит, и это плохо, казалось бы, но он грабит богатых в пользу бедных, и это хорошо. Вывод — грабить хорошо, но не всех, только богатых. Идиотом надо быть, чтобы грабить бедных! Но в благородной народной памяти робингудовщина благородна. Он хороший. Есть добро, есть зло. И ты, по «белой» логике, либо хороший, либо плохой. Третьего не дано.
«Желтая» логика — это те самые Инь и Ян. Всегдашнее непрекращающееся перетекание одного в другое. Да, есть граница между злом и добром, но «прозрачная», зыбкая, меняющаяся. Если совершил злое — ищи путь преобразования его в доброе. Ищи и найдешь. Но ты осознаёшь — вот черное, вот белое.
«Синяя» логика — это вам не индийское кино, с которым оно, кино, ломилось на западный рынок и потому иначило все под европейский, «белый» канон — получалась карикатура. На самом же деле логика такова: нет ни зла, ни добра, всё едино. Герой спасает красавицу от разъяренного тигра, убивает полосатое животное. Вот спасибо, герой! Не за что! А теперь я тебя самоё зверски изнасилую. За что?! Да ни за что, просто захотелось! А-а-а! А ничего-о… Герой, а герой, а может, это любовь? Я теперь за тобой хоть на край света!.. Тогда герой спокойно отрубает головенку красавице и без всяких угрызений совести едет геройствовать дальше. Ишь! Она за ним на край света! Корми ее, одевай… Ну что ж, говорит «синяя» логика, герой и есть герой, имеет право поступать по усмотрению. И, собственно, что вас не устраивает в его поступках? Нет ни зла, ни добра. Всё едино…
Колчин потому-то и не стал надолго задерживаться в Федерации, куда направился после Штейншрайбера. Н-неприятно.
Он ненадолго. Команда в норме? Тренировки?
— С завтрашнего дня вместо меня пока будет Бацалев. Бац, ты как, готов?.. Да, я вынужден на некоторое время отлучиться… Не знаю, не могу точно сказать.
— Ю-Дмич! Да не слушайте вы никого!
