Табер замер, логика начала брать верх над инстинктами. Если есть что-то неясное — надо выяснить. Изучить, найти, вычленить. И, будь он проклят, слова Рони были неясны.
— Почему я передумал? — спросил он ее, чувствуя, как сжимается грудь от боли, которую он прочел в ее глазах и на ее лице. Слишком эта боль напоминала собственную, ту, которая пронзила его тело, когда он получил ее записку — через каких-то несколько часов после того, как отметил ее.
И все же, из ее слов следовало, что именно он ее оставил. Рони не была лгуньей. Она не играла в игры, и она не перекладывала с больной головы на здоровую свои ошибки.
Да, в тот день в его теле все кипело, признался Табер. Возбуждение бурлило в нем с силой, которая чуть не сломала замок на его джинах, а тут еще пришел Дайэн с… он остановился.
Дайэн. Сукин сын.
Табер провел рукой по лицу, глядя на Рони и одновременно борясь с воспоминаниями о предательстве, которое окончилось смертью его брата.
Дайэн готов был сделать все, чтобы уничтожить остальных, и чуть не убил Меринас и ребенка, которого она носила. Он слишком хорошо помнил его смерть. Предательство выжгло из разума Табера всю любовь к брату. Дайэн лгал. И Табер клюнул на эту ложь.
— Не говори так, — он ненавидел хриплый, усталый звук собственного голоса.
Табер направился к шкафу, открыл средний ящик, отодвинул в сторону пару толстых конвертов и несколько сувениров. В углу в глубине ящика стояла небольшая деревянная коробка. Он снял крышку и достал сложенный листок бумаги.
Я ухожу из гаража и от тебя, Табер. Я поняла тогда, в машине, что ты в любой момент можешь меня трахнуть. Я не хочу больше быть твоей марионеткой. Ты слишком тупой, слишком грубый, слишком неотесанный. Мне нужен человек, который будет прикасаться ко мне с нежностью. Кто-то, кого мне не придется бояться. Кто-то одного со мной возраста.
Ты состаришься, а я еще молода, и мне всего этого просто не надо.
Пожалуйста, будь любезен, держись подальше от меня. Я ведь немногого прошу!
Рони
Он запомнил эти слова. Он был старше нее едва ли на восемь лет, но порой, казалось, на целую вечность.
— Прочти это. — Он передал ей письмо и внимательно следил за выражением ее растерянного лица.
Табер не отрывал взгляда от Рони, пока она брала и разворачивала листок. Его душа исходила кровью. Он уже понимал, что она не писала это письмо. Знал, что последние пятнадцать адских месяцев, которые он провел вдали от нее, мучаясь и тоскуя, едва ли не умирая от желания ее увидеть — все было зря.
Рони развернула письмо, ее взгляд метнулся к словам. Ее глаза расширились. Губы задрожали. Боль на ее лице рвала его сердце на куски.
— Я думал, что это твое пожелание, Рони, — прошептал Табер, чувствуя себя старым и усталым. Дайэн был надежным, ведь он был членом семьи. — Я предполагаю, что и ты получила письмо. Дайэн умел хорошо делать только одно дело — подделывать и врать.
Она смяла записку в руке, слезы сияли в ее глазах, ресницы склеились. Рони взглянула на Табера.
— Я этого не писала, — прошептала она мрачно, ее голос дрожал. — Но я получила твою записку. — Рони дрожала, глядя на него. — Это был твой почерк.
Она снова посмотрела на письмо, ее дыхание сорвалось. Она увидела теперь, что это письмо написано ее — почти ее — почерком.
— Я не писал тебе того письма, — сказал он мягко. — Я отчаянно хотел дать тебе время подумать, хотел, чтобы ты решила, что мы будем делать. Я знал, что я такое, Рони. Я осознавал опасность, которой тебя подвергаю. Я пытался убедить себя, что смогу защитить тебя, если Совет поймет, что я жив. Они считали меня мертвым. Я собирался вернуться к тебе.
— Когда ты не появился, я стала ждать. — Было столько боли, столько сожаления в темных глубинах ее глаз, что ему хотелось кричать. Он боролся так долго, чтобы защитить Рони, и все только для того, чтобы тот, кого он считал своим братом, разбил вдребезги ее уверенность в себе.
— На следующее утро Дайэн принес письмо. Он прижал меня к стене своим телом… — она замолчала, тяжело сглотнула, прежде чем продолжить. — Он предложил научить меня, как доставлять тебе удовольствие.
Ярость съедала его душу, и Табер знал, что если бы Дайэн не был мертв, то он убил бы его лично за то, что тот посмел прикоснуться Рони, посмел причинить ей боль. Он хорошо помнил чувства и желания, озаряющие ее лицо, когда она смотрела на него все эти месяцы назад.
Это письмо и нападение Дайэна чуть было не разрушили ее душу.
Табер протянул руку, не в силах больше сдерживать свою потребность прикоснуться к Рони. Боже, он нуждался в ней, как в воздухе для дыхания. Или хуже. Его пальцы гладили ее шелковистую щеку, большой палец ласкал ее губы. У нее были самые мягкие губы в мире, а свет ее счастливых глаз всегда освещал его душу. И видя боль в ее глазах, Табер чувствовал, как его самого режут на куски острым ножом.
— Клянусь, я бы отдал свою жизнь, чтобы быть с тобой в ту ночь, — поклялся он, зная, что это абсолютная правда. — Но наемники Совета тогда уже выследили и преследовали Кэллана. Я не хотел, чтобы ты увидела мою ярость. Я выплеснул свою злость на них. Я должен был прийти к тебе.
Потом он это понял. Но тогда он боролся с собой изо всех сил, чтобы не вернуться.
— Я должен был бороться за то, что принадлежит мне.
Слеза скатилась по ее щеке.
— Я любила тебя, — прошептала Рони, разбивая его сердце болью, звучащей в ее голосе. — Я все еще люблю тебя, но я не довольна тобой, Табер.
Его рука опустилась и Табер удивленно нахмурился, когда она отошла прочь.
— Я не знал, что ты не писала это письмо, Рони, — повторил он.
— Да я не о том, — огрызнулась она и бросила скомканный бумажный лист в угол комнаты. — Я виновата не меньше тебя, что позволила этой сволочи Дайэну обмануть нас. — Рони повернулась к нему спиной, гнев постепенно возвращался. — Я не забыла свой первоначальный вопрос, не думай. Хорошо, мы были обмануты. Мы справимся с этим. Но у нас есть и другие проблемы, Табер. Я спрошу тебя еще раз. Что происходит с твоим членом, когда ты кончаешь? И я хочу знать сейчас.
К счастью — и Табер сам удивился своему облегчению — в этот момент взревела сигнализация.
— Одевайся. — Он быстро взял ее на руки, игнорируя вздох удивления, и отнес в гардеробную.
— Что это за хрень? — завопила она в этом гуле сирен.
Табер швырнул Рони одежду и сам с молниеносной быстротой влез в джинсы и футболку. Они быстро обулись в кожаные кроссовки и вылетели из комнаты.
Табер обеспокоенно покосился на револьвер, который Рони, настояв, все же взяла с собой. Если честно, он бы не осудил ее и даже не удивился бы, если бы она направила оружие в его сторону. Табер чертовски хорошо знал, что Рони отличный стрелок.
