В общем, к началу Волчьей стражи мы, стоя по ноздри в воде метрах в десяти от берега, наконец решили, что лучшего момента нам не представится: очередной патруль, пройдя вдоль всех часовых, стоящих по периметру лагеря, направился на смену; костры, разожженные вечером, порядком прогорели, а часовые, маявшиеся бездельем, все чаще и чаще пытались вывихнуть себе челюсть от зевоты… Медленно-медленно, практически стелясь над прибрежной травой, сначала я, а потом Учитель, мы добрались до ближайшей к берегу палатки и замерли, прижавшись к ее стенке. Вроде бы все было спокойно… Дождавшись условного знака Мериона, я в одно мгновение оказался рядом со следующей палаткой, но тут госпожа Удача показала нам свой переменчивый нрав: полог соседней с дедовской палатки вдруг откинулся, и оттуда выбрался сонный, но вооруженный монах. Вытаращенные от удивления глаза мгновенно сменила гримаса боли – метательный нож Учителя оборвал зарождающийся крик, пробив горло, но топор, выпавший из ослабевших пальцев бедняги, грохнулся прямо на чей-то валяющийся нагрудник! А потом на землю глухо упало тело, в палатке кто-то проснулся, потом вскрикнул, и тут наш план пошел наперекосяк! А через несколько мгновений боевая машина Ордена Алого Топора показала нам свою силу: раздался звук сигнального рожка, и лагерь ощетинился топорами…
Уйти удалось разве что чудом: то небольшое расстояние, на которое мы успели отойти от воды, пришлось преодолевать, буквально прорубаясь сквозь строй монахов. Каждый шаг давался с безумным трудом, а каждая потерянная секунда увеличивала количество врагов чуть ли не вдвое. Если бы не Дед, то одного меня зарубили бы за десяток ударов сердца! А так, спиной к спине, ощетинившись четырьмя мечами, мы кое-как продавили беснующихся орденцев до озера и, улучив момент, скользнули в теплую воду. А через миг вода закипела от стрел подоспевших лучников, слава Создателю, недостаточно удачливых и метких…
На рассвете, мокрые и злые, мы сидели на холме в получасе ходьбы от лагеря и наблюдали, как снявшийся со стоянки караван медленно втягивается в Ущелье Ветров… А потом над караваном взвились почтовые голуби, и Мерион помрачнел еще больше… Как оказалось, не зря: еще через два дня преследования караван пополнился еще одним подразделением – Черной сотней: отряд монахов в черных сутанах, восседающих на черных кобылах, встретил обоз на одном из горных перевалов и тут же разделился надвое. Меньшая часть отряда влилась в ряды дозорных, а большая спешилась, разобравшись на пятерки, рассыпалась по зарослям кривых невысоких деревьев, покрывающих пологие склоны ущелья, и, методично проверяя каждый подозрительный кустик, двинулась против движения каравана…
…Выносливые, великолепно подготовленные к любым неожиданностям монахи гнали нас по горам уже четвертый день, не давая ни секунды передышки! Ни одна попытка опередить их хотя бы на половину стражи, чтобы хоть как-то запутать следы и оторваться, ни к чему не привела: великолепные воины и следопыты быстро находили следы даже на голом камне, и нам оставалось только бежать… Кипевшая в моей душе злость давно сменилась отчаянием: по моим подсчетам, караван с Беатой уже должен был подойти к портовому Эразму, откуда до Империи Алого Топора было шесть дней морем – то есть шансов отбить сестру у меня не осталось. А Учитель понемногу начал сдавать: сказывался возраст и так и не зажившие толком раны, полученные в битве на Последней Тропе… В общем, с каждым часом погони наше положение все больше ухудшалось… Нельзя сказать, что я не пытался что-нибудь сделать: каждое подходящее для засады место я использовал на полную катушку, и в первые два дня погони по одному зарубил семерых монахов и еще троих серьезно ранил. Но особенного результата эта тактика не принесла: пятерки объединились и превратились в десятки, и теперь любая атака на них становилась самоубийственной… В общем, оставалось только бежать… А сил на это оставалось все меньше и меньше…
Но на пятый день ситуация немного изменилась: после очередного заснеженного перевала, пройденного на одной силе воли, Наставник вдруг встрепенулся, и в его походке я почувствовал былую легкость.
– Сынок! Потерпи еще денек, ладно? Если я не ошибаюсь, то мы оказались недалеко от Перевала Темного Эха! Я тут был лет эдак двадцать назад… Если доберемся до Хранителя, то он нам, наверное, поможет! Нам туда! – Он протянул руку в сторону восходящего солнца и запрыгал по камням вниз…
Глава 27
В понедельник у меня испортилось настроение – после лекций я решила заехать домой за вещами, так как носить целую неделю одни и те же джинсы мне порядком надоело. А кроме них, двух кофточек и белья, прихватить из дома в прошлый раз я ничего не догадалась. Олежка, посмотрев на часы, решил, что ехать на метро будет быстрее. В общем, добрались до дому мы довольно быстро, хотя и без особого комфорта: подземка, как всегда, «радовала» спящими в вагонах бомжами, теми, «кто не местный», безумными толпами в переходах между линиями и тому подобными удовольствиями. Но к шести вечера его вызвали на работу, и парень немного торопился.
Добравшись до дому, я открыла дверь и, вдохнув спертый, пропитанный парами алкоголя воздух, поморщилась: если бы не воспоминания о тех ментах, я бы попросила Олега подождать меня внизу. Но у меня слегка дрожали коленки, и поэтому я переборола свое стеснение и стыд за маму и отчима.
Обувь я снимать не стала – судя по всему, полы в квартире после меня еще не мыли. Осколки разбитой при разборках с «гостями» вазы так и валялись в коридоре, а свернутая кем-то вешалка все еще болталась на одном гвозде… Покраснев, я быстренько проскочила в свою комнату и ошарашенно замерла на пороге: такого бардака я за свою жизнь еще не видала – все мои вещи валялись на полу! Мало того, их, судя по следам, кто-то яростно топтал! А когда я подняла мое выпускное платье, то почувствовала, что по моим щекам потекли слезы: оно было изрезано ножницами! Почувствовав, что мне не хватает сил, я села на стул и горько разрыдалась…
Олег, положив руку мне на плечо, пытался меня успокоить, но не тут-то было: все мои шмотки, которых у меня и без того было всего ничего, оказались безнадежно испорчены…
– Я что-то не пойму! – вдруг рявкнул Олежка. – Кто это сделал? Менты должны быть в больницах…
– Какие, к чертовой матери, менты! – взвилась я. – Мои это! Мамаша и ее хахаль! Чтобы им этой проклятой водкой захлебнуться, прости меня, господи! Видишь? – Я протянула ему подобранную с пола половинку лифчика. – Какой мент догадается порвать мое белье?
Тут в большой комнате раздался шорох, потом громкий мат, и за спиной Олега возникла опухшая рожа Семеныча:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});