Сталин считал, что имеет полное право на недовольство. Его не убедили описанные трудности, раздражала осторожность союзников в вопросах, связанных с возможными огромными людскими потерями. Поэтому в ответном послании Сталин резко бросил, что считает союзников в известном смысле ответственными за то, что, в то время как их усилия в Северной Африке застыли на мертвой точке, немцы перебросили тридцать шесть дивизий, в том числе шесть танковых, на советский фронт. С его точки зрения, вторжение на Сицилию нельзя было рассматривать в качестве замены второго фронта. Затем, напомнив о том, что можно было высадиться во Франции в 1942-м или, на крайний случай, не позднее 1943 года. Сталин подвел итог: «Я понимаю, что много проблем возникает из-за нехватки транспортных средств… однако я считаю нужным со всей настойчивостью предупредить, с точки зрения интересов нашего общего дела, о серьезной опасности дальнейшего промедления с открытием второго фронта во Франции. Поэтому неопределенность Ваших заявлений относительно открытия второго фронта во Франции вызывает у меня тревогу, о которой я не могу умолчать».
Трудно сказать, что имел в виду Сталин. Может, он просто предупреждал, что если советской армии не будет оказано поддержки во время летней кампании, то она может отступить перед немцами? А если это произойдет, то немцы, вероятно, смогут перебросить дополнительные силы на запад для оказания сопротивления вторжению на континент, в то время как советская армия будет слишком ослаблена для того, чтобы перейти в наступление? Или Сталин полагал, что советское правительство будет вынуждено заключить перемирие с Германией?
Вероятно, это был наиболее удачный момент, чтобы обратить внимание на следующее: на протяжении всего того времени, что Сталин выражал недовольство задержкой вторжения на Европейский континент, он отклонял многократные просьбы американцев о сотрудничестве в войне с Японией. По совету Объединенного штаба Рузвельт снова и снова пытался добиться, чтобы Сталин, по крайней мере, согласился начать предварительные переговоры относительно совместных действий на дальневосточных военных театрах. Эти обращения к Сталину основывались на соображении, что Япония может напасть на Сибирь. Можно с уверенностью рассматривать эти действия как попытку спровоцировать Японию к нападению. Одним словом, американцы пытались убедить русских в необходимости рискнуть и сражаться на втором фронте – на Дальнем Востоке. Свои отказы Сталин мотивировал тем, что в Европе сложилось слишком тяжелое положение для его вооруженных сил. Американцы понимали трудности России, но были весьма разочарованы осмотрительностью Сталина.
В конце марта появилось еще одно неприятное для Сталина известие. В принятом в Касабланке решении говорилось: «Для оказания помощи советской армии следует осуществлять максимально возможный объем поставок». Сталину объяснили: «Мы будем изо всех сил стараться направить вам материальную помощь при каждом удобном случае».
Даже при усиленном конвое немецкие самолеты и подводные лодки представляли серьезную опасность на северных маршрутах. К тому же немцы сосредоточили в Нарвике мощный надводный флот. Британия не обеспечивала серьезной охраны конвоев, а американский военно-морской флот отказался передать Британии эскадренные миноносцы. Казалось нелепым посылать следующую группу торговых судов северным путем без необходимой защиты, подвергая ненужному риску британский военный флот. Вызывали беспокойство и возможные большие потери торгового флота; Британия сама испытывала недостаток в продовольствии и сырье; предполагаемое нападение на Сицилию и дальнейшие действия в Тихом океане требовали больше кораблей, чем было построено.
Поэтому Черчилль и его военные советники пришли к неутешительному выводу, что придется опять до сентября приостановить северные конвои. Премьер-министр сообщил это президенту 19 марта, во время пребывания Идена в Вашингтоне. Всего за четыре дня до этого они оба получили от Сталина послание, содержащее обвинения в связи с отсрочкой форсирования Ла-Манша. Рузвельт согласился с решением относительно мартовского конвоя, но 20 марта предложил Черчиллю немного подождать, прежде чем сообщать об этом Сталину; ему казалось, что будет разумнее несколько переждать, а уж потом принимать решение относительно следующих конвоев.
Черчилль выждал десять дней, а затем, 30 марта, дружески разъяснил Сталину, с приведением доводов, решение относительно мартовского конвоя. Черчилль заверил в резком увеличении транспортных поставок по южному маршруту и через Тихий океан. Сталин отправил мрачный, но вежливый ответ, подчеркнув, что это решение, несомненно, причинит вред советской армии. Не изменив принятого решения, в ответном послании Черчилль тем не менее отдал должное военным усилиям России. «Я глубоко осознаю гигантское бремя, обрушившееся на русскую армию, и ее непревзойденный вклад в общее дело».
К концу месяца удары, наносимые Америкой и Британией, стали приносить реальные плоды. Британские ночные бомбардировки Рура вызывали колоссальный ущерб, а после отработки определенной системы и дневные бомбардировки американцев стали более эффективными. Наметился серьезный прогресс в действиях на востоке и западе Туниса; войска Монтгомери смяли всю линию морской обороны, и армия под командованием генерала Паттона начала успешное продвижение вперед. Суда, осуществляющие поставки оборудования и людей для армии Роммеля, подвергались серьезным бомбардировкам с воздуха и торпедным атакам. Трудно было предположить, что в этих условиях Гитлер будет по-прежнему расходовать усилия в попытке удержать часть Туниса и бои будут продолжаться вплоть до мая. Короче, появилась надежда на то, что Запад вскоре сможет провести широкомасштабную операцию, которая облегчит положение России. Возможно, принимая в расчет эти соображения и то, как достойно это было преподнесено ему Черчиллем и Рузвельтом, Сталин так спокойно отреагировал на сообщение о северных конвоях. Он отправил послания, в которых поздравлял союзников и выражал восхищение их действиями в Тунисе и воздушными атаками Германии. Он поблагодарил Черчилля за фильм «Победа в пустыне», снятый во время проведения операции на западном побережье Средиземного моря; ему понравилось, что в фильме прекрасно показано, как Англия ведет бои.
По непонятным для западных союзников причинам отношение Сталина к ним резко изменилось. После мрачных переговоров в марте давление из Москвы все больше ослабевало, вплоть до тех пор, пока Сталин окончательно не осознал, что форсирования Канала в 1943 году не будет.
Первый пересмотр военных целей: Иден в Вашингтоне; март 1943 года
Американское правительство было склонно отложить обсуждение политических вопросов до разгрома государств Оси. Америке хотелось сохранить войска в неприкосновенности, но это было невозможно. Американцы медленно ползли вперед, в то время как было заключено англо-советское соглашение о сотрудничестве, вскоре после которого союзнические войска высадились в Северной Африке. Фактически всякий раз, когда британские и советские дипломаты рассматривали любой участок Европейского континента, расположенного между ними, американцы обращали на это серьезное внимание. И как только начиналось планирование операций в Тихом океане и на Дальнем Востоке, американцы тоже появлялись на горизонте.
Итак, американское правительство было вынуждено приступить к обсуждению этих вопросов раньше, чем им хотелось. Самая страшная военная угроза миновала, и британское правительство приготовилось заглянуть в будущее. Англичане рассчитывали делать это вместе с американским правительством, поскольку для принятия основного решения требовалось согласие американцев. Поэтому в марте Иден отправился в Вашингтон.
Размышляя о переговорах Идена с официальными кругами Америки, следует иметь в виду, что в это время Рузвельт и Черчилль обдумывали, каким образом следует поступить с Советским Союзом после окончания войны. Рузвельт не желал, чтобы это мнение или навязанное русскими или теми, кто думал иначе, как-то повлияло на него. Это был один из тех периодов, когда Черчилль радужно воспринимал будущие взаимоотношения с Советским Союзом. К примеру, несколькими неделями раньше он открыто признавался в этом в разговоре с президентом Турции, добиваясь вступления Турции в войну. Черчилль преуменьшал опасность возможных действий со стороны Советского Союза в конце войны, говоря, что виделся с Молотовым и Сталиным и у него создалось впечатление, что «…они оба хотят мирного и дружеского сотрудничества с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами». Он подчеркивал, что хотя и не может заглянуть на двадцать лет вперед, однако Британия заключила с Советским Союзом договор сроком на двадцать лет.
