К ней подошел Джон Дагдейл.
— Вам чем-нибудь помочь, миссис Нортон?
Она подняла голову:
— Нет, нет, спасибо. Только прошу вас, не называйте меня больше так. Мне неприятно даже звучание этого имени. Мне все это кажется чудовищным… такой ценой получать свободу… в этом есть бессмысленная и бесчеловечная жестокость… это так унизительно…
Молодой адвокат вспыхнул и закусил губу.
— Совершенно с вами согласен. Я всегда считал, что развод в суде гибельно сказывается на женщинах вашего склада. Простите, но я не могу избавить вас от этого.
Она усмехнулась и решительно поставила свою подпись на документе.
— Вот, прошу! Я признаю свое преступление. Отдайте бумагу этому гнусному человеку в котелке, я не хочу его больше видеть.
— О, вы его больше не увидите, в этом нет необходимости, — грустно заверил Дагдейл.
Люсия смахнула слезы с глаз, закурила, потом предложила молодому адвокату посидеть в ресторане отеля. Он отказался — ему надо было немедленно возвращаться в Лондон и заодно отвезти мистера Смита. Джон заверил ее, что теперь дело пойдет без проволочек. Если им повезет, оно будет передано в суд еще до Рождества.
— Как только постановление о разводе вступит в силу, вы сразу почувствуете себя спокойнее.
Люсия глубоко вздохнула:
— Наверное, самое худшее — то, что приходится так долго ждать. Жаль, что, когда два любящих человека хотят соединиться, это нельзя сделать более прилично и без такой огласки.
— Согласен, — кивнул Джон. — Но, боюсь, мы еще не дошли до реформы законодательства в этой области. Понимаете, люди старшего поколения, такие, как мой отец, считают, что развод и не должен быть легким делом. Поэтому время между вынесением судом постановления о разводе и вступлением его в силу предусмотрено для того, чтобы дать возможность мужу и жене одуматься и восстановить отношения.
— А что, бывали такие случаи — что люди мирились уже после постановления о разводе?
— Бывали, но, признаться, не часто.
— Со мной этого точно не будет. Я лучше умру, чем вернусь к мужу, — заявила Люсия. — Лучше пройти через все эти унизительные процедуры, чем снова стать женой Гая Нортона. Хотя я ужасно скучаю по детям.
— Вам будет разрешено с ними общаться, не сомневаюсь.
— Общаться! — с горечью воскликнула Люсия. — Вот, еще одна жестокость закона! Как это возможно, чтобы женщина, которая в течение пятнадцати лет была преданной матерью, вдруг стала отверженной? У нее отнимают детей только потому, что она, будучи несчастлива с мужем, отважилась оставить его! Почему ей разрешают только «общаться» с собственными детьми, хотя на самом деле она имеет на них гораздо больше прав, чем их отец? Я чуть не умерла — два раза, когда рожала дочерей. Я сделала для них неизмеримо больше, чем Гай. Неужели из-за того, что я ушла к мужчине, которого по-настоящему люблю, опека над детьми будет поручена такому человеку, как Гай Нортон, а мне дано лишь право «общаться» с девочками… и то с его разрешения?
Юный Дагдейл не знал, куда деваться от этих вопросов. В глубине души он был согласен с каждым словом Люсии. Законодательство о разводе всегда казалось ему не слишком справедливым, и больно было видеть, как эта красивая молодая женщина, которую он знал много лет и которой восхищался, подвергается такому унижению, как ей отказывают в ее исконных материнских правах.
— Надеюсь, мистер Нортон позволит вам часто видеться с детьми, — пробормотал он.
Люсия невесело рассмеялась:
— О, вы не знаете Гая! Он сделает все, чтобы не дать нам встречаться — просто из вредности.
— Но он же порядочный человек, и…
Она не дала ему договорить:
— В каком-то смысле его нельзя считать порядочным человеком, поэтому я от него и ушла. И все, чего я теперь прошу, — чтобы вы передали Гаю через его адвокатов мою просьбу. Я умоляю его пойти хоть на небольшие уступки в том, что касается детей. Я прошу об этом не только ради себя, но и ради девочек.
— Я сделаю все, что в моих силах, — пылко пообещал Джон.
Люсия вышла из отеля, даже не взглянув в сторону маленького человечка в котелке, с масляной улыбкой на жирных губах.
Никогда еще ее так не оскорбляли, как сейчас, вынудив подписать этот документ.
Она выпила чаю в кафе Тентердена, погруженная в свои мысли, отнюдь не веселые, хотя сегодня в два часа ее ждало радостное событие — по субботам Чарльз приезжал с работы рано, — и вернулась в «Тенбридж-Армс».
Обитая дубом столовая гостиницы была пуста. Хозяева обычно садились за стол за полчаса до основного наплыва посетителей, и Люсия вошла как раз, когда они доедали десерт.
Джоан Виллет поймала взгляд Люсии, когда та проходила мимо их столика, и спросила:
— Как насчет партии в теннис, миссис Грин? Помните, мы собирались сразиться? Можем сыграть парами — мы с Питером и вы с мужем. Надеюсь, мы сможем освободиться где-то около трех, на часок-другой, до открытия бара.
— О, отличная мысль, — откликнулась Люсия.
Она очень любила теннис и неплохо играла, а Чарльз был настоящим мастером. Только ее ракетки остались в Марлоу. Она специально не стала их забирать — пусть Барбара тренируется. К счастью, лишняя нашлась у миссис Виллет. «Да, поиграть в теннис было бы неплохо, — еще раз подумала Люсия, — это разгонит тоску».
Сев за столик, который обычно занимали они с Чарльзом, она с легкой завистью покосилась на Джоан Виллет. Вот у нее в жизни нет никаких проблем. В свои двадцать девять она счастливая жена человека лет на пять или шесть старше ее, которого очень любит. Детей у них нет. Они живут друг для друга. К тому времени, как Питер Виллет вышел в отставку — раньше он служил на флоте, — у него скопилось достаточно денег, чтобы купить эту гостиницу. И теперь все их интересы в жизни были сосредоточены здесь — и друг в друге.
Люсия задумалась о том, будет ли у нее когда-нибудь такая жизнь, где все ровно, гладко, никаких сложностей. Даже если они с Чарльзом поженятся, все равно остаются дети… да и память о годах, проведенных с Гаем, никогда не сотрется из ее сердца.
Джоан перегнулась через столик и прошептала на ухо мужу:
— Питер, мне кажется, миссис Грин неважно выглядит. Когда она вошла, я сразу подумала, что с ней что-то стряслось — такой у нее был убитый вид.
— Не знаю, не заметил, — бодро отозвался лейтенант Виллет.
— Ты никогда ничего не замечаешь, — фыркнула жена.
— Нет, я все замечаю. Вот у тебя на левой щеке пятно.
— Нахал! — засмеялась она и поспешно смахнула со щеки капельку соуса.
Лейтенант усмехнулся:
— Не волнуйся, милая, ты мне и такая нравишься.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
