Эти скалы не строго перпендикулярны; они нависают, поскольку камень вверху оказался тверже тех минералов, которые он прикрывает; ветер, дождь и мороз оказали свое разрушающее воздействие на мел, и поэтому скалы образовали собой некое подобие естественных крыш. Эти созданные самой природой укрытия использовались человеком с самых давних пор, когда в долины пришли первые их обитатели, использовались постоянно, вплоть до сегодняшних дней. Крестьяне используют эти естественные крыши для построения нехитрых домов; они возводят недостающие стены вдобавок к тем, которые уже созданы для них скалами, земля служит им полом. В случае необходимости они вырубают себе в меловых скалах дополнительно комнаты, а в земле роют подвалы и погреба.
Мусор, остающийся от жизнедеятельности поколений, наслаивается пластами, один на другой, подобно страницам в книге, в строгой последовательности. Если бы мы могли сдвигать эти пласты, то могли бы прочесть историю поселения, начиная с сегодняшнего дня и, по мере продвижения вниз, вплоть до времен первобытных людей. Даже сегодня, во время обеда, крестьянин бросает кости на земляной пол; он не станет собирать черепки разбившейся посуды или нагибаться за упавшим су; все это благополучно втаптывается в землю, чтобы сформировать еще один, очередной, культурный слой.
Когда здесь поселился первый человек, климат в этих местах значительно отличался от того, который мы имеем сейчас. Мамонты или шерстистые слоны, гиены, пещерные медведи и олени водились в изобилии. Голые дикари, орудуя кремневыми инструментами, стали вырубать в скалах первые жилища. Они еще не знали металлов, не умели изготовлять керамику. Они охотились и питались олениной; у них не было собак, волов, овец. А затем надвинулся ледник, покрывший центр Франции и проникнувший вниз по Везеру до долин неподалеку от Бриве.
Когда пришли в упадок первые поселения, мы не знаем. Олени откочевали на север, гиены - в Африку, бывшую тогда единой с Европой. Мамонты вымерли.
Прошли века, пришли другие люди, стоявшие на более высокой ступени развития, которые уже использовали кремневые орудия труда и кремневое оружие; они поселились в заброшенных, вырубленных в скалах, жилищах. Они обустраивали их в иной манере, используя полированный кремень вместо зазубренного. Они овладели гончарным искусством. Они выращивали лен и ткали полотно. У них были домашние животные, они приручили собак. Их кремневые орудия труда, благодаря невероятным усилиям и настойчивости, стали в какой-то мере произведениями искусства.
Затем наступил Бронзовый век; впервые металл этот прибыл сюда с Востока, затем его в большом количестве стали производить в бассейне реки По. Следующими сюда пришли галлы, с железными орудиями. Покоренные впоследствии римлянами и вошедшими в состав римской Галлии, а римляне, в свою очередь, пали под ударами полчищ готов и франков. История не стояла на месте.
Минуло средневековье, наступило нынешнее время, и теперь местные обитатели живут поверх накоплений всех эпох и этапов развития цивилизации. Ни в одной другой части Франции, а может быть и во всей Европе, история развития человека не проглядывается так ясно, как здесь, тем, кто способен ее прочитать; и когда, где-то в середине прошлого века, этот факт стал общепризнанным, сюда потянулись любители старины, от дилетантов до истинных ученых.
Несколько лет назад посетил этот замечательный регион и я, с целью его возможно более подробного изучения. Со мной имелись рекомендательные письма от руководства Музея Национальных древностей в Сен-Жермене, что в значительной степени помогло избавиться от назойливого внимания чрезмерно подозрительных жандармов и невежественных (в вопросах истории) местных властей.
Под одной из нависающих скал располагался кабачок, или таверна, имевшая в качестве знака того, что здесь продают вино, высохший куст над дверью.
Это место показалось мне наиболее подходящим для моих исследований. Я заключил соглашение с хозяином, что могу проводить раскопки, при условии, что это не повредит и не обрушит стены. Я нанял шесть рабочих, и они начали пробивать шурф под таверной, в напластованиях мусора.
Верхние пласты меня почти не интересовали. Я ставил своей целью исследовать и определить по возможности более точно промежуток времени, прошедший между поселением здесь охотников на оленей и следующими за ними людьми, использовавшими полированные каменные орудия и имевшими домашних животных.
И хотя, на первый взгляд, может показаться, будто оба народа были дикими, и оба жили в каменном веке, однако, вне всякого сомнения, когда люди научились искусству ткачества, керамики, приручили собаку, лошадь и корову - это был огромный шаг вперед. И этот новый народ, из простого дикого состояния доисторических охотников, стал скотоводческим и, до какой-то степени, земледельческим.
Конечно, данных для определения длительности интересовавшего меня периода было недостаточно, но я мог сделать вывод о том, насколько она была велика, по величине слоя, не содержавшего в себе следов присутствия человека; в это время окрестности покрывал ледник.
Имея в виду эти рассуждения, я вел штольню сквозь напластования мусора наклонно, забираясь под таверну, и случайно оказался на уровне жилищ бронзового века. Нельзя сказать, чтобы мы нашли изделия из бронзы, - мы обнаружили всего лишь одну-единственную застежку, - зато здесь были фрагменты керамики, стропила и гвозди, а также фрагменты одежды, украшенные орнаментом, свойственным людям данной эпохи.
Нанятые мною рабочие трудились в течение приблизительно недели, прежде чем нам удалось достичь поверхности скалы. Работа оказалась сложнее, чем я ожидал. С потолка свалилось несколько камней, так что выбор у нас оказался невелик: либо прорубать обходную штольню, либо идти, что называется, напролом. Почва здесь оказалась любопытного кофейного цвета, и содержала монеты времен взятия Бастилии, а также некоторые фрагменты керамики периода позднейших римских императоров. Понятно, что мы нашли их почти на поверхности, не зарываясь вглубь.
Как только показалась поверхность скалы, я не стал прорубать горизонтальный туннель, а повел галерею вниз под наклоном, имея скалу справа в качестве стены, в надежде достичь самых нижних слоев.
Наклонная галерея обладала еще и тем преимуществом, что не нужно было опускаться под землю посредством корзины и шкива, и это значительно облегчало, по крайней мере для меня, производство дальнейших работ.
Штольня, проделанная нами, была неширокой и довольно извилистой. Когда мы начали дальнейший спуск, я отрядил двух рабочих расширить ее так, чтобы можно было использовать тачки. Я отдал строжайшее распоряжение, чтобы весь материал самым аккуратным образом доставлялся наверх для исследования. Я не собирался спускаться слишком быстро; мне нужна была крайняя скрупулезность и осторожность по мере прохождения самых нижних слоев.
Таким образом мы прошли слои, относившиеся к бронзовому веку и поселениям людей, обладавших орудиями из полированного кремня, затем через многие футы земли без каких-либо признаков поселений, пока, наконец, не оказались на уровне древних охотников на оленей.
Чтобы понять процесс образования пластов, и на какой глубине они располагались, следует сказать, что эти первые поселенцы строили свои очаги на голой земле, пировали вокруг них, бросали кости в золу, здесь же валялись сломанные и вышедшие из употребления орудия, - и так до тех пор, пока мусора не становилось слишком много. После этого они засыпали свой очаг (и мусор) слоем земли, и строили новый поверх старого. Таким образом процесс шел из поколения в поколение.
Что же касается научного анализа полученных мною результатов, тут я отсылаю читателя к соответствующим журналам и материалам ученых обществ. Здесь я рассказывать о них не намерен.
На девятый день после того, как мы уперлись в скалу, наша штольня значительно углубилась, и в ней обнаружились человеческие кости. Я немедленно принял все необходимые меры предосторожности, чтобы они не были повреждены. Земля с них была удалена самым тщательным образом, и спустя полдня перед нами оказался идеально сохранившийся скелет взрослого человека. Он лежал на спине, его череп упирался в меловую скалу. Это не было захоронением. Если бы это было захоронение, то он был бы помещен в могилу в сидячем положении, с подбородком, уткнутым в колени.