А было только то, что было:
И город, полный кутерьмы,
И пригородов сонных бредни,
И монотонность той зимы,
Что оказалась не последней,
И как обломки медных ламп,
Как новонайденная Мекка,
Был тот четырёхстопный ямб,
Не устаревший за три века.
12 марта 2000
241.
СЕН-ГЕНОЛЕ
"Пен-ар-бед" (по-бретонски)
и "Финистер" (по-французски) —
это "конец земли".
Сейнеры, белые домики, синие ставни,
Гранитный маяк Сен-Геноле торчит из камней,
"Пен-ар-бед!" — чайки выкрикивают своенравно,
"Стой! — чайки предупреждают — Здесь — конец!"
Врут они, птицы морские. Не кончено это:
Врут, как горизонта растянутая дуга…
Знаю: за ней — чуть постаревшего Нового Света
Низкие и кленовые берега.
Там тоже белые домики (но не синие, а чёрные ставни),
И, повторяю, — от клёнов рыжие берега
В воду Атлантики серой уходят плавно,
Листва лихорадочной осени — янтарная курага.
И если ручную бурю выпустить из стакана —
Клёны, облетая, правдиво расскажут тебе про то,
Что вот там, за горизонтом, по ту сторону океана…
Но чайки и здесь предупреждают: "дальше — ничто!"
Врут они, птицы: где-то посреди — ещё Атлантида,
А за ней на скалистой, песчаной, серой земле,
За кормой отплывшего сейнера исчезает из вида
Угол Атлантики и Бискайи — Сен-Геноле.
Май 2004 г., Бретань
242.
Небо снизилось. Небо — немо.
Но упорно и незаметно
Отделяет землю от неба
Бесконечный язык ветра.
Только он один-то и может
Тут хозяйничать, растекаясь,
Потому что края моря —
Мир, оставленный без вертикалей:
Ни ствола, ни куста — плоско.
Что ж удержит сию чашу?
Потому-то здесь так просто
Небо наземь ложится часто.
И могло бы лежать вечно
Надо всеми грехами земными,
Только длинный язык ветра
Простирается между ними.
Каждый камень кипит как чайник,
Пар ползёт в облака немо,
Подпирая и крылья чаек,
И всё то, что осталось от неба:
Что-то тяжкое, в синих дырах,
(Устарела дождя ересь),
И когда б не столбы менгиров,
Раздавило б оно вереск!
Гомонят бакланы, кроншнепы,
Их вдоль пены небо качает,
И когда б не скалы-кронштейны,
Раздавило б оно чаек!
А сейчас и чаек разгонит:
Их возня всё глуше и глуше,
И когда б не пружины прибоя,
Раздавило б оно душу…
Май 2004. Бретань
243.
ЛЮБОВНИКИ И БРОДЯГА У НАСТОЯЩЕГО МОРЯ
Из Сильвии Плат
…И навечно холодное воображенье
Заколачивает летнее бунгало,
И в песочных часах время без движенья:
Каникулы кончились, и пейзажи заколо-
чены тоже. Мысли, в прибое вольном
Следившие за зеленью русалочьих волос,
Как летучие мыши спрятались недовольно
На чердаке черепа. И не довелось
Стать нам теми, какими стать могли бы.
Никуда не деться от "здесь и сейчас",
Белые киты и радужные рыбы
Вместе с океаном покинули нас.
Только бродяга, одинокий и серый,
Среди ракушек стараясь на корточки сесть,
Тычет своей палкой в осколки Венеры,
А чайки над ним — как узловатая сеть.
Обломок кости, голый и гладкий,
Ухмыляется, как только схлынет волна,
И хоть разум работает, и всё в порядке —
Нам-то что остаётся? Песчинка одна —
Не жемчужина…
Повседневное, взаправдашнее солнце
Встанет, сядет… Да и вода — как вода.
Человечка на луне больше не найдётся.
Всё — как всегда, как всегда, как всегда…
244.
ВЕТЕР
Если б небу — где хочешь (но не в этой пустыне),
Наземь вздумалось бы соскользнуть, скатиться,
Удержали б его на верхушках лесные
Атланты, колонны, кариатиды.
А на плоском — ветрам не забьёшь кляпа.
И не цапля плачет, не чайка стонет,
И не скалы торчат из воды, — шляпы
Рыбаков, утонувших стоя.
И не камень кипит — сатанинский чайник,
Хочет паром крыло обварить чайке,
Водяные, накрывшись волн плащами,
По сигналу ветра сбиваются в шайки.
Набегают на мыс с быстротой коня,
Огибая скалу и взлетая ввысь,
Стелют белые бороды по камням,
Потому что это — последний мыс.
Сквозь бегущие тучи солнце — блюдце.
Но они и его разобьют наконец,
Оторвётся небо — камни в пену сорвутся,
И с земли сдует белый крахмальный
Бретонский чепец.
2004 г., Бретань.
245.
ОДА-БАЛЛАДА
(о том, "как делать стихи")
Не пишется. Не спится.
Бессонница — как страж…
На чём остановиться?
История? Пейзаж?
И где, какая птица
Рифмуется, кружится,
И стих впадает в раж?
А рифмы — как из крана
(видны, стены, штаны…)
Толпятся, как бараны:
(вруны, годны, полны…),
Ну, выверну карманы —
Слоны, бледны… Блины!!!
У кромки океана —
Бретонские блины!
На вересковой круче,
Над морем, прямо тут,
В толпе ветров колючих
Девчонки их пекут.
А ну-ка, глянь на солнце
И заслонись блином,
Сквозь блин предстанет солнце
Канатным плясуном!
Набег ассоциаций —
Размашистым пучком…
Не дай им разбегаться
И оглядись кругом:
Вон, тучка, что так хмуро,
Так медленно прошла, -
Да, это тень Артура
У Круглого стола!
А стол стоит над сопкой
С прибрежной стороны,
На нём горячей стопкой
Возвысились блины!
Внизу же — ни травинки…
(Ах, в мире всё — песок!)
Глотни-ка, по старинке,
Поджаристый кусок!
Вдали — залива глотка
Скалиста и черна,
Закат — как сковородка
Для нового блина:
Нальют в неё тумана —
И вновь вознесены
Над пеной океана,
Белесой, как сметана,
У края океана —
Бретонские блины!
Июнь 2004 г.
246.
ПАРИЖ В 1973 ГОДУ…
Так от прочего мира мы прочно в России были отрезаны,
Что все, уехавшие хоть до первой войны,
Хоть в семнадцатом, хоть в сороковых,
Существовали для нас где-то в истории,
Персонажами времён совершенно иных…
А когда я встретился с некоторыми из них,
Казалось — не только Одоевцева, Бахрах или Анненков, но
И те, кто исчезли давным-давно,
Ни в каком прошлом вовсе не пребывали,
И вот теперь, на парижском бульваре,
Даже разговаривать с ними дано!
Следы Серебряного века мимо скользили…
В былом растворялись? Пожалуй — нет!
Ведь было не совсем понятно:
это и вправду Париж, или
Притворяющийся Парижем Тот Свет?..
2005 г.
247.
ОБНАЖЁННАЯ В ЗОЛОТИСТЫХ ТОНАХ
(портрет)
И. Ш.
Где в море душу вливая,
Опять дрожит река,
Осоку раздвигая —
Оливковая рука…
Валькирия тяжёлая
Звенит глухою медью,
Отряхивая волосы,
Над виноградом мидий.
Июнь — белее белого,
Он даже ночью белей
Цветков жасмина, сделанных
Из платьиц мелких фей.
На фоне ветра белого
Чуть влажная и медная,
Она идёт так медленно
По краю летних дней…
Звенят по меди искорки
Опавших лепестков —
Фарфоровые осколки
От статуй старых богов.
Давным-давно покинуты
Античные они,
И в воду опрокинуты
Жертвенные огни.
С холмов седого ветра дым
Над яркостью осок,
И сквозь зелёный свет воды —
Коричневый песок.
Валькирия тяжёлая
Звенит глухою медью
И отжимает волосы
Над виноградом мидий,
И волосы — как водоросли,
И тёмен медный цвет…
По камушкам. Над водами.
Вдоль края летних лет…
248.
АНАКРЕОНТИЧЕСКИЙ ДИПТИХ
1.
Как запах ламинарий влажен!
…Атлантика, она — моя
Всей крутизною пенных ляжек,
Всей шириной округлых пляжей,
Всей бабьей сутью бытия.
Хоть молода — не молода,
Опять приманит — не откажет;
Зато и хороша тогда,
Когда волнуясь жадно, ляжет
На жёлтой простыне песка,
Чуть лицемерна, но легка:
