(Юнцы в зоне невесомости настроены возбужденно – сказываются, видимо, нелады между высокими и низкими), – доложил Гамун. Остальные передали, что все без изменений.
Появился Найберг в сопровождении старших офицеров. Младшие по званию уступили им дорогу, и адмиральский штаб, обменявшись вежливыми приветствиями с Эренархом, проследовал дальше, предоставив штатским подольщаться сколько душе угодно. Брендон не обращал внимания на то, кто уходит, а кто приходит. Казалось, его вполне устраивает эта карусель вокруг него, и это облегчало задачу Ванна.
Подав сигнал Роже, десантник отошел в тень огромного аргана и начал обход.
* * *
Иварда тянуло в зону невесомости, как магнитом. Там, в пространстве, от размеров которого захватывало дух, с площадками, соединенными гибкими поручнями, двое-трое самых смелых самозабвенно плавали туда-сюда, отталкиваясь от опорных поверхностей. Там был даже водяной шар – он висел, как живой бриллиант, переливаясь под действием воздушных потоков.
На одной из платформ келли возились с тринатом, собирая сложные детали в изящное, органическое, напоминающее дерево целое. Инструмент гудел и позванивал, келли вторили тихим уханьем. Портус повернул шейный отросток в сторону Иварда, проблеял краткое приветствие и вернулся к своему занятию. В отдалении играла чистюльская музыка.
На других платформах собрались кучками ровесники Иварда, чистюли и простые – чистюли в шикарных вечерних нарядах, простые в шмотках поскромнее. Они не смешивались: каждую платформу занимали либо чистюли, либо простые, но и эти делились на две группы. По их телодвижениям Ивард сразу смекнул, что одни – нижнесторонние, а другие – высокожители.
Каждая кучка посматривала в сторону другой, но первого шага никто не хотел делать. Ивард вспомнил кое-что из того, что говорил ему Тате Кага в своем странном жилище на оси вращения: простые, мол, не станут лезть вперед чистюль, а чистюли побоятся оконфузиться друг перед дружкой.
Ну, рифтеров это не остановит. Но Ивард, подумав так, тут же смутился, сообразив, что здесь, в зоне невесомости, он единственный рифтер – и ничего до сих пор не сделал.
К чистюлям соваться нечего – он давно усвоил, что заговаривать с ними первым не надо, если не хочешь получить щелчок по носу. Он подался было к группе простых, но улыбка и светлые кудряшки одной из их девчонок болезненно напомнили ему бросившую его Марим.
А что, если они оттолкнут его? Или посмеются? Или просто проигнорируют?
Его всю жизнь оттирали – только сестра смягчала это, но ее больше нет. Простые ребята тем временем мало-помалу просачивались в зону невесомости и танцевали там, перелетая между площадками и поручнями с растущей свободой. Только Ивард не двигался с места.
Потом его внимание привлекла черно-белая компания, с привычной легкостью переходившая с одной плоскости на другую. Вийя – и эйя с ней. Ивард, не позволяя себе даже мысленно произнести слово «трус», последовал за ними.
* * *
Арторус Ванн бродил в толпе, наблюдая за движениями гостей и слушая обрывки разговоров. При этом он не упускал из виду павильона, следя сквозь ошеломляющую путаницу огней, углов и красок за Брендоном в оке этого людского урагана.
«Ничего себе обстановочка», – подумал он, прыгая через балюстраду на другую гравитационную плоскость, под прямым углом к прежней. Хотя такие же аттракционы существовали и в других Высоких Жилищах, только нуллер мог чувствовать себя здесь совершенно комфортно. Такие комплексы нужны, чтобы давать разрядку высокожителям, освобождая их, хотя бы на несколько часов, от суровых, но необходимых социальных рамок, характерных для онейлов. Для нижнесторонних приспособиться к таким условиям почти невозможно. И ни тем, ни другим не дано полностью овладеть всем этим.
Примерно так Ванн представлял себе пресловутую Галерею Шепотов на Монтесьело. Он бродил повсюду, безмолвный и неприметный, как тень, и чужие разговоры порой сливались в сюрреалистический, соответствующий месту поток. Это интриговало и вселяло беспокойство.
Он не сразу понял, до какой степени дезориентирующее окружение и постоянный музыкальный фон развязывает языки. Но чем дальше он отходил от центрального помоста под зоной невесомости, где сидел Брендон в толпе придворных подхалимов, шепоты становились все явственнее.
– Регентство...
– Изоляты...
– Позор...
– Артелион... Энкаинация... Регентство...
– Геенна... изоляты... самоубийственная миссия...
И снова: регентство.
Любопытно. Некоторых ораторов Ванн узнал. Эгиос Харкацуса, кажется, чаще других повторял слово «регентство», но он был не одинок, и слушатели не высказывали несогласие.
Беспрепятственная музыка заглушала разговоры, и Ванн, уже включивший до отказа усилители звука, не дерзал подходить поближе, чтобы не обнаружить себя.
«Да тут и не нужно слышать каждое слово», – подумал он, сходя по длинной, судорожно извивающейся лестнице в зал, где вел свой прием Брендон. Этих фрагментов достаточно, чтобы показать, что Брендон, имея имя и титул, не обладает даже подобием власти. И, что еще серьезнее, остатки старого правительства – по крайней мере гражданские лица – не стремятся снарядить спасательную экспедицию, чтобы освободить Панарха.
Кто же попытается взять власть? Здравый смысл указывал на Архона Шривашти, но его среди шептунов не было. Если он и показывался, то лишь в смеющейся, болтливой толпе, окружающей Брендона.
Ванн, вернувшись к помосту, ухватил отрывок шуточного состязания. Брендон начал цитировать диалог из сатирической пьесы, а леди Ваннис подхватила. В пылу словесной дуэли каждый проговаривал свою строчку все быстрее и быстрее. Закончилось это взрывом смеха и комментариями благосклонной публики. Каламбуры, завуалированные шутки, остроты струились рекой, как искристое золотое вино. Все развлекались напропалую, безразличные, по всей видимости, к шепоткам и махинациям, таящимся во мраке.
Ванн подошел к Жаиму, чье длинное лицо выражало одно лишь терпение. Рифтер, видимо, не понимал большинства шуток, да и не желал понимать. Его взор все чаще обращался к одному из выходов, словно там его ждало спасение.
Хотя он стоял всего в двух метрах позади Эренарха, казалось, что он полностью оторван от происходящего. Присутствующие тоже игнорировали его, кроме Брендона, который обращался к нему время от времени – то с улыбкой, то с просьбой принести что-нибудь вкусное со стола.
Создавалось впечатление, что Брендон делит свое внимание между всеми поровну. То же самое можно было подумать о супруге покойного Эренарха, леди Ваннис Сефи-Картано. Но Ванн был опытным наблюдателем и вскоре заметил, что ее взгляд то и дело возвращается к Брендону, оценивая его реакцию на то или это. С особым интересом она, казалось, следила за его разговорами с офицерами Флота, почти все из которых были его ровесниками, – а однажды, когда гости всколыхнулись, чтобы отведать каков-то новое блюдо, Ванн увидел, что она с задумчивым выражением на повернутом в профиль лице разглядывает Жаима.
Брендон, как и Жаим, то и дело бросал взгляды на пандус с его множеством входов и выходов. «Он скучает», – подумал Ванн. Интересно, когда он решит подтвердить слухи о себе и удалится, пьяный, но сохраняющий достоинство, опираясь на руку кого-нибудь из этих подлипал.
Ванн уловил краем глаза что-то белое, но, когда он обернулся, в дверях никого не было. Брендон поднял глаза кверху, посмотрел назад и встал.
Подойдя к Жаиму, он сказал ему что-то, вернулся на место, продолжая разговаривать с другими через плечо, и рассеянно взял в руку свой бокал.
Подлипалы восприняли это как сигнал наполнить свои, и на несколько секунд все пришло в движение. Жаим с каменной невозмутимостью пробился к Ванну и сказал:
– Он хочет уйти через час.
Ванн, удивленный, почему Брендон не воспользовался своим босуэллом, кивнул, и Жаим вернулся назад. «Ишь, как толкается», – подумал Ванн, но тут его сердце бешено забилось от притока адреналина. Стул Брендона был пуст.
Ванн быстро огляделся – Эренарх исчез бесследно. Десантник в гневе посмотрел на Жаима, удивленного и встревоженного не меньше, чем Ванн.
– Где он?
Жаим развел руками.
– Он сказал, что хочет уйти, и велел передать это тебе.
(Найдите его), приказал Ванн по босуэллу всем, кто его слышал.
* * *
– Ну пойдем же, Вийя, ты должна это видеть. – Голос Иварда, несмотря на его физиологические изменения, еще сохранял ноющие ребячьи нотки. – Ты никогда еще не видела такого невесомого спортзала. Он лучше, чем на Рифтхавене.
Он хотел взять ее за руку, но она отстранилась.
– Ладно, посмотрю, когда пойду к выходу.
– Ну почему ты не хочешь остаться? – вздохнул Ивард. – Смотри, даже эйя веселятся.
Это походило на правду: обе вертели головами, невероятным образом выворачивая шеи, и болтали на высоких тонах. Они обменивались мыслями слишком быстро, чтобы Вийя могла следовать, но она улавливала эмоциональный настрой: волнение и любопытство.
