Как объяснил мне их менеджер:
— Люди, которые принимают решения о закупке тракторов и запчастей к ним, как правило, интересуются и женщинами. Мы нашли способ обратить их внимание на себя, дополнив графическую часть с тракторными запчастями другим, также интересным для них, контентом.
Вот и я предлагаю товар — тонкое полотно, заполнив образец интересным… содержимым.
Эффект… эффектный. Три купца и Николай языки проглотили. Ну, понятно: когда перед твоими глазами наклоняется женщина с такими… достоинствами, чтобы поставить стаканчик и налить водочки…
— Ну, гости дорогие, за здоровье всех присутствующих.
Мужички, неразобравши, хлебанули. А сорокаградусная — это вам не бражка.
— Корочкой, корочкой занюхай! Нету тут воды — огурчиком закуси.
Вот теперь уже лучше: разговор пошёл громче, веселее. Из вчерашнего кое-что вспомнили, похихикали. Ещё по одной. Чисто для разговора интересуюсь насчёт торга. Николай жалуется: не дают доброй цены. Купцы мямлят — не, дорого. Полотно тонкое — трётся, мнётся, рвётся…
— Да полно, гости дорогие, кто ж вам таких сказок порассказывал?! Вот же!
Ухватываю подошедшую к столу казначейшу за ворот, нагибаю ближе к собеседникам и, запустив пальцы за край разреза, потираю ткань в пальцах прямо перед носом купцов.
— Вовсе не трётся. Да ты сам проверь.
Купчик тянет руку, потом в смущении отдёргивает. Одновременно дёргается и казначейша. Приходиться перехватить её покрепче, запустив пальцы в глубину разреза и ухватив более плотную ткань юбки. Одновременно распускаю завязку у неё на вороте. И, оттягивая отворот, повторить:
— Да ты сам проверь.
Мужик ещё думает, но подскакивает с места самый молодой:
— Дай-ка я испытаю.
Интересно — один из вчерашних «засадников». Естественно — не тот, который мне под ногу попался.
Испытывает. Всё глубже. А я продолжаю расхваливать товар:
— А кто говорит, что мнётся? Вовсе и нет.
Обтягиваю полотно на казначейской груди, так, что через тонкое полотно становиться виден и сосок, и ореол. И, с проворотом, зажимаю всё, что могу ухватить в ладонь. Резко отпускаю, чуть разглаживаю.
Не надо иллюзий — ткани из натуральных материй мнутся куда сильнее синтетики. В одной из историй о беглеце в прошлое, которое ему-то прошлое, а нам настоящее, группа захвата определяет цель очень просто:
— Вы сели у барной стойки и не поддёрнули брюки. Аборигены делают это автоматически. Иначе у них на коленях штаны вытягиваются пузырями.
Понятно, здесь-то аборигены сравнивать с лавсаном, например, не могут. Не только из-за отсутствия лавсана, но и потому, что очень увлечены самой процедурой сравнивания.
«Засадник», очарованный открывающимся перед ним видом, повторяет набор моих тестов. Но увлекается и прилагает слишком большое усилие. Казначейша взвизгивает, отталкивает его руки и бегом кидается в дверь.
Ага. И медленно возвращается.
Хорошо иметь в хозяйстве «живого мертвеца» — я и не говорил ничего, а он уже на пороге стоит. Просто присматривает за своей душой.
На таком принципе строилась работа частых охранных агентств в Демократической России. По закону охранять личность нельзя. Но можно охранять материальную ценность. Например, цепочку с кулончиком на шее означенной личности.
Николай принимает гостей в сенях. Помещение проходное, с другой стороны от входа — изба, в которой склад.
— Эй, казначейша, там поставец стоит, на верхней полке две штуки разного полотна. Принеси-ка.
Женщина насторожено обходит купцов, стараясь не приближаться к ним, исчезает в складе, прикрыв за собой дверь. «Засадник» разочаровано вздыхает, провожая её взглядом, но резюме озвучивает купец постарше:
— Хе-хе. Пошутили, поглядели. Но больше двух гривен за штуку… не, дорого.
Картинка не помогла — мой рекламный ход покупателя не убедил. Только и я здесь не… полиграфией занимаюсь.
Вытаскиваю из кармана плотно смотанные вчерашние повилы и выкладываю их на стол. «Засадник» морщит лоб, узнаёт. А я отвечаю старшему из купцов:
— Есть старое русское торговое правило: «пощупать воз не вредно». А вы-то ещё толком наш товар и не щупали. Есть другое старое русское торговое правило: «за погляд — денег не берут». И ты, славный купец смоленский, можешь бесплатно, то есть даром, посмотреть на то, как сотоварищи твои… воз щупать будут. Мы люди не жадные — за «щуп» денег тоже не возьмём. Да только попусту время тратить — нам не интересно. Всем понятно? Товар тот трогать будет, кто купит у нас оставшееся полотно. Сколько там? Вот, 63 штуки полотна. По 4 гривны за штуку. Думайте. Но — недолго.
Инновирую на ровном месте: нормально-то наоборот, товар всегда сперва смотрят, а потом решают — купить или нет. Вопрос простой: что считать «товаром», а что… «сопутствующей услугой»? Про наше полотно они и так уже всё знают…
Внезапно встаёт третий из купцов. До сих пор он молча сидел в углу с мрачным выражением. Как-то его два… нет, уже три стаканчика не развеселили.
— Беру. Прошлой осенью, когда я с похода задержался, да казначею долг вовремя отдать не смог, он мою жёнку к себе затянул. Сиськи ей до крови жал. Она и по сю пору… чуть тронь — как чумная становится. Теперича — мой черёд. Давай по рукам.
— Только учти, дядя: она у меня в закладе оставлена. Ломать, портить, какое худо-лихо… «до крови жать»… нельзя.
Дядя улыбается в ответ. Наверное, так улыбались советские партизаны-подрывники, укладывая мину под железнодорожную колею на временно оккупированной территории.
— Постой. Я в доле. Когда ж такой случай ещё случится! Чтобы саму казначейшу… Ну, чтобы рубаху на ней… пощупать. (Это влезает самый молодой — «засадник». Умён: именно что — «рубаху»).
— О-ох… Ну, лады. Поровну на три части. Полотно с таких-то… люлей… да уж… не залежится.
Третий, самый старший из купцов, хлопает Николая по подставленной ладони, процарапывает автограф под уже готовым рядом и, подтянув штаны и утерев бороду, отправляется вслед за своими партнёрами в соседнюю комнату.
Там раздаётся пара повествовательных реплик, вскрик, какая-то возня. Что-то падает. Ещё что-то падает и бьётся.
— Э-эх. Горшков пара была. Но… ерунда! А вот ты, Иван Акимыч, эт да! Уел на ровном месте. Я-то думал — всю жизнь на торгу провёл, всякое торговое дело знаю. Но чтобы вот так! Светоч ты, Ваня! Как ты говоришь: «учиться, учиться и учиться»!
Николай прав. Весь труд десятков крестьян по возделыванию льна за целый год, бесконечный труд крестьянок в тёмных, вонючих избах, прявших нитку, труды ткачей, собравших нить в полотно, забота возчиков, лодочников, моих людей… Изнурительные интеллектуальные и моральные усилия Николая по продвижению товара на местный рынок… Вот это всё — и столько же мой труд за сегодняшнее утро, чтобы подставить чего-то, что там, в Тамбове, не запомнили, в нужное время в нужной упаковке. Две гривны в цене — мои, две — от всех остальных.
У «трактористов» выгода от продажи их красочного календаря состояла в росте продаж на 6–8%, у меня — все 100 %. Очень эффективно получилось.
В соседней комнате снова что-то падает, кто-то негромко матерится. Потом раздаются шлепки чем-то голым по чему-то голому. Чьим-то по чьему-то.
— Чего-то они там, а Николай? Аплодируют? В «ладушки» играются?
Николай поднимается с места, заглядывает внутрь, потом, прикрыв дверь, возвращается на место и завистливо вздыхает:
— Эх… Я бы тоже… поигрался. Слушай, боярич, у нас ещё три ведра скипидара непроданных осталась. А? Может, я скипидарщиков позову? Намажем где-нить… А?
— Да нет, вот если бы мёд продавали… А покупателям слизывать предложили.
— Во! Точно! Идея! Но… мёда нет.
Наверное, мне следовало бы проявить сострадание к попавшей в положение «лицо фирмы» казначейше. Но… не сострадается. Хотя… если бы она вчера не отбила бы столь эффективно своей «благодарностью» всякий интерес… А так мне… Как Михаилу Юрьевичу:
«Смешно участье в человеке, Который жил и знает свет. Рассказы вымышленных бед В чувствительном прошедшем веке Не мало проливали слез… Кто ж в этом выиграл — вопрос?»
И дело даже не в моей «высокой цели», которая «всё спишет».
О здешней детской смертности из-за отсутствия «белых изб» — я старательно не думаю. Просто потому что об этом нельзя думать, нельзя пускать эту картинку на передний план сознания. Иначе — депресняк от несоразмерности громадности необходимого и малости сделанного. До цели так… далеко, что хочется немедленно повеситься. Не осилю, не представимо…
Или кинуться, визжа от ненависти, на каждого, кто кажется препятствием. Вот на этих купцов, к примеру: а почему они денег мне даром не отдали? Я же ведь за народ, за светлое будущее! А им, почему-то, товар нужен…
