После того как прошли выборы в парламент, Кабинет министров был сформирован и утвержден парламентом, Яраги снят и КОУНХ распущен. Чтобы поднять свой вес, Яраги начал ездить по разным странам, заключая неактуальные для республики договоры. После поездки в Японию он целый час, торжественно выступая по местному телевидению, демонстрировал две черные сабли: одну большую — для того чтобы сделать харакири, то есть распороть себе живот, и маленькую — по японским традициям, чтобы друг смог перерезать горло неудачливому самураю. К этому убийственному набору прилагалось белое полотняное полотенце, все в пятнах крови. Яраги передал этот национальный подарок Джохару якобы от японского правительства, хотя в его правдивости я часто сомневалась. Однако успех был ошеломляющим. «Такой дорогой подарок — оружие — могли подарить только истинные друзья», — считали потрясенные зрители. «Недалек час и за признанием нас Японией», — переговаривались меж собой, покачивая головами, довольные старики. Яраги хорошо знал кавказский менталитет. Но, в отличие от других, самураем в своих мечтах представлял, конечно, Джохара, а «другом», держащим за спиной наготове маленькую саблю, — наверняка себя.
Находясь во главе КОУНХ, Яраги уже успел осуществить частичную приватизацию и приготовить обширную программу по приватизации всех государственных предприятий, фабрик и заводов, договорился с заинтересованными людьми, которые сразу стали его поддерживать. Джохар, вначале заявив о необходимости приватизации, вскоре сказал, что с решением этого вопроса торопиться не следует, что достояние народа он разграбить не даст. Затем издал Указ, запрещающий приватизацию нерентабельных предприятий, и определил меры наказания для тех руководителей, которые «заморозили» производство. В действительности многие из них, выполняя негласный приказ российского правительства об экономической блокаде молодой республики, тайно работали на себя. Ходили упорные слухи о том, что «эта власть больше трех месяцев не продержится», а партократы считали дни…
Сразу сократилось производство товаров, в магазинах опустели полки, на рынке подскочили цены. Народ возмутился: куда мгновенно могли исчезнуть продукты? Взяв с собой несколько человек милиционеров, доброволец Иса Ахъядов срочно навел «ревизию» на колбасном заводе. Сбили замки. На складе с потолка гирляндами свисали колбасные ряды уже портящейся пыльной колбасы, несколько заплесневелых тонн лежало в мусоросборнике. Иса заснял эту мрачную картину и показал голодным телезрителям.
К нам в дом пошли родственники «оскорбленного» начальника этого предприятия. Слезно уверяя, что он тут совсем не при чем, они даже хотели объявить храброму Исе кровную месть и подали на него в суд. Но он, не боясь преследования целого рода «колбасников», успел вскрыть и другие преступления против чеченского народа, обнаружив колонну машин с многотонными залежами драгоценного сахарного песка.
Благодарный народ дал быстрому Исе, который был совсем небольшого роста (но ведь «храбрость от размера не зависит»), ласковую кличку Щекар-Иса (Сахар-Иса) и навек занес Ису в страницы своей памяти. Особенно его любили старики, как истинные мусульмане колбасу они не ели, опасаясь наличия в ней свинины, а вот без сахара пить чай совсем не могли! Созданные затем комиссии, кинувшиеся проверять другие предприятия, ничего не нашли — опоздали! Слух о готовящейся проверке мгновенно разносился по маленькой республике, тем более что все вокруг — знакомые и родственники. В итоге желающих проверять и контролировать оказалось так много, что пришлось издать особый указ, защищающий права предприятий.
У нас в доме было точно такое же положение, как и у всех, особенно неудобно было перед гостями, которые приходили ежедневно. Выручали меня блины и пирожки, которые я могла печь с чем угодно: картошкой, капустой, яблоками. Их можно было подать к чаю, и стол уже казался не таким пустым.
Однажды средь бела дня в машине, груженой ящиками, приехал радостный охранник Максуд. Я не верила своим глазам: печенье и конфеты, фруктовая карамель. «Где ты все это взял?» — спросила я его. «У меня друг — завскладом, он узнал, что у нас к чаю нет ничего, и прислал», — отвечал сияющий Максуд. Он был одним из четырех личных телохранителей Джохара, красивый, высокий, атлетически сложенный, очень верующий парень из села. Когда приходило время намаза, он делал его где угодно. Иностранные журналисты один раз так и засняли Максуда: в Президентском дворце, преклонив колени, он молился на расстеленном на полу газетном листе, положив по углам для защиты от сквозняка две гранаты.
Максуд был большим любителем тяжелого рока и у себя в комнате, в простом сельском доме, сделал светомузыку. Переливаясь в ее лучах, лениво качались в прозрачном аквариуме вуалехвостки и золотые рыбки. Аквариум тоже был его увлечением, и за любимыми рыбками он ухаживал сам. На день рождения нашей дочери Даны Максуд привез большой круглый аквариум и зыбок в полиэтиленовом пакете с водой и установил его в зале. Кроме того, он был еще и мастером спорта по дзюдо.
Приехавшие из Франции журналистки, впервые увидев наших гвардейцев и охрану Джохара, были приятно удивлены: «Где вы таких Аполлонов набрали, они с успехом могли бы позировать для обложек модных журналов, все, как один, — Алены Делоны». Джохар с улыбкой гордо отвечал: «Это простые ребята из наших сел, а вот если бы вы в горы поднялись, там действительно есть на что посмотреть!»
С легкой руки Максуда наше положение значительно поправилось. Теперь не только гостям и соседям, но даже нашим охранникам, когда они ехали домой, я давала пакеты с конфетами и печеньем — детям. Совершенно неожиданно из сел начали передавать мне творог, сметану и молоко в стеклянных трехлитровых банках родственники наших гвардейцев. Наверное, дома они рассказывали, как мне приходится вертеться, чтобы всех накормить. И помогать стала вся Чечня. То, чего не делали министры, взяли на себя простые люди.
С большим трудом прошло формирование Кабинета министров. Устоявшаяся за долгие годы СССР система властных кланов принадлежала известным всем в республике фамилиям — Завгаевым, Хаджиевым, Арсановым, давно завербованным КГБ. Сетью многочисленных поборов и взяток они, как пауки, опутали и не хотели отпускать свою многолетнюю жертву. Незадолго до горбачевской перестройки один отчаявшийся молодой чеченец прямо в кабинете расстрелял министра лесного хозяйства. Об этом еще долго все говорили, и большинство было на его стороне, против только «пираты», засевшие в кабинетах. Этот чеченец был арестован, осужден и расстрелян как примерное назидание всем не смирившимся со своей участью и для полного спокойствия растревоженных министров. Но сейчас Москва их больше не защищала, а ее спецслужбы подталкивали к самым изощренным методам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
