— Но… я никогда не думала… никогда не мечтала, что ты… захочешь жениться на мне! Ты слишком… великолепный… слишком… влиятельный… возможно, я буду… недостойной тебя… и ты будешь… сожалеть.
Лорд Брэйдон рассмеялся, и это был смех поистине счастливого человека.
— На этот риск мне придется пойти, — заявил он, — но я думаю, вряд ли, моя любимая, мы когда-нибудь наскучим друг другу, если, конечно, тебе не покажется скучной и однообразной жизнь со мной после твоей жизни с отцом.
— Как можешь ты… говорить нечто такое… глупое?
Затем, поняв, что он подсмеивается нал ней, она добавила:
— Пожалуйста… я хочу, чтобы мы поженились… но я чувствую, что… тебе… не следует этого делать.
— Ты хочешь сказать, несмотря на то что мы оба испытываем друг к другу, я должен оставить тебя?
Лоилия инстинктивно прижалась к нему.
Она держалась за отворот его вечернего пиджака, как будто боялась, что он может исчезнуть.
— Я не смогла бы… выжить, потеряв тебя… теперь.
— Этого никогда не случится.
— Но представь… просто представь, что германцы…
— Ты не должна думать об этом! — сказал он твердо. — В Англии мы будем хорошо защищены, и я уже все устроил для твоего отца, чтобы он был в полной безопасности…
Лорд Брэйдон чуть было не закончил словами «пока он жив».
Но было бы ужасной ошибкой усугублять тревогу Лоилии за отца, сообщив, что его дни сочтены.
Когда она станет его женой и он сможет защищать ее и заботиться о ней, она поймет.
Она достаточно умна и проницательна, чтобы понять: Тарстон Стэндиш предпочел смерть в зените своей карьеры.
Он не смог бы стареть, чувствуя, что не может больше совершать подвиги, так вдохновлявшие его в молодости.
Лоилия была мягкая и добросердечная, юная и кроткая, а также, как понял лорд Брэйдон, неискушенная и доверчивая.
Он поклялся себе, что будет защищать ее и заботиться о ней всю свою жизнь.
А первостепенная задача — сделать ее такой счастливой, чтобы смерть отца не стала для нее столь ужасным потрясением, каким была бы сейчас.
Тогда они смогут переживать эту утрату вместе.
Тогда они не просто будут несчастными, сожалея, что его больше нет с ними, но обогатят свою жизнь мыслями об этом человеке.
— Ты ведь понимаешь, моя дорогая, — сказал лорд Брэйдон спокойно, — что, поскольку твой отец как всегда прекрасно подготовил описание секретного германского орудия, я обязан как можно скорее доставить его записи принцу Уэльскому. — Он обнял ее покрепче. — Но поскольку не могу и не хочу оставить тебя, я возьму тебя с собой как мою жену.
— А ты… уверен, что это будет… верный шаг?
В голосе ее слышалась озабоченность, но в то же время никакая иная женщина не могла бы излучать столько искреннего счастья, как Лоилия.
Это сияние счастья придавало ей такую прелесть, какой он не замечал ни в ком за всю свою жизнь.
— Вот что мы сделаем, — сказал лорд Брэйдон. — А между тем твой отец, чтобы избежать возможной опасности, останется на яхте и будет писать вторую часть своей книги.
У нее вырвался радостный вскрик удивления.
— Папе это очень понравится! Он обожает море и будет счастлив на борту этой прекрасной яхты. Кроме того, я не стану беспокоиться из-за того, что его может преследовать тайная полиция.
— Когда ты выйдешь за меня замуж, тебе не о чем будет беспокоиться, — пообещал лорд Брэйдон, — разве что обо мне!
— Я буду стараться заботиться о тебе, — сказала Лоилия, — и более всего на свете любить тебя… любить всем сердцем и… душой. Будет тебе достаточно этого?
В ее последнем вопросе звучала нотка тревоги, и лорд Брэйдон сказал:
— Знаешь, это — именно то, чего я хочу и чего мне всегда недоставало в жизни. — Он смотрел на нее как на произведение искусства. — Глупо было бы притворяться перед тобой, моя дорогая, будто женщины не любили меня каждая по-своему, но ты — единственная — молилась за меня, читала мои мысли и дала мне то, чего не давал никто.
— Что же… это? — спросила Лоилия.
Его губы приблизились к ее губам.
— Я чувствовал, целуя тебя, что ты отдаешь мне не только свое сердце, но и свою Душу.
— А ты дал солнце… луну… звезды и свет, который, я знаю, исходит от Бога, — прошептала Лоилия.
Лорд Брэйдон целовал ее вновь.
Целовал все более требовательно и страстно.
Она не боялась этого.
Она знала теперь, что любовь не только нежное, романтическое чувство, как она считала ранее.
Она более разнообразна — азартна и увлекательна.
Она сильна и властна, как сама жизнь.
Она может быть спокойной и ласковой, как море, тихо плещущее о борт яхты, но может быть мощной, бурной и неистовой, как шторм.
Лорду Брэйдону предстояло многому научить ее.
Уже и теперь каждая ее клеточка откликалась на его призыв с такой силой, о которой она не подозревала ранее.
А он продолжал целовать ее, как будто стремился убедиться, что она принадлежит ему навсегда.
Когда Лоилия проснулась, яхта лорда Брэйдона уже стояла на якоре в гавани.
Отправляясь спать, она думала о том, как изменился мир.
Она принадлежала теперь не только себе, но также человеку, которого любила.
У нее не было мыслей и чувств, не принадлежавших ему.
Накануне она оставила лорда Брэйдона очень поздно.
Заснула еще позже, почти под утро.
Теперь же солнце было высоко в небе.
Ей показалось, что отец беспокоится о ней.
Она встала, надела миленький хлопчатобумажный халатик, купленный Уоткинсом, и прошла в каюту отца.
Он сидел на постели, что-то записывая.
— Мне сказали, моя дорогая, что сегодня — день твоей свадьбы!
Лоилия бросилась к нему, обняла его.
— О папа, я так… счастлива! — воскликнула она.
— И я счастлив за тебя, моя дорогая.
Судьба соединила тебя с надежным человеком, и, несомненно, вы рождены друг для друга, так же, как были близки мы с твоей матерью.
— Я уверена в этом, — улыбнулась Лоилия, — но ты знаешь, папа, что я не могу расстаться с тобой. Поэтому, как предлагает лорд Брэйдон, когда тебе станет лучше, ты должен жить с нами в его доме в Оксфордшире.
— В настоящее время у меня много работы, — объяснил Тарстон Стэндиш, — и я сделаю ее лучше и быстрее, если буду один, потому принял великодушное предложение твоего будущего мужа остаться на его яхте. — И прибавил с лукавинкой в глазах:
— Я намерен посетить кое-какие места в Средиземноморье несколько по-иному, чем делал это в прошлом!
Лоилия рассмеялась.
— Ты будешь очень величественным, путешествуя в личной яхте; не так, как мы ездили с тобой последний раз по Франции — в неудобном экипаже, набитом пассажирами.