четвертого, Макклоски прикончил уже на тротуаре, за пределами частной территории. Просто встал у окна, прицелился и выстрелил.
Стэн полагал, что благодаря действиям Макклоски в мире стало на четверых мудаков меньше. Прокурор полагал, что действия Макклоски нужно квалифицировать как тяжкое убийство со злым предумышлением, поскольку третий и четвертый грабители уже не представляли опасности.
Стэн очень надеялся, что к этому ублюдочному юристу тоже заглянут четыре грабителя и от души отпиздят его битами.
- Я думал, ты захочешь пойти, - бубнил в трубке Деккер. – Поддержишь протест, выразишь гражданскую позицию. Но если ты занят…
- Да, я занят. Я не приду, - уныло подтвердил Стэн. Он действительно хотел бы сходить на митинг. Конечно, это бесполезно, и властям насрать на их бессмысленные протесты, – но американцы должны видеть: есть люди, которым не все равно. И правительство должно это видеть. И Макклоски. Этот парень поступил правильно. Он заслуживает поддержки и помощи – хотя бы такой.
Попрощавшись, Стэн сбросил звонок и сунул телефон в нагрудный карман – туда, где ему и место.
- Куда ты хочешь прийти? – заинтересовалась Делла.
- Никуда. Я на работе.
- А если бы ты был свободен?
- Тогда пошел бы на митинг. Сегодня начинается процесс против ветерана… Он защищал свой дом и пристрелил грабителей, но наши охрененно справедливые власти собираются его за это посадить, - даже теперь, с правильной дозхой бальзама в крови, Стэн почувствовал привычную ярость. Потому что это было несправедливо. Нихуя не справедливо.
- Для тебя это важно? – продолжала расспрашивать Делла. Бессмысленный диалог потихоньку начинал раздражать, но грубить не хотелось – и Стэн просто кивнул.
- Тогда иди. Забросишь меня по адресу и езжай куда надо.
- В смысле? – Стэн с трудом удержался, чтобы не втопить тормоз. – А наследник?
- Сама поговорю.
- А обратно как?
- Так же, как всю жизнь до встречи с тобой, - ухмыльнулась Делла. – Ты же не думал, что автомобиль – это единственное доступное мне средство передвижения?
На самом деле, Стэн именно так и думал. Маги не любят водить машины – эту мысль Стэн принял как данность и даже не пытался хоть как-то ее анализировать – просто не до того было. Количество свалившейся на него информации было слишком велико, он не успевал перерабатывать входящий поток, а уж придумывать дополнительные вопросы – это было далеко за гранью возможностей. До этого вот самого момента Стэн был уверен, что волшебники передвигаются по городу на такси или в метро. Но это же тупо. Если у тебя есть магия – ты можешь придумать что-нибудь покруче. Что-нибудь необыкновенное. Типа саней Санта-Клауса или вроде того.
На мгновение Стэн замер, осененный внезапным подозрением.
- Но Санта-Клауса не существует?!
- Нет, конечно. А что?
- Ничего. Просто мысль мелькнула.
Высадив Деллу на Элм-стрит, Стэн выбрался из машины. Серебряный мир переливался и сиял, как огромный алмаз, и от этого искрящегося света было больно глазам. Стэн прищурился, прикрывшись ладонью.
- Уверена? Я точно не нужен?
- Совершенно, - Делла оглянулась на ладный двухэтажный дом из дикого камня, на крыше которого взмахивал крыльями самый настоящий живой петух. Или не на настоящий, хрен тут разберешь. – Ну сам посмотри. Такой милый добропорядочный дом. Не будет же его хозяин с палочкой на меня бросаться.
Стэн неуверенно пожал плечами. Потому что добропорядочный дом – это не гарантия. И добропорядочный человек – это не гарантия. И вообще, ничто не гарантия, кроме пули в голову.
Но это же не Афган. Это США, Нью-Йорк. Гребаный Кони-мать его-Айленд.
Делла сказала, что отлично справится сама. А Деккер очень просил приехать…
- Хорошо. Как скажешь.
Он сел в машину, растирая прихваченные морозом уши. Делла поднялась по лестнице, пару раз дернула за бронзовый молоток, отполированный до сытого золоченого блеска, и дверь открылась. Стэн пригнулся, склонившись к пассажирской двери, но разглядел только кожаные ботинки и строгие черные брюки. Судя по нижним конечностям, наследник мадам Лангфранк был человеком серьезным. А в верхних конечностях он мог держать «Дезерт игл».
Делла вошла. Дверь закрылась.
И тут на Стэна накатило. Густая, физически осязаемая волна предчувствия нахлынула, поднимая дыбом волосы на загривке. Сейчас оно случится. Что-то плохое. За дверью. Прямо сейчас.
Удар. Выстрел. Взрыв. ЛОВУШКА.
Стэн вцепился в руль, медленно выдыхая через зубы.
Ничего не произойдет. Это просто дом. Просто дверь. Просто беседа.
Все. Нормально.
Даже сейчас, погружаясь в бушующий адреналиновый океан, Стэн понимал: настоящей опасности нет. Если бы проблема была реальной, он не скатился бы в позорную панику. Наоборот. В случае объективной угрозы Стэн становился спокойным и расчетливым, действовал с рациональной уверенностью автомата – ну, до того момента, пока у автомата не выбивало пробки. Такая вот нелепая девчачья истерика означает, что на самом деле все в порядке. Просто кретинские выверты мозга, с которыми Стэн никак не мог справиться. Внезапное предчувствие катастрофы накрывало Стэна в самых безобидных ситуациях: на эскалаторе в супермаркете, в лифте, в темном зале кинотеатра… Когда танк, развернув на зрителей здоровенную пушку, дал залп, Стэн чуть не вывалился из кресла, а не заорал только потому, что рот был попкорном забит. Зато закашлялся и долго потом отпаивал себя колой, лязгая зубами о стекло.
Стэн ненавидел эту хуйню – и очень надеялся, что подобного дерьма больше не будет. Потому что бальзам. Умиротворяющий. Магия, блядь. Но нет – вот оно, родимое, тут как тут. Нежно скребет когтями по затылку.
Это. Просто. Дом. Это. Просто. Беседа.
Все нормально.
Дрожащими пальцами Стэн повернул ключ, и мотор тойоты отозвался тихим урчанием. Сдать назад, разворот, первая передача.
Хватит на сегодня этого дерьма. Поехали.
Когда Стэн добрался к зданию суда, митинг уже начался. Десятка три среднего возраста мужчин с характерными короткими стрижками топтались на площади перед ступенями. В руках у них были бумажные плакаты и самодельные растяжки. «У нас есть право на самозащиту». «Дайте ему медаль!». «Вооруженная нация – свободная нация». «Сажайте преступников, а не тех, кто очищает улицы от мусора».
Над митингом витал дух суровой маскулинности, негодования и безнадежности. Стэн вышел из машины и неспешно подошел к толпе. Откуда-то из глубины сразу же вывинтился О’Деккер. Огромный, широкий, с ярким морозным румянцем, он походил на гладко выбритого Санта Клауса, сменившего красный полушубок на армейскую «цифру».
А на Рождество он дарит плохим мальчика гранаты. Хорошим – тоже гранаты. Но с чекой.