Более того, Организационному бюро и лично Ф. Дзержинскому поручалось «найти ответственных руководителей для Особого отдела ВЧК»[312].
Речь явно шла о замене М. Кедрова на посту председателя Особого отдела ВЧК, у которого явно не складывались личные и деловые отношения с Л. Троцким. Затянувшийся конфликт между ними был разрешен 18 августа 1919 г., когда Организационное бюро ЦК РКП(б) утвердило руководителем Особого отдела самого Ф. Дзержинского, оставив его и председателем ВЧК[313]. Свою креатуру Л. Троцкий продвинуть не смог.
При содействии Ф. Дзержинского особисты достаточно быстро вновь восстановили централизованную систему органов ВЧК в Красной армии и Флоте. Этому способствовало раскрытие Особым отделом ВЧК разветвленной белогвардейской организации в Москве под названием «Национальный центр».
Таким образом, к концу Гражданской войны особые отделы уже во всех отношениях снова подчинялись ВЧК, а военное ведомство довольствовалось лишь некоторыми пунктами Положения об особых отделах ВЧК, позволявшими РВСР, Реввоенсоветам фронтов и армий давать задания особистам и контролировать только их исполнение[314].
Отметим, что объективной предпосылкой разного рода недоразумений и конфликтов являлось, во-первых, ведомственное соперничество, во-вторых, различия у военных и особистов в подходах к достижению и методах реализации общей цели — обеспечения безопасности Вооруженных сил.
Следует также констатировать, что острота и глубина конфликтов усугублялась фактором, который был несомненной реальностью того времени. Ф. Дзержинский и другие руководители ВЧК, опираясь на поддержку со стороны В. Ленина, успешно внедряли в общество мысль о том, что чекисты являются «монополистами» в деле спасения завоеваний революции. И когда шла война, с такой постановкой вопроса спорили, пожалуй, лишь военные, всемерно поддерживаемые главой военного ведомства Л. Троцким.
С такими достаточно сложными взаимоотношениями особисты и армейцы вошли в новый, послевоенный этап развития страны.
Не стало внешнего реального врага, борьба против которого подвигала обе стороны к совместным действиям, уводя на задний план неразрешенные проблемы.
В мирных условиях эти проблемы следовало решать, и решать незамедлительно. Обстановка начавшейся хаотичной демобилизации и сокращения вооруженных сил подталкивала к этому.
У командования и политорганов, также как и у особистов, заметно ослабла база, то ядро, на которое они опирались и в открытых боевых действиях, и в тайных сражениях.
Это были члены большевистской партии, выходцы из рабочих и революционной интеллигенции. Особенно опасным положение стало, когда началась массовая демобилизация старших возрастов. Первоначально считалось, что это не будет распространяться на коммунистов, мобилизованных в годы войны, и на политработников вообще.
Между тем многие члены партии из числа военнослужащих различными путями покидали армию, нарушая опубликованный 6 января 1921 г. в газете «Правда» специальный циркуляр, определявший порядок откомандирования коммунистов. ЦК РКП(б) был вынужден даже направить циркулярную телеграмму, предупреждающую армейских и флотских коммунистов, что будут приняты самые решительные меры к «дезертирам». Эту телеграмму опубликовали в «Правде»[315] и даже объявили специальным приказом РВСР № 322 от 9 февраля 1921 г.
Особисты лишались одного из самых важных своих инструментов — коммунистического осведомления. Циркулярное письмо ЦК РКП(б) от 2 марта 1920 г. утрачивало свой смысл. А ведь в нем прямо говорилось, что «ЦК, во-первых, вменяет в обязанность всем комиссарам и коммунистам, работающим в армии, быть постоянными осведомителями Особотделов. Во-вторых, предлагает всем Политотделам армий и фронтов, а также Политуправлению Республики и крупным партийным организациям для работы в Особотделе командировать наиболее ответственных, испытанных и старых партийных работников»[316].
Таким образом, достаточно масштабный исход коммунистов из армии и флота подрывал оперативную работу особых отделов и отрицательно влиял на их кадровый потенциал.
Падал былой престиж особистов, поскольку командиры и политсостав перестали ощущать реальную отдачу от них. Серьезным ударом по особым отделам явилось Кронштадтское восстание, которое они не смогли предотвратить.
Нечего и говорить о ситуации, сложившейся после выделения в мае 1922 г. Контрразведывательного отдела из Особого и лишения последнего функций борьбы со шпионажем и контрреволюцией. Теперь особисты должны были сосредоточиться на вскрытии и устранении разного рода недостатков в жизнедеятельности войск, на ограждении армии и флота от внутреннего разложения.
Особисты стремительно теряли свою «чекистскость», превращаясь фактически в военно-милицейские органы, к чему всей своей прежней деятельностью не были подготовлены ни ментально, ни профессионально. Отсюда и выявившееся в начале 20-х годов резкое снижение активности особых отделов.
Многие военачальники обратили на это внимание. Командующий войсками Украины и Крыма М. Фрунзе, к примеру, выступая перед особистами, отметил: «Вы думаете, что роль особотделов в армии сыграна, что там нечего делать. Это не так! …но работа осведомления, нужно сказать, была неудовлетворительна до сих пор»[317].
Еще более резко отозвался о послевоенной работе армейских чекистов помощник командующего войсками Петроградского военного округа по политической части Джикия. В своем докладе командующему он указал на нерегулярность информирования командования со стороны особотделов, запоздалость поступления сигналов о неблагополучии в той или иной воинской части, а также на то, что многие сведения не заслуживают доверия[318].
Своему руководителю вторил начальник политотдела 56-й Московской пролетарской дивизии. Он докладывал: «Особый отдел слишком увлекся контролем над частной жизнью отдельных работников, направляя его в сторону политической благонадежности, получения незаконно лишнего фунта хлеба тем или другим лицом комиссарского или командного состава, на состояние политпросветработы и пр. — словом, на те или иные проступки, которые с успехом могут разбирать и устранять другие органы Советской власти, например РКИ, Ревтрибуналы и т. д.»[319]
Можно было бы привести еще много подобных примеров оценки деятельности отделов в начале 20-х годов.
Ясно одно: в послевоенный период командование и политорганы уже не хотели иметь перед собой «карающий меч революции». Они представляли себе Особый отдел в виде информационного аппарата, помогающего им преодолеть трудности нового этапа в строительстве армии и флота, в то же время не вмешивающегося в административно-хозяйственную деятельность.
Отсюда вполне естественное стремление военных если не возглавить, то объединить деятельность всех структур, работающих в армейской и флотской среде: особых отделов, военных трибуналов, прокуратуры, подразделений наркомата Рабоче-крестьянской инспекции.
В конце Гражданской войны зародилась, а затем, уже в мирных условиях, получила развитие практика издания совместных приказов, объявления ведомственными приказами нормативных документов других государственных органов, создания постоянно действующих совещаний и т. д. Безусловно, что все это организовывалось на общереспубликанском уровне, а далее — на уровне руководства ведомств Союза СССР. На местах оставалось лишь неукоснительно и точно исполнять соответствующие указания.
Определились и сферы взаимодействия: обязательное повседневное взаимодействие, определяемое нормативными актами и законодательством, а также эпизодическое, по возникающим вопросам в сфере охраны безопасности войск.
К первой сфере взаимодействия (повседневного) следует отнести:
1. Обеспечение защиты государственной и военной тайны.
И здесь стоит отметить, что первоначально органы ВЧК самостоятельно определяли перечень сведений, составляющих тайну и не подлежащих распространению, как в мирное, так и в военное время[320]. Такие перечни выходили за рамки чисто военных сведений, касались и политико-экономических вопросов. Однако уже с 1924 г. положение изменилось, и теперь непосредственно Реввоенсовет СССР стал определять, что подлежит сохранению в тайне с целью ограждения военных интересов страны[321]. Такой порядок был (и остается) абсолютно правильным. Он, безусловно, устраивал и военные власти, и органы ГПУ — ОГПУ, работающие в армейской среде (особые отделы и подразделения контрразведки), а также обеспечивающие безопасность военной промышленности.