– Знаете что, друзья мои, – предложила тетушка Полина, – прежде чем делать окончательные выводы, надо бы осмотреть участок, заглянуть в баню, в сарай, в погреб Кто знает, может быть, наша Глаша сидит там себе, занята чем-то и не слышит нас? А может, она ушла за водой? К соседям? В магазин?
– Глаша не могла оставить дом, пока мы отсутствовали. – Елизавета Викентьевна выглядела очень расстроенной.
– Если мадемуазель Мари считает, что в погребе нет бомбы, я готов пойти на риск и заглянуть туда, – насмешливо заявил граф Сантамери, – вместе с господином Прынцаевым. Поль, вы не возражаете?
– Да ну вас, граф, с вашими шуточками, – шаловливо хлопнула ладошкой по плечу графа Зизи, – зачем подкладывать бомбы в погреб – чтобы варенья с соленьями погибли?
Все натянуто засмеялись, благодарные Зинаиде Львовне за то, что она сумела разрядить напряжение.
Граф Сантамери и профессорский ассистент – Прынцаев пристроил наконец свой велосипед к вроде бы безопасному крыльцу – отправились по огибающей дом дорожке, ведущей в дальний угол участка, и вступили в зловещую тень недвижных кустов. После некоторого раздумья остальные последовали за ними, держась на расстоянии. Осмотр сарая и бани никаких результатов не дал. Подошли к леднику.
Летний ледник был устроен под землей – сверху он выглядел, как небольшой зеленый холмик, на вершине которого росли любимые Мурины цветы – георгины. Цвести им предстояло еще не скоро, в самом конце августа, и сейчас они выглядели просто как темные зеленые кустики.
Деревянная дверца в погреб оказалось прикрыта, но замок на ней отсутствовал. Мужчины подошли и прислушались. Изнутри не доносилось ни одного звука. Тогда граф Сантамери осторожно взялся за скобу дверцы и медленно отворил ее. Изнутри зиял черный мрак.
– Мадемуазель! – внятно произнес Рене. – Вы здесь?
– Глаша! Глафира! Отзовитесь? – присоединился Прынцаев.
Все прислушались. Вместо ответа из густого мрака раздались какие-то странные шуршащие звуки – что-то перекатывалось и кряхтело...
– Там нет света, – пожал плечами граф, – и ничего не видно. Может быть, кто-нибудь сходит за той свечой, которая торчит на дороге?
Ни слова не говоря, Мура сорвалась с места и побежала выполнять просьбу. Обратно она возвращалась медленнее, стараясь прикрывать рукой огонек – чтобы он не погас.
Граф Сантамери пошел ей навстречу и, принимая из ее рук свечу, шепнул: «Вы – необыкновенная девушка, Мари». Тут же повернулся и направился к черному проему ледника.
Мура застыла в потрясении. О, неужели этот удивительный мужчина, который, казалось, ничем, кроме своего полуразвалившегося саркофага, не интересовался, неужели он увидел что-то привлекательное в ней? Да не только привлекательное! «Необыкновенная девушка» – да ведь это почти признание в любви! Мура стояла охваченная сладким волнением, мысленно повторяя еще и еще раз волшебные слова, озаренные черным светом неподвижных глаз Рене, согретые его беглым дыханием...
Она видела, как граф подошел с горящей свечой к проему, ведущему в глубину ледника, протянул руку вовнутрь и вместе с Прынцаевым стал рассматривать то, что выхватил из мрака слабый свет.
– Что там? – спросила в нетерпении Зизи. – Да говорите же скорее!
– Да, да, милый Рене, милый Ипполит, не томите, – попросила и Елизавета Викентьевна. Ипполит повернул голову и сказал:
– Идите сюда, смотрите сами.
Брунгильда и ее мать не тронулись с места. Полина Тихоновна, Зизи и Мура с опаской подошли к открытой двери ледника и заглянули в освещенный проем: в сажени от них на груде рассыпанной картошки что-то кряхтело и извивалось. Женщины не сразу поняли, что шевелящийся тюк – горничная Глаша, связанная по рукам и ногам, с кляпом во рту, с вытаращенными от ужаса глазами...
Глава 16
Господин Гардении не напрасно проходил курс обучения в лучшей международной разведшколе «Черный капеллан»: он великолепно усвоил основное правило идеального резидента – доверять лишь самому себе, всех же прочих подвергать дополнительной, двойной или тройной, проверке. Это золотое правило применил он и по отношению к агенту Сэртэ – человеку, безусловно, талантливому в сыскном деле, изобретательному и деятельному. Человеку, неплохо разработавшему операцию, которая сулила немалую пользу Франции и всему Западу.
Господин Гардении знал, что Россия находится в центре интересов всех западных разведок: небывалый рост промышленности и образования, банковского дела и научных исследований таил в себе катастрофическую угрозу для европейской цивилизации. И речь шла не только о мировом экономическом господстве, к которому заметно продвигалась Россия. Речь шла о гораздо большем. Усиление политического влияния России грозило Западу, хорошо помнившему о прошлых нашествиях варваров, полным уничтожением. И этого нельзя допустить любыми средствами.
Теперь, спустя несколько лет после окончания разведшколы, господин Гардении чувствовал себя гораздо лучше, чем в самом начале обучения. Тогда он испытал не просто потрясение, но на время лишился дара речи, когда узнал, почему западные спецслужбы так сплоченно и солидарно действуют против России, оказывая друг другу всяческую поддержку. Их цель – ослабить Россию, не дать ей окрепнуть, не позволить подняться во весь рост, и все это ради будущего Запада. О, теперь он имел представление, как выглядит эта страна, вставшая в полный рост! Такое уже случалось в прошлом, но, по счастью, перешло в область знания, предназначенного лишь для посвященных. Посвященные – а ныне господин Гардении с полным основанием относил к ним и себя – действовали по разным направлениям, но очень согласованно и слаженно. Петербургская резидентура, которой они руководили, выполняла задачу, непосредственно связанную с обеспечением безопасности Запада. И здесь об ошибках не могло быть и речи.
Господин Гардении до сих пор и не ошибался. Задуманная операция проходила успешно, никого с поличным не поймали. Агент Сэртэ обещал наконец доставить сегодня петербургскому резиденту важный документ. Но в назначенное время не появился.
Господин Гардении стоял у холодного камина в своем загородном доме и размышлял. Он знал почти все. За агентом Сэртэ установили слежку – и Сэртэ действительно проник на дачу профессора Муромцева, улучив момент, когда в доме никого, кроме горничной, не было.
Нашел ли он бумагу, которую искал? И зачем он прихватил с собой граммофон? Вероятней всего, бумагу он не обнаружил, поэтому с помощью граммофона инсценировал бытовую кражу. А вот зачем он прихватил с собой: собаку, усыпленную им с помощью хлороформа? Непонятно.
Господин Гардении только что получил сообщение от своего наблюдателя, не выпускавшего из виду дачу Муромцевых. Наблюдатель телефонировал ему с аппарата, установленного на железнодорожной станции. Резидент велел продолжить наблюдение и докладывать об изменениях ситуации по телефону. Быть может, некоторые неясности возникли из-за того, что он не совсем понял эзопов язык своего соглядатая, но, кажется, его слова истолковывались вполне однозначно: «Арнольд навещал родственников, но, к сожалению, дома никого не оказалось, горничная сказала, что ушли на прогулку... Ему подарили граммофон... Увез на лечение собаку, пришлось применить хлороформ, собака нервничала...» Что же делать теперь, когда вопреки последнему назначенному сроку агент Сэртэ не явился с документом в руках в явочный кабинет резидента «Черного капеллана»? Господин Гарденин понимал, что промедление с получением документа на день-два в принципе ничего не решает. Но... Но только в том случае, если возникли непредвиденные препятствия бытового характера, помешавшие Сэртэ добиться своей цели. А если он вел двойную игру? Если он получил-таки документ и перепродал его конкурентам? С точки зрения европейской безопасности не имело значения, кто получит секретные сведения, – британцы, немцы или французы. А вот с точки зрения экономической выгоды сиюминутного свойства – дело обстоит хуже, Франция окажется в проигрыше. Да и он лично может понести материальные потери.
Впрочем, окончательно делать выводы рано. Более того, можно проверить свои предположения и другим – косвенным путем. Например, прозондировать почву в общении с германской резиденту рой. В прямые контакты с ней господин Гарденин не вступал, но не исключал того, что кое-кто из его окружения работает на берлинские ведомства. Особенно подозрительным казался ему Илья Михайлович Холомков – неотразимый красавец, способный приковывать к себе не только женские, но и мужские взоры. Однако, по наблюдениям господина Гарденина, Холомкова не удалось увлечь прелестями однополой любви, ни в одном из ресторанов, облюбованных тапетками и бардашами, Илья Михайлович не появлялся. Он явно предпочитал общество дамское – причем такое, где появлялись выгодные невесты.
