Хейлин был готов пуститься в проклятия, но, узнав Лангуасса, он и его команда решили не ввязываться в драку. Рыбаков разоружили, турок и еще один пират переправили полкоманды на берег, вернувшись с Лейлой, ее служанкой и несколькими из своих людей, затем отправили на берег остальных рыбаков. Последним они отвезли Хейлина, оставив на берегу обдумывать свою неудачу и ругать жестокую судьбу, сети которой его опутали.
Когда пираты, подняв якорь, отчалили, Селим отвел Квинтуса и Ноэла вниз, в каюту боцмана, и держал их там, пока Лангуасс осматривал свою добычу.
Ноэл сидел на сундуке, а Квинтус — на полу в крошечной каюте, пропахшей, как и все судно, рыбой. Турок терпеливо стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди. Тени от мерцающего пламени свечи прыгали на стенах, когда судно ныряло по волнам, идя против ветра. Странные черты обезображенного лица турка оживали в отблесках света, из глазниц черепа, покрытого сеткой шрамов, блестели живые глаза.
“Это черт, — думал Ноэл, — который в состоянии приглядывать за котлом в любом аду. Но где же красотка, чертова шлюха?”
Он не видел Кристель, хотя она могла прибыть на судно с последней группой.
Наконец Лангуасс спустился к ним, неся узлы. Два из них он втолкнул в каюту, оставив два других в коридоре.
— Ну, друзья мои, — сказал он, — что мне с вами делать? Скормить бы вас рыбам, но моя цыганочка просила оставить вам жизнь. Конечно, вы сейчас пираты, потому что участвовали в захвате судна Хейлина и, если моряки Ричарда вас схватят, висеть вам в Чэтэме. Но Ричард может придумать что-нибудь поинтереснее в Тауэре или Тайберне для вас, как, впрочем, и для меня.
— Мы должны переправиться в Ирландию, — спокойно произнес Квинтус. — Вы можете высадить нас в Балтиморе.
— Я не буду причаливать там, где “Файрдрейк” может меня догнать, — отрезал Лангуасс. — Хейлин сделал так, как мы просили, — запасся провизией на дорогу. Без его команды пищи для нас хватит до Тенерифе, и мне там будет безопаснее, чем в любом месте Галльской империи, если судно туда дойдет, а я на это надеюсь.
— И вы будете пиратом на селедочном судне? — спросил Квинтус. — Это не принесет вам большой славы. Боюсь, вам придется охотиться за крупным торговым судном.
Лангуасс ухмыльнулся, показав зубы.
— Я был однажды пиратом на галере-развалюхе, — сказал он. — И тогда у меня не было ничего, кроме моих сильных рук и дружбы Селима. С храбрецами и мушкетами на африканском берегу можно сделать многое, думаю, я мог бы даже помириться с мальтийскими вампирами, если бы укрылся у госпитальеров. Я мог бы продать вас в рабство, но не так жесток, и вы это знаете.
— Не так жесток? А какой подлец зарезал несчастную Мэри? — холодно спросил Ноэл. — Это не тот грех, который я когда-либо прощу. Такого человека я никогда не назову другом.
Лангуасс сухо засмеялся:
— Это был не я, и не я приказал это сделать. Человек, сделавший это, лежит мертвый у ворот там, откуда мы бежали. Ты сам видел его мертвым.
— Вы лжец.
Пират мгновенно вспыхнул:
— Никогда не называй меня лжецом, Кордери, я не прощаю оскорбления. Мне наплевать на глупую служанку, меня не волнует, что она мертва, но не я сделал это, я бы не сделал такого, и говорю тебе, что убийца мертв. Хватит об этом. Или ты хочешь, чтобы мы решили наш спор иначе?
Ноэл, почувствовав, как пальцы Квинтуса сжимают его руку, подсказывая не отвечать, опустил глаза и промолчал, хотя был не согласен с этим.
— Вы могли убить нас на берегу, — спокойно сказал монах, — или оставить вместе с Хейлином. Я думаю, вы не навредите нам.
— Ты прав. — Гримаса злости медленно сходила с лица Лангуасса. — Я бы не оставил вас для палача и инквизиции даже за тридцать гиней, которых стоил Кордери до начала игры. Если он не пожмет мне руку и не станет моим другом, меня это не расстроит. Но я обращался с вами честно, и вам не за что ненавидеть меня.
— Я не питаю ненависти ни к кому, — произнес монах. — Я молюсь за Божье прощение для вас, как и для всех, и буду благодарен от всего сердца, если вы доставите нас в безопасное место, в Ирландии или где-либо еще.
Этим пират удовлетворился и ушел. Ноэл хотел узнать, что случилось с вампиршей, но, уверовав в мудрость молчания, понял, что рано или поздно получит ответ.
Турок последовал за хозяином, оставив Ноэла и Квинтуса одних. Они подобрали свои узлы, положили их на полку, сели рядом и осмотрелись.
— Теснота, деревянные стены, — сказал монах, — гамак для сна. Но мы не привыкли к роскоши, и этого нам достаточно.
— Сейчас достаточно быть в живых, — хмуро заметил Ноэл.
— Истинная церковь, — продолжил Квинтус, — не знает границ. Куда бы ни попал добрый человек, его душа — на пути в рай, и он может следовать дорогой праведности.
— Эта дорога, — ответил Ноэл, — кажется слегка извилистой.
Они приготовились ко сну, донельзя усталые. Ноэл занял гамак, менее удобный, чем кровать, к которой привык, а Квинтус улегся на дощатом полу. Ноэл спал неглубоким сном, но кошмары не будили, и когда проснулся, солнце уже стояло высоко в небе.
Квинтуса рядом не было, и Ноэл неуверенным шагом поднялся на палубу. Юноша был голоден. От резкого запаха рыбы его мутило.
Все в его жизни теперь будет странным, пока он не привыкнет к своей роли пассажира на пиратском судне, но это его не очень беспокоило. У него было два друга: цыганка и Квинтус, а смертельных врагов не стало больше.
Трое людей Лангуасса на палубе посмотрели на него, но ничего не сказали.
Ноэл остановился, ощущая тепло ясного утра, поток прошел на нос судна. Перед ним простирался океан, спокойный и голубой под ясным сверкающим небом. Ноэл почувствовал: что бы ни ожидало его в будущем, он выдержит.
Он бросил взгляд на мачту маленького судна, и его замутило. Там на гвозде, привязанная узлом черных волос, висела отрубленная голова Кристель.
Почему-то в памяти всплыли слова, сказанные цыганке в ответ на ее подозрение, что Лангуасс хочет сделать вампиршу своей любовницей: “Я думаю, что ты ошибаешься”. Он угадал.
В следующие дни Кордери — и не только он один — не раз бросал косые взгляды на темные, пустые, обвиняющие глаза вампирши. Иногда ему казалось, что перед ним голова Горгоны, Медузы, чей взгляд медленно превращает душу в крепчайший камень.
Ноэл наблюдал, как со временем цепкая жизнь все же покинула окончательно плоть вампирши, но голова еще долго сопротивлялась неумолимому влиянию разложения.
Часть 3
ДЫХАНИЕ ЖИЗНИ
И Господь Бог сотворил человека из земельной пыли и вдохнул в его ноздри дыхание жизни; и стал человек живой душой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
