пропустил поворот.
Даже если предположить, что нам каким-то образом, петляя по просёлкам, удалось бы обогнать колонну — мы могли бы послужить чем-то вроде маяка для них. Навести на цель. Если выключить фары — останутся габариты и ходовые огни. Конечно, их можно было, например, разбить, но я не был уверен, что это удастся сделать, не повредив основную оптику. Которая может ещё ой как пригодиться. К тому же, можно было случайно во время этой операции замкнуть электронику и остаться вообще без колёс… учитывая одного раненого на борту и отсутствие запасной одежды для раздетого охранника — вариант так себе.
Прямой дорогой мы, конечно же, не поехали. Я специально искал участки, где ветер сдувал с дороги снег, оставляя длинные полосы чистой наледи и асфальта, чтобы запутать следы. Несколько раз разворачивался. Кружился на месте, не забывая сверяться с навигатором.
Я опасался, что уголовники разделятся и отправят, например, УАЗик в погоню за нами, продолжая поиски основными силами. Но, кажется, обошлось: за всё время моих манёвров сзади не блеснула ни фара, ни даже искорка.
На подъездной дороге к посёлку мы оказались ближе к утру. Нас приветствовал один из часовых. Не без удовольствия я отметил, что его пост был оборудован грамотно: палатка для согрева завалена снегом, печь, практически, не дымит. Видимо, тоже используют жидкое горючее. Если бы я не знал, где смотреть — едва ли заметил бы наблюдателя.
Я сразу поехал к гостевому дому. Хочешь — не хочешь, но Олю будить придётся. Пациент требовал внимания. В дороге у лётчика снова поднялась температура, и он опять принял парацетамол — только теперь полностью сбить жар не удалось. И было заметно, что он слабел, то и дело проваливаясь в забытие.
Припарковавшись возле крыльца дома, я осторожно постучал. Открыла вахтёрша. Узнав меня, она молча кивнула и указала наверх, прижав сложенные ладошки к правой щеке, мол, спят все. Я кивнул.
Электричества не было. Посёлок, по моему предложению, вошёл в режим строжайшей экономии. Поэтому пришлось включить фонарик.
Стараясь не разбудить детей, я вошёл в номер. Тут же возле ног оказалась Саша. Потыкавшись в ботинки, она громко заурчала. Я закрыл за собой дверь. Осмотрел помещение. Окна были плотно закрыты светомаскировкой, как полагается. На вешалках — верхняя одежда Ольги и детей.
Поставив фонарик на пол лучом вверх, я оставил дверь чуть приоткрытой и вошёл в комнату.
Они лежали на диване, все втроём: в центре Ольга, её сын справа, а Ваня — слева. Во сне он довольно улыбался. Тихо приблизившись, я наклонился тронул её за плечо. Она тут же открыла глаза. Пару раз моргнула. Потом тихо, едва шевеля губами, спросила:
— Что-то случилось?
Я молча кивнул.
Ольга очень осторожно, чтобы не потревожить детей, выбралась из-под одеяла.
Она была одета в лёгкую пижаму, которая только подчёркивала её великолепную фигуру. И нашла же где-то?.. впрочем, единственного доктора в посёлке наверняка ценили. Кто-то из добрых людей помог. Может, и сам директор позаботился.
Пижама чуть просвечивала на свет от фонарика за приоткрытой дверью, едва скрывая упругие груди.
Несмотря на жуткую усталость и постоянное нервное напряжение, я вдруг почувствовал острое желание. Впрочем, это могло быть как раз реакцией организма на затяжной стресс…
Я вышел вслед за ней в коридор и хотел было закрыть за собой дверь, но тут кошка, тихо мяукнув, скользнула в комнату.
— Оставь приоткрытой, — шёпотом попросила Ольга. — Можешь фонарик тут оставить? Никитка может спать в темноте только когда мама рядом. Я свой возьму.
— Хорошо, — кивнул я. После чего отвернулся, давая возможность Ольге переодеться.
— Что случилось? — так же шёпотом спросила она.
— Нашли самолёт разбившийся, — ответил я. — Один из лётчиков выжил, но у него повреждена нога. Перелом или что-то в этом роде. К тому же, переохладился.
— Наш лётчик?
— В смысле? — я даже не сразу понял, о чём она.
— Ну, тот, кого вы спасли — он наш? Или вражеский? — уточнила Ольга.
— А. В этом смысле. Нет, наш, конечно, — ответил я.
— Почему конечно?
— Не знаю… не уверен, что стал бы спасать врага в таких обстоятельствах, — честно ответил я.
— А я бы хотела такому в глаза посмотреть… — вздохнула Ольга.
Она закончила переодеваться, и мы спустились вниз.
Саныч ушёл к себе, досыпать остаток сна, так что для Ольги местечко освободилось. Фёдор остался — нам с ним ещё оружие разгружать. Оружейку мы решили обустроить в гаражах. И там же — учебную базу.
Увидев Ольгу, лётчик заулыбался и даже попытался приподняться на локтях. Сторож при этом сильно нагнулся вперёд, будто у него вдруг живот заболел — чтобы не демонстрировать свои труселя при даме.
— Здравствуйте, — поздоровался лётчик, — меня Евгений зовут. Можно просто Женя!
— Не вставайте, просто Женя. Я Ольга Сергеевна.
— Очень приятно.
Сторож промолчал. Кажется, он пытался сделать вид, что его тут вообще нет.
— Блин, — сказал я, глядя на него. — Секунду подожди!
Я быстро сгонял наверх и забрал запасные джинсы и спортивный пуховик. Потом вернулся обратно.
Увидев, что я принёс, мужик рассыпался в благодарностях.
Мои вещи на нём повисли как на вешалке — но всё же это неизмеримо лучше, чем бежать до санчасти раздетым. И босиком, кстати, тоже…
— Оль, не в курсе — в лазарете есть шлёпанцы или что-то в этом роде? — Спросил я.
— Есть. Целый склад больничной одежды, — ответила она. — А что?
Только теперь она взглянула на сторожа.
— У нас форс-мажор, — объяснил я.
— А-а-а, ясно, — кивнула Ольга, занимая переднее сиденье.
— Я Геннадий, — всё-таки представился сторож, когда увидел, что Ольга на него смотрит.
— Ну, моё имя вам уже известно. Вы тоже больны? — ответила она.
— Пока нет… надеюсь. Хотя по такому морозу и пневмонию схватить можно…
— Его эти уроды морозом пытали, — вставил я, трогаясь с места и выезжая на дорогу к лазарету. — Хотели выведать, где военные склады.
— Даже так? — хмыкнула Ольга. — Получается, ещё один спасённый?
Она посмотрела на меня со странным выражением, которое я понять не смог.
— Получается, так… — вздохнул я.
Доехали быстро. У входа нас встретил заспанный Семён. С того момента, как я его видел, он заметно сдал: лицо как-то посерело, под глазами огромные мешки… впрочем, что удивительного?
Как выяснилось, в лазарете были даже носилки, которыми мы охотно воспользовались, чтобы отнести Евгения в свободную палату, минуя смотровую. Так решила Ольга. Геннадий тоже вызывался нам помочь, но я сказал ему ждать в салоне. Правда, при этом предусмотрительно выключил двигатель и забрал ключ — мало ли. Ничего, за несколько минут салон не остынет.
— Ну всё, дальше я сама, — сказала она, обращаясь к нам с Фёдором.
— Уверена? — спросил я.
— Уверена. Тебе тоже надо бы хоть иногда спать. Дел много, у Петра большие планы. А в таком темпе ты и сломаться можешь… что с этим раздетым скромником делать, а? В гостевом домике мест не осталось. Может, тут его тоже определить до утра? — предложила она.
Фёдор посмотрел на меня и отрицательно мотнул головой.
— Не стоит, — ответил я. — Его бы под наблюдением оставить. Человек совершенно незнакомый…
— Дело, — кивнул Фёдор. — У нас в гаражах комнатка есть, с кроватью. К тому же, на замок удачно запирается. Я ребят позову, чтоб по очереди караулить пока. А в себя придёт — потолкуем. Завтра.
— Добро, — кивнул я.
— Дим, проследи, пожалуйста, чтобы Никита позавтракал нормально. А то он что-то капризничать начинает…
— Прослежу, — кивнул я. — Ты главное работай. Не волнуйся ни о чём.
— Спасибо, Дим.
Захватив на складе шлёпанцы, мы с Фёдором вернулись к машине. Я протянул шлёпанцы Геннадию.
— На вот, — сказал я. — До тепла добежать хватит. А завтра что-нибудь придумаем.
— Спасибо, — кивнул тот.
Высадив Геннадия и Фёдора возле гаражей, я вернулся в гостевой домик.
Ребята всё так же спали на диване.
Чтобы успеть на завтрак в общую столовую, вставать надо было часов в семь. Я посмотрел на часы: шесть тридцать. Ни туда — ни сюда… разве что душ можно принять.
Открутив воду, я обнаружил, что вода идёт в половину прежнего напора и едва тёплая. Да и в номере стало заметно прохладнее, только сейчас заметил… что ж. Экономия — это хорошо. Дольше можно сохранить условия, приближенные к цивилизованным.
Прохладный душ меня взбодрил. Я с удовольствием растёрся махровым полотенцем, вдыхая запах чистоты, и снова принялся одеваться.
За это время как раз прошло полчаса, и я пошёл
