— Хорошо! — сказала Ковалова. — Очень хорошо! Но я хотела бы Флорисдорф заменить на Вену, на более известный город. Замените. Тогда мы сдадим афишу в печать. Хотите водки?
Фазольд покачал своей крупной головой и сел.
— Спасибо, с меня достаточно вчерашнего. Афиша вам действительно понравилась?
— Я знаю, — ответила Ковалова, — чего желают мои клиенты: плоти. А эта плоть и предлагается на вашей афише. Это как раз то, что требуется.
— Но не мне, — сказал Фазольд.
— Вам платят за это деньги.
— Речь идет не о деньгах. Немного искусства не помешало бы и здесь.
— А разве его здесь нет? — спросила Ковалова. — У этой малышки совсем неплохая фигура. Кого-то она мне напоминает. Только вот кого? Ах да, Дору Фридеман. Дора, конечно, постарше, но это не помеха. Так, натурщицей у вас была Дора?
Фазольд побледнел.
— Она скорее бы выцарапала мне глаза.
— Ну, вчера я ничего подобного не почувствовала.
Ковалова вновь принялась рассматривать афишу. В тревоге Фазольд закусил губу: не заметили ли чего-нибудь и другие?
— Вы очень несмелы, Фазольд, — сказала Ковалова, поднимая взгляд на него. — Некоторые женщины охотно идут на это. Если бы вы вчера захотели, то смогли бы иметь целую дюжину. А вы влачите одинокую жизнь в своей таинственной берлоге. Собственно, каким образом вы добрались вчера домой? Пешком?
— Здесь у причала была моя лодка, на ней я и переплыл Старый Дунай.
— Как романтично! Тогда вы определенно были не один.
Фазольд пожал плечами.
— К сожалению, мне никого не удалось подхватить.
— Сказали бы мне. Я бы посодействовала. Да и ваш друг
Фридеман мог бы вам помочь.
— Он мне не друг.
Ковалова вскинула брови.
— Сегодня такое я слышу впервые. Разве вы не были вместе в концлагере? Кстати, в каком?
— В последнее время — в Эбензее, — мрачно произнес Фазольд.
— Складывается впечатление, — продолжала Ковалова, — что он не всегда был вашим другом. Впрочем, вчера вы грелись в лучах его милости и оставались до конца. Нас же просто вы гнали.
— Вы ошибаетесь. Меня он тоже выставил, и последним ушел Деттмар,
Ковалова покачала головой.
— Бедный Деттмар, Мне он также рассказал о своих заботах. Я сомневаюсь, чтобы Фридеман дал ему хотя бы один грош. Фридеман тверд, как гранит. Но вы-то его лучше знаете.
— Я знаю его только по чисто деловым отношениям: я работал на него.
— Этого достаточно, — сказала Ковалова. — Деловые контакты говорят сами за себя. Вы проделали для него большую работу. Сначала продовольственные карточки…
— Это было давно! — смутившись, воскликнул Фазольд.
— Потом испанские паспорта, водительские права и облигации пять лет назад.
Фазольда бросило в пот. Что она еще знает?
— С этим покончено, — прервал он ее.
Ковалова хихикнула.
— После всех операций, числящихся за вами, нет смысла выходить из дела. Лучше продолжать.
— Я прекратил, — с ожесточением сказал Фазольд. — Теперь он что-то затевает с закладными. Но я ему сказал: без меня!
— И он согласился?
— А что же ему оставалось делать?
— Если Фридеман так много знает, он не спустит вас со своего поводка.
Рот Фазольда искривился в улыбке.
— Я тоже о нем кое-что знаю.
— Почему, собственно, вы пошли на это?
Фазольд отвел взгляд.
— Это было в трудные времена. Я только что вернулся из концлагеря, к тому же был молод и легкомыслен.
— Убедительные причины, — кивнула Ковалева.- Но не думаете ли вы, что следует позаботиться и о Фридемане? Расстались вы с ним не как друг.
Ковалова наклонилась к нижнему ящику письменного стола, чтобы достать бутылку водки, но тотчас же поднялась, услышав телефонный звонок.
— Минуточку, — сказала она, взявшись за телефонную трубку. — Черкесский бар, Ковалова. Пожалуйста.
Вдруг она оживилась.
— Но, дитя мое, почему вы так волнуетесь? Как вы сказали? Дора? — На лице ее отразилось крайнее возбуждение. Отсутствующим взглядом она посмотрела на Фазольда.
Фазольд приподнялся и схватился за ручки кресла.
— Как? — крикнула Ковалова, охваченная ужасом. — Ваш дядя тоже? Это же невозможно! Успокойтесь, дитя мое, успокойтесь. Я приду к вам, как только освобожусь. До свидания.
— Что-то плохое? — спросил Фазольд в крайней тревоге.
Ковалова многозначительно посмотрела на него.
— Ваша проблема, кажется, разрешилась простейшим образом, — сказала она.
Нижняя губа Фазольда начала нервно подергиваться.
— Ваш друг, или, вернее сказать, недруг, мертв. Его жена тоже.
Художник точно загипнотизированный уставился на Ковалову.
— Как же это случилось?
— По-видимому, он ее удушил, а потом сам повесился. Бедная девушка эта Карин. Теперь у нее никого нет, кто бы мог о ней позаботиться. Вам стоит ее посетить. Если вам не нравился дядя, то племянница здесь ни при чем.
Механическим движением Фазольд схватил со стола рулон афиши.
— Я поеду к ней. Всего доброго, фрау Ковалова. Афишу исправлю и пришлю вам.
Ковалова посмотрела ему вслед, и гримаса резче обозначила уголки ее губ. «Слабый характер, — подумала она. — Как хорошо, что мне тотчас же сказали, о чем идет речь, когда я их поставила в известность. То, что нужно, я определенно получу, и для этого не потребуется много времени.
Она посмотрела на телефонный аппарат.
— Все дело в импровизации. Вот что можно извлечь из разговора, если собеседник вовремя положит трубку. Такой маленький эксперимент очень заманчив, в особенности тогда, когда ты в курсе дела.
* * *
Точно дуновение ветра пронеслось над спящим Эдгаром, и затихающий звук шагов привел в движение цепь пестрых картин.
Все тот же штудиенрат[4], маленький и худой, как жердь, подняв испачканный в чернилах указательный палец, объявляет с явным злорадством: «Маффи оставлен на второй год!» Потом бегство к границе, которую ему не суждено перейти. За ним гонится отец, покрытый мучной пылью, в колпаке пекаря. В последнее мгновение он хватает сына. Потом сберегательная касса, работу в которой он выполнял с монотонной аккуратностью, пока не явились двое в масках и с холщовой сумкой. Под пистолетом они вынудили кассира выложить всю наличность. Он смотрел на них с поднятыми руками, и его охватила ярость. Он прыгнул через кассовый столик и свалил одного бандита. Другой повернулся и выстрелил… Пуля царапнула Эдгара по ноге, но он обезоружил одного грабителя и держал обоих на мушке, пока не подоспела полиция. Толстый комиссар из уголовного комиссариата сначала удивился, а затем порекомендовал ему поступить на службу в полицию. После года учебы в полицейской школе он же затребовал Маффи к себе в отдел, взял под свое личное покровительство…
