Из города в Кули возвращались молча. Лэйла гладила вдову по голове, та лишь всхлипывала и смотрела в пустоту. По пути им встретился шикарный «мерседес», и Глебу на какое-то мгновение показалось, будто в кабине сидят близнецы Кругловы, но голову на отсечение он бы не дал.
И зря. Потому что, когда Монтазио и Глеб с Виксой, разбитые видом чужого горя, вернулись домой, их ждало новое разочарование — Егор и Юся уехали, не попрощавшись. Боря сказал, что за ними приехала мать с каким-то хмырем на «мерседесе», они опаздывали на самолет, вот и...
— Ты хоть документы у них спросил? — заорал Глеб на капитана. — Их же просто могли похитить! Этих типов даже Мезальянц отправить мог! Эх ты, бесконечность!
— Э... — Боря впал в ступор. — Нет, не спросил. Но Егор...
— Да что Егор, свои мозги иметь надо.
Лэйла, которая до сих пор держалась, как железная, услышав от Виксы, что произошло за время их отсутствия, вдруг залилась слезами и убежала в дом. Змей плюнул и сел на краю пирса, свесив ноги в пустоту.
— Ты утром чего на карачках-то ползал? — спросила Викса у нервно грызшего ногти Татарина. — День вчерашний потерял?
— Нет, — ответил он. — А ты чего не спала?
— Да так, снилось всякое...
Это «ж-ж-ж» неспроста, подумал Глеб.
22
В аэропорту выяснилось, что на нас есть документы и билеты, о которых я вспомнил, когда увидел, как мимо нас проезжает «додж» Змея. Я не стал говорить в машине, я подумал — приедем в аэропорт, а там выяснится, что нам с Юсей без документов не улететь. Но красавец оказался серьезным типом и достал все необходимое из внутреннего кармана своего умопомрачительного пиджака.
Я надеялся, что нас задержат на таможенном досмотре, но «лемурийский интерфейс» оказался невидим для детекторов металла. Таможенники улыбнулись, пожелали счастливого пути и тут же забыли о нашем существовании.
Надо было встряхнуть этот остров! Надо было направленными подземными толчками разрушить взлетную полосу, расколоть землю и взорвать здесь вулкан, чтобы пепел закрыл все небо до самой России и не давал летать самолетам, только бы вернуться к Лэйле и Змею и хотя бы попрощаться как следует...
Конечно, ничего этого я не сделал. После минутного порыва сделать хоть что-нибудь на меня навалилась такая апатия, что хоть в петлю.
Мне показалось, что на периферии зрения маячат назгулы.
Часть 3. Возвращение блудного брата
1
Станция метро «Порт Роял» в Париже была переполнена — на линии были какие-то неполадки. Небритый мужчина в поношенном костюме с искрой, в нечищеных стоптанных туфлях — типичный неудачник, пока еще не опустившийся, но уже на грани, — с черным полиэтиленовым пакетом на левой руке, едва вырвался из толчеи, поднялся по лестнице к турникетам. Там он достал из пакета бутылку минеральной воды, сделал глоток и выбросил опустевшую тару в мусорную корзину.
Выйдя на бульвар Монпарнас, он свернул было направо, на Обсерваторский проспект, однако, дойдя до фонтана возле сада Марко Поло, вновь повернул направо, пересек бульвар Сен-Мишель и вышел к студенческому общежитию на проспекте Жоржа Бернаноса.
На крыльце тусовались молодые люди, в углу, на относительно новом, но уже благоухающем пружинном матрасе деловито пролистывал свежую газету бездомный.
Человек в костюме с искрой зашел в общежитие, поел в студенческой столовой, вышел на улицу и сладко затянулся последней сигаретой.
— Мсье, — окликнул его бездомный, расправившийся уже с утренним чтением. — Же не манш па сис жур.
Неудачник посмотрел на опустившегося бедолагу, поставил перед ним пакет, затянулся и с дымом выдохнул:
— Бон шансе...
Недокуренную сигарету он тоже отдал бездомному, а сам, насвистывая, пошел по улице в сторону Люксембургского сада.
В пакете бомж обнаружил тщательно запакованную одежду, туалетные принадлежности, немного наличных и визитку отеля, где ему была назначена встреча. Очень скоро он превратится из вонючего и грязного бомжа в чистого, опрятного и очень даже небедного господина, словно гусеница в бабочку. Дайте только окуклиться.
А поначалу все грозило закончиться весьма плачевно. Мезальянц покинул лайнер, воспользовавшись аварийным люком и надувным трапом. Пассажиры провожали террориста недоумевающими взглядами, но помешать никто не пытался.
На открытом воздухе было тепло, влажно и туманно. Сверху туман не казался таким густым, да и лежал он не так чтобы высоко над землей, однако тут — будто в молоко попал.
Черный лимузин, на который через несколько десятков метров натолкнулся Мезальянц, оказался как нельзя кстати. Откуда он здесь взялся, Иван Иванович не знал, но автомобиль с ключом в зажигании, да еще и с полным баком, и с кондиционером... будет на чем добраться до города.
Однако сесть в машину ему не удалось — из тумана, взревывая на форсаже, вынырнула большая серебристая «ауди» и, оставив на асфальте длинные черные полосы, замерла в паре метров от лимузина. Мезальянцу хватило доли секунды, чтобы оценить ситуацию и поднять руки вверх.
Испанского он не знал, поэтому сразу стал кричать по-английски: «Не стреляйте, я русский, я здесь случайно!» Ребята, что вылезли из автомобиля, имели типичный бандитский вид, и даже если бы у каждого из них не было при себе пистолета, ошибиться Мезальянц не мог — это местные братки. Стрелка у них здесь, что ли?
Братки с некоторым недоумением смотрели на Ивана Ивановича: видимо, ожидали увидеть здесь кого-то другого. Они перебросились несколькими фразами, и один из бандюков отправился осматривать местность. Иван Иванович краем глаза проводил его, а потом снова посмотрел на крепких ребят.
— Правда, шоль, русский? — спросил водитель.
— Правда-правда, — горячо закивал Мезальянц. Разговор завязался, сейчас главное — сократить дистанцию.
— Откуда сам-то?
Иван Иванович был коренным москвичом, однако прекрасно знал, что жители России, краснодарские они или уральские, Москву недолюбливают. А хлопец мог быть и хохлом, поди угадай, что он там себе думает. Поэтому Мезальянц сказал:
— Из Питера.
— А здеся че делаешь?
— Самолет угнал.
— Шо?!
— Честное слово — угнал! Он там, чуть дальше по шоссе. А что за город-то?
Водитель ответил не сразу. Он что-то сказал своим спутникам, те не поверили, засмеялись, водитель ткнул пальцем в Мезальянца.
— Далеко, говоришь, самолет?
— Чуть дальше...
Как бы в подтверждение слов Ивана Ивановича лайнер вновь взревел двигателями и зажег все огни на корпусе и крыльях. Видимо, для того чтобы в тумане случайные автомобили не врезались.
— Ох ты ж яка дура... — не сдержал удивления водитель. — Как ты их уломал в такой туманище приземлиться?
— Знаю методику. А что за город рядом?
— Мадрид.
Окунуться в алебастр, подумал Иван Иванович, хорошо попал.
Бандюк, который ушел осмотреться, вдруг замахал руками и что-то заорал, но из-за рева турбин его не было слышно. Братки рванули к нему все вместе, и в этом была их ошибка.
Едва они проскочили мимо, Иван Иванович провел подсечку последнему из них, который, по иронии, оказался земляком, обезоружил и пристрелил в сердце. Шум двигателей и тут оказался союзником Мезальянцу: выстрела никто не услышал. Иван Иванович запрыгнул в лимузин, завел машину и развернулся на узком пятачке, едва не переехав свежеубиенного бандита.
Тут братки, видимо, опомнились, потому что по кузову, будто градины, застучали пули. Иван Иванович прострелил колеса «ауди» и умчался прочь по шоссе, прочь от города. Скорей всего, экипаж уже связался с местным аэропортом, и к самолету мчатся полицейские, медики, пожарные. Мезальянц усмехнулся — интересно, как выкрутятся бандиты из этой передряги.
Впрочем, нет, неинтересно. Сейчас предстояло вырваться на оперативный простор, исчезнуть с экранов радаров и найти способ связаться с Кассатикетсом.
Под мостом Александра Третьего, прямо в Сене, мылся бомж. Разделся догола — и бултых в воду. Вынырнул, намылился, потерся мочалкой, и снова — бултых. Несколько бомжей недоуменно наблюдали этот ночной стриптиз, но замечаний и шуточек не отвешивали: этот невзрачный бродяга показал себя жестоким уличным бойцом, и связываться с ним никто не хотел. И на пакет его никто не покушался — ну его, психа, за пару шмоток убьет. Видать, прибарахлился где-то, шмоток чистых набрал, решил жизнь сначала начать. Пробуй-пробуй, знаем, чем такие попытки оборачиваются.
Смыв с себя грязь и вонь, бомж вытряхнул из пакета кулек с футболкой, джинсами, носками и кедами. Все было немного поношенное, но чистое.
— Куколка! — сказал преобразившийся бомж самому себе на языке, незнакомом обитателям моста Александра Третьего.
А вот Александр Третий, занеси его судьба в конец двадцатого века под мост его имени, вполне бы понял, что сказал этот невзрачный человек с мокрыми волосами. Потому что говорил человек по-русски.
В маленьком отеле «Шико», на Монмартре, недавний бомж снял комнату на двоих. Отель был недорогой — без кабельного телевидения, без бара, без завтрака, без электронных замков. Здесь было просто чисто и тихо.
