– Речь идет не о возникновении добродетелей, а об уничтожении преступлений.
– Однако ваши методы лишь увеличивают их число.
– Ну и пусть, ведь это закон, и нам должно ему следовать: мы не законодатели, мы, дорогой мой маркиз, всего только исполнители.
– Скажите лучше, президент, – вставил д'Оленкур, все более воспламеняясь, – скажите лучше «каратели, заплечных дел мастера». Вы истинные враги государства, ибо ваша главная радость – противодействовать его процветанию, чинить препоны его благосостоянию, порочить его славу и бессмысленно проливать бесценную кровь его подданных.
Несмотря на две ледяные ванны, принятые Фонтани в течение дня, ему так и не удалось окончательно утишить желчность, столь присущую судейским. И бедный президент дрожал от ярости, слыша хулу на столь почитаемую им профессию. Он не представлял, как то, что гордо зовется судейским званием, может быть так сильно унижено и низвержено с подобающих высот, и уже хотел было ответить языком марсельского матроса. Но тут подошли дамы и предложили вернуться в замок. Маркиза поинтересовалась, не испытывает ли президент надобности снова заглянуть в укромный кабинетик.
– Нет, нет, сударыня, – вмешался маркиз, – уважаемый магистрат не всегда страдает коликами. Следует простить его, если он принял тот приступ слишком всерьез. Небольшое расстройство кишечника считается в Марселе и в Эксе весьма тяжелой болезнью с тех пор, как банда мерзавцев, собратьев этого славного малого, сочла отравленными нескольких шлюх, страдавших кишечными коликами. Поэтому не стоит удивляться, что простая колика может стать весьма серьезным делом для провансальского магистрата.
Состояние Фонтани, одного из самых страстных судей, участвовавших в этом деле, навсегда покрывшем позором провансальских магистратов, было неописуемым. Он ворчал, сучил ногами, брызгал слюной, точь-в-точь как бульдог, попавший на бой быков, но так и не сумевший укусить никого из соперников. Д'Оленкур не мог не воспользоваться случаем и не подтрунить над Фонтани:
– Взгляните, взгляните на него, милые дамы, и скажите, позавидуете ли вы судьбе несчастного дворянина, который, полагаясь на свою невиновность и чистосердечное признание, каждое утро в течение двух недель, пока длился этот позорный процесс, наблюдал, как его обливает грязью этакое ничтожество!
Президент готов уже был рассвирепеть не на шутку. Однако маркиз, не желавший скандала, предусмотрительно отошел к своей карете, предоставив мадемуазель де Тероз пролить бальзам на раны судьи, только что нанесенные им. Не без больших трудов ей удалось преуспеть в этом. Паром вновь пересек реку. У президента не возникло более желания потанцевать под канатом, и компания мирно прибыла в замок. Отужинали, и доктор напомнил Фонтани о необходимости строгого воздержания.
– Рекомендация, право, излишняя, – говорит президент, – неужели вы хотите, чтобы мужчина, который провел ночь с негритянкой, которого утром обозвали еретиком, которому на завтрак подали ванну со льдом, который чуть позже упал в реку, который застрял в сортире, точно воробей в смоле, и обжег зад, сидя на стульчаке, которому имели наглость заявить прямо в лицо, что судьи, расследующие преступление, всего лишь презренные плуты, а шлюхи, страдающие коликами, не были отравленными, – так неужели же вы хотите, чтобы такой мужчина еще мог думать, как превратить девицу в даму?
– Очень рад видеть вас настолько рассудительным, – одобряет его Дельгац, сопровождая Фонтани в маленькую гостевую комнату (тот занимал ее, когда не имел никаких супружеских намерений). – Призываю вас не нарушать режим, и вы вскоре ощутите его благотворное влияние.
Со следующего дня возобновились ванны со льдом. За весь период их применения президент ни разу не оспаривал необходимости предписанного режима, и прелестная Тероз в течение этой передышки могла безмятежно наслаждаться любовными утехами в объятиях своего ненаглядного д'Эльбена, пока, по истечении двух недель, посвежевший Фонтани вновь не принялся обхаживать жену.
– О сударь, – говорит ему юная особа, видя, что отступать уже некуда, – сказать по правде, мне сейчас не до любви. У меня на уме совсем другие дела. Почитайте, что мне сообщили, сударь. Я разорена.
И она тут же подсовывает мужу письмо, из которого следует, что замок Тероз, приданое его супруги, расположенный в четырех лье от их нынешнего местопребывания, на краю леса Фонтенбло, уединенный и никем не посещаемый, вот уже шесть месяцев как стал гнездом нечистой силы. Привидения устраивают там страшный шум, вредят управляющему замком, разоряют посевы. Если так будет продолжаться, президент и его жена не получат с этого имения ни одного су.
– Вот, поистине, ужасная новость, – говорит магистрат, откладывая письмо. – Нельзя ли все же сказать вашему отцу, пусть он предложит нам что-то другое вместо этого страшного замка?
– Что же он нам может дать, сударь? Не забывайте, я младшая. Большую часть отдали сестре. Не годится требовать чего-то другого. Придется довольствоваться этим замком и пытаться навести там порядок.
– Выдавая вас замуж, отец ваш, надо полагать, знал об этих обстоятельствах.
– Признаюсь, это так, но он не думал, что они столь существенны. Впрочем, это ничуть не умаляет ценности приданого, возможна лишь некоторая отсрочка оплаты по векселям.
– А маркизу известно дело?
– Да, но он не решается заговорить с вами об этом.
– Он не прав, лучше будет, если мы обсудим все сообща.
Зовут д'Оленкура. Тот не отрицает истинности фактов. В результате договариваются, что проще всего, несмотря на возможные опасности, поселиться в замке на два-три дня с целью положить конец беспорядкам и выяснить, какую пользу можно извлечь из доходов имения.
– Достанет ли у вас смелости, президент? – спрашивает маркиз.
– Смотря по обстоятельствам, – говорит Фонтани. – Смелость – добродетель, не слишком необходимая в нашем ведомстве.
– Мне это хорошо известно, – говорит маркиз, – вы обходитесь одной лишь сопутствующей ей жестокостью. Также вы поступаете и с остальными добродетелями, ибо владеете редким искусством так их перекраивать на свой лад, что извлекаете лишь отрицательные их последствия.
– Полно, вот вы опять со своими сарказмами, маркиз, поговорим о деле и оставим колкости.
– Ну что ж, пора ехать, нам надо устроиться в замке Тероз, избавиться от привидений, привести в порядок ваши арендные договоры, а вам приступить к сожительству со своей супругой.
– Погодите, сударь, минутку, пожалуйста, не надо так быстро, подумайте об опасностях поселения в обществе нечистой силы. Какая-нибудь удачная судебная процедура, сопровождаемая постановлением, может оказаться действенней всех предложенных вами мер.
– Ну вот, началось! Судебные процедуры, постановления... Удивительно, что вы еще не отлучаете от церкви, как священники! Ужасные служители тирании и скудоумия! Когда же наконец все эти святоши в юбках и все эти педанты в кафтанах – словом, приспешники Фемиды и Девы Марии – прекратят считать, что их беззастенчивая болтовня и дурацкие бумажки могут оказать воздействие на мир?! Пойми же, братец мой, что не всей этой ерундой можно бороться с нечистой силой, а лишь саблями, порохом и пулями. Так что решайся, умереть с голоду или храбро сражаться.
– Господин маркиз, вы рассуждаете как драгунский полковник, позвольте же мне судить обо всем с позиций человека в судейской мантии, чья особа столь священна и драгоценна для государства, что ей нельзя столь легкомысленно подвергать себя риску.
– Особа, драгоценная для государства! Ох, президент, и рассмешил же ты меня, давно я так не смеялся, но я вижу, ты хочешь довести меня до конвульсий. И какой же дьявол, скажи мне, тебя надоумил, что некий субъект, обычно темного происхождения; человечишко, вечно восстающий против всякого блага, в котором может быть заинтересован его господин; субъект, никогда не служивший своему господину ни жизнью своей и ни кошельком своим, беспрестанно препятствующий всем его добрым намерениям; тип, чье ремесло состоит исключительно в подстрекательстве частных лиц к раздорам, поддержке раскола в королевстве и в притеснении прав граждан, – так я спрашиваю, как мог ты забрать себе в голову, что столь никчемное создание может быть драгоценным для государства?
– Если к разговору примешивается раздражение, не стану отвечать.
– Хорошо, к делу, друг мой, согласен, перейдем к делу. Так вот, можешь хоть целый месяц размышлять об этом приключении, можешь устраивать балаган и высказывать суждение перед твоими собратьями, но я все равно буду повторять: нет иного средства, кроме как самим поселиться рядом с существами, желающими нас оттуда выставить.
Президент еще немного поторговался, самодовольно выдвигая в качестве защиты тысячи абсурднейших доводов, и в конце концов условился с маркизом, что на следующий день выедет вместе с ним в сопровождении двух лакеев. Президент затребовал Ла Бри: как уже сказано, этот малый, неведомо отчего, пользовался его особым доверием. Д'Оленкур, хорошо осведомленный о неотложных делах, удерживающих Ла Бри в замке в отсутствие президента, ответил, что взять его с собой невозможно. Назавтра, едва забрезжил рассвет, стали готовиться к отъезду. Дамы нарочно встали пораньше, чтобы вырядить президента в старинные доспехи, обнаруженные в замке. Молодая супруга надела на него шлем, пожелав всяческих успехов и скорого возвращения, пообещав своей рукой увенчать его лаврами. Он нежно обнял ее, взобрался на коня и последовал за маркизом. Напрасно они предупредили соседей о предстоящем маскараде: отощавший президент был настолько смешон в своем нелепом военном облачении, что весь переезд из одного замка в другой прошел под гогот и улюлюканье свидетелей этой сцены. Полковник, ехавший рядом, с самым невозмутимым видом порой приближался и утешал его:
