Бабы пошли чистить картошку, а Хохол, прихватив несколько подростков, пошел обламывать ветки с деревьев. Вскоре запылал костер, на него поставили ведро с картошкой. Воду с готовой картошки слили в посуду, какая нашлась у людей, и помяли в нее несколько картофелин, Хохол нарезал кусочками сала, побросал в варево и всех пригласил отведать еду. У кого нашлись ложки, стали хлебать жидкую похлебку, прикусывая рассыпчатой картошкой, у кого нашелся хлеб, ели с хлебом. Все так были увлечены едой, что никто не обратил внимания на священника с матушкой, которые сидели в стороне и о чем-то шептались. У них не было ни ложек, ни посуды и они явно стеснялись брать картошку руками. Хохол развязал мешок, достал из него глиняную миску, положил в нее несколько картофелин, прибавил два соленых огурца, отрезал два ломтика хлеба. Достав другую миску, налил похлёбки с кусочками сала, прихватил две ложки и все это отнес святой чете. Они так растрогались, что забыли поблагодарить, а только неистово крестились, шепча, при этом, то ли молитвы, то ли слова благодарности. Хохол хорошо знал, что несчастных стариков выгнали из дома, не дав ни одеться, ни взять продукты, кроме кошёлки с яйцами и куличами, да и те Никита Пономарёв стащил ночью.
Илья Шубякин, кроме ведра с картошкой, принес еще полный мешок, набитый разными тряпками. Дарья очень обрадовалась старенькому лоскутному ватному одеялу, так нужному для подстилки детям во время сна. Принес он узелок пшена, большую кошелку соленых огурцов, увесистый мешочек с луком, чесноком и даже большой шмат солёного сала. Хохол был доволен тем, что у него, на первое время, скопилось уже достаточно еды. Были Дарьины продукты и еще те, которые он прихватил в ту злополучную ночь в своем доме. В дальнейшем он надеялся на случай.
Наутро всем женщинам внезапно разрешили ходить свободно по селу, взяв с собой по одному ребенку. Многие из них, прихватив детей, вышли за ограду. Через какое — то время они, кто раньше, а кто позже, стали возвращаться. Первая из похода вернулась, ладно скроенная сноха Дымкова Настенька, жена Фёдора. Она шла словно пьяная, крепкие ноги плохо слушались и по ее милому лицу катились слезы. Вела ее за руку племянница, двенадцатилетняя Катя, и растерянно смотрела на встречавшихся людей. Настя, казалось, ничего не видела перед собой, и только помощь племянницы позволила ей найти дорогу. Низкорослый Фёдор вскочил на ноги, кинулся к жене и, не зная, что делать, стал неумело обратной стороной ладони вытирать слёзы с ее лица. Люди притихли и с недоумением смотрели на эту сцену. Фёдор посадил жену на пол, подстелив пиджак, встал перед ней на колени и стал уговаривать её перестать плакать, но Настенька продолжала захлебываться в слезах. Хохол поднялся с корточек, подошел к ведру, зачерпнул кружкой воды и, оттолкнув Фёдора, поднес к ее рту воду. Настя, давясь и обливая свою пышную грудь, сделала несколько глотков. Постепенно рыдания стихли, но началась икота и Хохол, прижав ее голову к себе, стал нежно гладить волнистые, темные волосы, уговаривая Настеньку успокоиться. Наконец рыдания и икота прекратились и она, словно проснувшись после долгого кошмарного сна, удивлённо посмотрела на окружающих ее людей. Взгляд ее больших синих глаз, обрамленных густыми ресницами, стал осмысленным и чистым. Выждав некоторое время и дождавшись, когда она окончательно успокоиться, Хохол ласково обратился к ней:
— Ты, Настенька, расскажи, что с тобой случилось? Поверь мне, я тебя в обиду не дам!
Глаза у нее вновь наполнились слезами и сверкнули гневом, словно чистое голубое небо внезапно покрылось черной тучей.
В это время подошли ещё женщины с детьми и тем самым отвлекли внимание от Настеньки. По увесистым и не очень, узелкам и котомкам, было видно, что им повезло больше, чем Дымковым. Чульниха, разложив перед собой принесённое добро, внезапно спросила Хохла:
— Скажи, Иван, а почему, когда нас гнали сюда, сторожили строго, не давая и шагу ступить в сторону, а теперь разрешили свободно ходить по селу и не бояться, что люди разбегутся?
— А ты, Авдотья, возьми и уйди!
— Куда же я пойду от детей и внуков?
— Как видишь, наш начальник не дурак, и знает, что делает. За ограду выпускает только бабу с одним ребенком или мужика. Куда вы так денетесь, вернетесь, как миленькие!
Хохол не сказал, что без его участия в этом деле не обошлось. Накануне он, с глазу на глаз, поговорил с начальником охраны. Он напомнил ему, как тот пушил его за сына, которого у него не было, и спросил, как тот думает отчитываться, если потеряет сразу несколько человек. Начальник охраны усмехнулся и ответил, что этого не может быть, так как охрана надежная и многочисленная. Хохол сказал, что в этом нет сомнения, да и люди бежать никуда не собираются.
— Так в чем же тогда дело?
— Если бы ты знал, как нас раскулачивали, ты бы не задавал этот вопрос.
— А чего я должен знать?
— Хотя бы то, что мы не прокаженные, а крестьяне, обычные люди, на которых почему-то решили отыграться, а ты обращаешься с ними, как со скотиной.
— А почему вы обижаетесь? Ты говоришь, что вы тоже крестьяне, но почему тогда эксплуатировали других, заставляли работать на себя?
— Кто тебе наговорил эту чушь? Никто на нас не работал, и магазинов с мельницами у нас не было. Наша беда была только в том, что мы работали лучше других, не зная покоя ни днем, ни ночью, а нас не только вышвырнули из своих домов, отобрали все, что мы нажили, но не позволили даже одеться и взять еды. Доходило до того, что когда бабы отказывались выходить из своих домов, то хватали детей и выбрасывали их на снег. Бабы бросались за ними и их назад больше не впускали. И они раздетые, с ребятишками на руках, в мороз, шли по улице, пока сердобольные люди не пускали несчастных к себе в дом. Если ты не веришь мне, то поговори с другими мужиками, и они тебе расскажут не такие чудеса. Пока мы еще жили в своём селе, то родственники или просто соседи, как могли, подкармливали, а как только нас вывезли сюда — лафа кончилась. Многие уже несколько дней сидят голодными. У женщин, которые кормили детей грудью, пропало молоко, а это значит, что грудные обречены на голодную смерть.
— И что же ты предлагаешь?
— Нужно кормить людей, пока они умирать не начали. Я понимаю, что у тебя такой возможности нет, но отвечать придется тебе.
— Тогда скажи мне, умник, как бы ты поступил, будь на моём месте?
— На твоём месте я бы выстроил людей, поклонился бы им до земли, попросил прощения и отпустил.
Начальник охраны нахмурил брови, задумался и спросил:
— Так что же ты предлагаешь?
— Не нужно держать людей под винтовками, а разреши им свободно ходить по селу. И как бы это не прозвучало для тебя странным, но пусть люди ходят и побираются. Тебя за это никто не накажет, но ты сохранишь сотни людей от голодной смерти. Я говорю серьёзно, ибо еще два, три дня и нам придется хоронить людей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
