Вникнув в подробности сексуальной жизни вновь возникающего района города, я пришел в дикий ужас от перспектив ее развития. Вы только представьте: в ночной тишине первой начинает функционировать кровать на четвертом этаже, ей вторит третий этаж, потом – второй, и, наконец, первый. И так десять, двадцать домов! Со временем появится фирма по изготовлению кроватей с фигурными скрипами, со всякими там динамиками, усилителями, синтезаторами. Воображение тумпстаунских бизнесменов неминуемо коснется звукозаписи, и скрипами, записанными на разные носители, заполнятся ларьки и магазины. Верхом сексуальности станет семейное прослушивание особо изощренных скрипов. Не исключено, что придется принять специальный указ, запрещающий торговлю записями скрипов порнографического характера. Далее – пресса. Появятся два-три постоянных журнала вроде «Скрипи с нами», «Мы и наши скрипы», «Рахиминистический скрип» (или: «Скрип рахиминизма», что еще круче), потом кино – «Скрип-1», «Скрип-2», «По ком скрипит моя кровать», «Основной скрип», «Кровавый скрип»… Стоп, стоп! Такого глобального разврата я допустить, конечно, не мог, и тут же доложил обо всем г. шерифу в красках и с жестами, а тот изыскал в нашем обширном уголовном кодексе подходящую статью (или быстро дописал ее, что практически одно и то же) и распорядился на основании сей статьи прекратить деятельность «Счастливого Тумпстауна» и наложить арест на их счет в банке.
…Но я несколько заболтался. А дальше было вот что: еще раз надавав по мордам схваченным, Люлю вынудил их повторить свои показания относительно загадочного леса, наполненного всякими реликтами – показания подтвердились, только к перечню тварей добавился какой-то загадочный «охрененный оглоед с рогами» – после чего все трое за ненадобностью были выброшены на песок и побежали прочь. Люлю, немного помедлив, с отвращением на лице бросил вслед отпущенным их уши.
Мы с Маэда погрузились в вертолет, а Люлю, Тальберг и танки с солдатами, вздымая пески, ринулись в сторону леса.
Люлю со своей техникой вторгся в зеленую кромку, деревья задергали своими кронами, а некоторые даже стали падать. Путь Люлю ясно обозначился на зеленом поле.
Мы легко оставили его позади. Чтобы лучше видеть, я велел пилоту снизиться, отодвинул дверь, и мы с Маэда высунулись наружу.
Внезапно откуда-то снизу из листьев, прямо на нас выскочил черный объект с перепончатыми крыльями и почти было врезался в бок вертолета, но вовремя вильнул. Тут же Маэда, вцепившись рукой в поручень и едва не выпав в прыжке из вертолета, с хаканьем разрубил летуна мечом – пополам. Обе половинки (на каждую пришлось по крылу) печально упали вниз.
– Что это было? – проорал Маэда, залезая обратно в вертолет и вытирая брезгливо меч. Что поделаешь, условный рефлекс: сначала рубит, потом разбирается. Я пожал плечами и бросил вслед располовинненому объекту пустую пивную бутылку.
Еще несколько таких же тварей, весьма похожих на огромных летучих мышей, выскользнуло из листвы, – правда, на значительном удалении от вертолета. Видимо, учли опыт предшественника. Твари что-то порорали пронзительными голосами и дунули прочь от вертолета.
– Какая гадость! – сказал про них Маэда и взялся за М-16, намереваясь уничтожить взлетевших серией метких выстрелов, но я остановил его.
– По-моему, я видел этих гадов в энциклопедии, – проорал я ему в ухо. – Там они назывались птеродактилями.
– Неужели это мешает их пострелять? – меланхолически бросил Маэда, но винтовку обратно поставил.
– Вдруг они сгодятся для каких-нибудь опытов, – предположил я. – Или рахиминистов пугать.
Тут летчик кинул в нас пачкой «Кэмэла»: внизу справа в зеленом поле зиял огромный синий разрыв – озеро с островом посередине, на острове деревянный дом, и кроме дома еще масса места для посадки вертолета. Я в ответ замахал пилоту, и вертолет камнем рухнул вниз.
Как только колеса коснулись земли, Маэда выскочил наружу и, пригнувшись, бросился к дому. Дом был одноэтажный, из толстых бревен и внешне здорово напоминал жилище достойного господина Леклера. Я даже подумал, что это его очередное ранчо и кругом – его собственность, и птеродактили в небе – тоже его. Ну а если не его, то какого-нибудь леклеровского родственника, которого Жан-Жак сто лет уже не видел и очень обрадуется встрече.
Рядом с домом одиноко стоял обширный письменный стол красного дерева, над столом был развернут легкий голубой тент от солнца. На столе лежали придавленная бронзовым пресс-папье газета, ручка и еще какие-то мелочи. Рядом – два стула. Тоже основательные, резные такие стульчики. Реликтовые.
Маэда подбежал к столу и взял окна дома на прицел.
Выждав, пока вертолет немного успокоится, я неторопливо высадился и, сопровождаемый пилотом, двинулся к Маэда. В наступившей тишине стали слышны звуки леса: щебет птиц, дикие вопли какой-то твари (ее, видимо, ели), еще какие-то крики животного происхождения, треск деревьев и легкий плеск воды… Вдали раздавался рев моторов: это Люлю со свойственным ему оптимизмом прокладывал себе дорогу. Послышался трубный рев: вроде боевого крика слона, только басом. Маэда непроизвольно развернулся в сторону звука и произвел серию выстрелов. В ответ вдали раздался орудийный залп, новое рычание, угасающее, – и все смолкло.
– По-моему, Люлю там поймал рептилию, – сказал я Маэда, закладывая в рот сушку. – Или рептилия поймала Люлю.
– Господин Шаттон никому не позволяет себя ловить. – Маэда вновь обернулся к дому.
– Войдем? – спросил он. Я кивнул. Отчего же не войти, когда войти хочется?
В доме никого не оказалось. Дверь не была заперта и за ней мы обнаружили роскошный кабинет, полный всяких бронзовых штучек: лампы, подсвечники, просто скульптуры, торшер в виде девушки с зонтиком. Стиль мебели и обстановка напоминали дивные старые времена, когда еще жив был преподобный герцог и мы отчаянно бились с варварами. В старинном книжном шкафу в строгом порядке стояли не только старые, но и самого последнего времени издания на многих языках. На столе громоздились листы некоей рукописи – предположительно, на датском языке. Ни я, ни Маэда, ни пилот по-датски не знали, ничего из написанного не поняли и оставили рукопись в покое.
В дальнем углу кабинета располагалось аскетическое ложе, укрытое шелковым халатом на меху. На свободных от шкафов участках стен размещались чьи-то шкуры, а на них – разного рода оружие – холодное и огнестрельное. Холодное – преобладало. Словом, помещение производило самое благоприятное впечатление. Везде чувствовалась заботливая рука бережного, хорошо относящегося к вещам хозяина.
Бегло осмотрев остров и не отыскав ничего примечательного, мы с Маэда уселись у стола под тентом, а летчика отослали в караул – пусть ходит неторопливо кругами и по сторонам посматривает.
Я стал вызывать Люлю.
– Да! – бодро отозвался тот.
– Мы с Тодзио слышали какое-то коровье мычание. Что это было?
– Реликт! Здоровый и морда как трактор! Набежал из кустов так решительно, зубами щелкал. Зубы, что характерно, у него немаленькие такие были. Не знаю, чего хотел. Может, собирался нас съесть вместе с танком. Пришлось нам с Юлли на него поохотиться маленько. Ну и, знаешь, Сэм, у него внутренние органы не выдержали. Хилый такой реликт попался, а на вид – о-го-го! Крупный. И с хвостом. Да их тут много еще. Так и бегают. Забавный лесок!
– Люлю! Прошу тебя, не стреляй больше реликтов. Может, они нам потом зачем-нибудь пригодятся.
– Конечно, пригодятся! Выпустим на рахиминистов.
Я хмыкнул: перспективная судьба реликтов виделась нам удивительно похоже.
– Люлю, мы тут нашли остров и на нем домик. В доме – никого. Руби сюда тропку, будем тут ночевать. Даю маяк. – И я включил маяк.
Отдаленный треск в лесу возобновился. Над озером зигзагами пролетел птеродактиль, выронил какую-то падаль и от огорчения чуть сам не свалился в воду. Маэда с презрением поглядел ему вслед.
Расположившись на песочке, мы устроили дивный пикничок и уже приступили к кофе, как на дальнем берегу задрожали деревья, и появился танк. Было отчетливо видно, что на танк влез Люлю и машет нам пулеметом.
– Люлю! – включил я мобильник. – Я тебя вижу. Ты здорово смотришься. Чем-то похож на Тарзана.
– Ага! – отвечал Люлю. – Что дальше?
– Выстави охрану и давай к нам сюда…
Ночью мне снился какой-то дивно хороший сон, по-моему, про Лиззи. Вдруг чуткое ухо мое уловило тарахтение лодочного мотора, я открыл глаза и увидел перед собой черное небо в крупных звездах. («По небу между звездами продиралась лодка с навесным мотором», – скажете вы и будете не правы. Ничего такого на небе не происходило.)
Кругом, в лесу, шла интересная ночная жизнь с весьма жуткими завываниями и стадным топаньем. А по озеру, судя по звуку, прямо к острову плыла моторная лодка. Я выпутался из гамака.
Мрак стоял абсолютно непосильный. Спутники мои спали, и винные пары свободно поднимались к звездам. Вынув «слона» из кобуры и взяв фонарь, я неслышно пошел к берегу и там в ожидании остановился.
