Мама ему ничего такого не говорила, во всяком случае, Луис не помнил, но однажды она сказала, что ложная скромность — это полпути к гордыне.
— Норма, — сказал он, — ничего особенного я не сделал, просто выполнил свой долг врача.
— Вы хороший человек, — ответила Норма. — А теперь сделайте милость, уведите отсюда это чудовище, и пусть он угостит вас пивом. Мне опять хочется спать, а я никак не могу его выгнать.
Джад тут же вскочил со стула.
— Черт возьми! Луис, быстрее пойдем. Пока она не передумала.
Первый снег выпал за неделю до Дня благодарения. Двадцать второго ноября опять был сильный снегопад, но накануне праздника небо очистилось, день выдался холодным и ясным. Луис отвез семью в бангорский аэропорт: Рэйчел с детьми летела в Чикаго, навестить своих родителей.
— Это неправильно, — сказала Рэйчел уже, наверное, в сотый раз с тех пор, как они начали обсуждать этот вопрос еще месяц назад. — Мне не нравится, что ты остаешься совсем один на День благодарения, Луис. Все-таки это семейный праздник.
Луис пересадил Гейджа с одной руки на другую. В своем первом «взрослом» пуховике сынишка казался каким-то уж очень большим. Элли смотрела в огромное окно, как взлетает военный вертолет.
— Я не собираюсь сидеть в одиночестве и рыдать в кружку пива, — заверил Луис. — Джад и Норма пригласили меня на индейку. Черт, это я чувствую себя виноватым. Я вообще не люблю все эти праздники с затяжными семейными посиделками. Сидишь, пялишься в телевизор, смотришь какой-то футбольный матч, начинаешь пить уже с трех часов дня, в семь засыпаешь, а наутро просыпаешься с таким чувством, будто у тебя в голове скачут чирлидерши «Ковбоев Далласа» и вопят во весь голос: «Давай! Давай!» Мне просто не нравится отправлять тебя одну с двумя детьми.
— Я справлюсь, — заверила Рэйчел. — Лечу первым классом, чувствую себя принцессой. И Гейдж наверняка будет спать всю дорогу от Бостона до Чикаго.
— Надейся, надейся, — ответил Луис, и они оба рассмеялись.
Объявили посадку, и Элли тут же сорвалась с места.
— Это наш, мама. Пойдем, пойдем, ну пойдем же А то самолет улетит без нас!
— Не улетит, — сказала Рэйчел. Она сжимала в руке три розовых посадочных талона. На ней была шуба из искусственного темно-коричневого меха… видимо, предполагалось, что это ондатра, подумал Луис. Но что бы это ни было, она в этой шубе смотрелась просто очаровательно.
Возможно, чувства отразились в его глазах, потому что Рэйчел порывисто обняла мужа, чуть не зажав Гейджа между ними. Тот, кажется, удивился, но вовсе не огорчился.
— Луис Крид, я тебя люблю, — сказала она.
— Мама-а-а, — протянула Элли, подпрыгивая от нетерпения. — Пойдем-пойдем-пойдем.
— Да, идем, — отозвалась Рэйчел. — Будь умницей, Луис. Веди себя хорошо.
— Я постараюсь, — улыбнулся он. — Честное слово. Передавай привет родителям, Рэйчел.
— Да ну тебя. — Рэйчел сморщила нос. Она не дала себя одурачить; она прекрасно понимала, почему Луис не едет с ними в Чикаго. — Не смешно.
Он смотрел, как они вошли в посадочный «рукав»… и пропали из виду на всю ближайшую неделю. Луис уже начал по ним скучать. Он подошел к окну, в которое прежде смотрела Элли, и принялся наблюдать, как в самолет грузят багаж.
Правда была проста. Мистер и миссис Гольдман из Лейк-Фореста невзлюбили Луиса с самого начала. Он был человеком другого круга и не имел ни гроша за душой, но это было не самое страшное. Хуже того, он посмел предположить, что их дочь станет терпеть лишения и всячески его поддерживать, пока он будет учиться в медицинском колледже, откуда его наверняка очень скоро отчислят за неуспеваемость.
Луис мог бы со всем этим справиться и, в общем, неплохо справлялся. Но потом кое-что произошло. Рэйчел об этом не знала и никогда не узнает… во всяком случае, от Луиса. Ирвин Гольдман предложил оплатить весь курс учебы Луиса в медицинском колледже. В обмен на эту «дотацию» (слово Гольдмана) Луис должен был прекратить все отношения с Рэйчел.
Луис Крид был не в том возрасте, чтобы правильно реагировать на подобные оскорбительные предложения (или подкупы, если называть вещи своими именами), но людям в том возрасте — лет этак в восемьдесят пять — такие предложения никто не делает. Начать с того, что он страшно устал. Восемнадцать часов в неделю он ходил на занятия, двадцать часов корпел над учебниками и пятнадцать часов подрабатывал официантом в пиццерии рядом с отелем «Уайтхолл». Плюс к тому он разнервничался. Необычная приветливость мистера Гольдмана в тот вечер была совсем не похожа на его обычную холодность, и когда мистер Гольдман пригласил его в кабинет выкурить сигару, Луису показалось, что он заметил, как тот быстро переглянулся с женой. Позже — значительно позже, когда Луис уже успокоился и смог осмыслить случившееся — он подумал, что подобное смутное беспокойство, наверное, чувствуют дикие лошади, почуяв дым от пожара в прерии. Он ждал, что Гольдман объявит о том, что ему все известно. Известно, что Луис спит с его дочерью.
Когда вместо этого Гольдман сделал неслыханное предложение — и даже достал из кармана чековую книжку, словно какой-нибудь толстосум в фарсах Ноэла Коуарда, — Луис взорвался. Он обвинил Гольдмана в том, что тот относится к дочери как к музейному экспонату, что ему наплевать на всех, кроме себя самого, и что он отвратительный, самодовольный мерзавец. Уже гораздо позже Луис признался себе, что его ярость отчасти происходила из чувства облегчения.
Все эти проникновенные замечания о характере Ирвина Гольдмана были, возможно, правдивыми, но уж никак не способствовали цивилизованному общению. Всякое сходство с Ноэлом Коуардом исчезло; если в дальнейшей беседе и присутствовал юмор, то лишь вульгарного свойства. Гольдман велел Луису убираться и заявил, что если тот еще раз явится к ним на порог, он его лично пристрелит, как бешеную собаку. Луис ответил, что Гольдман может засунуть чековую книжку себе в задницу. Гольдман сказал, что в любом опустившемся бомже больше потенциала, чем в некоем Луисе Криде. Луис сказал, что Гольдман может засунуть свои золотые кредитки туда же, куда и чековую книжку.
Понятно, что это был не лучший задел к установлению теплых, дружеских отношений с будущим тестем.
В конце концов Рэйчел их примирила (уже после того, как оба успели остыть и пожалеть о сказанном, хотя их мнение друг о друге осталось прежним). Не было никаких мелодрам, никаких угнетающе-напыщенных сцен «с этого дня у меня больше нет дочери». Чтобы Гольдман отказался от дочери, ей надо было бы выйти замуж за Тварь из Черной лагуны. Однако на свадьбу Луиса и Рэйчел он явился в траурном черном костюме, и его лицо как-то уж слишком напоминало лица, высеченные на египетских саркофагах. В качестве свадебного подарка он преподнес им фарфоровый сервиз на шесть персон и микроволновую печь. Никаких денег. Пока Луис учился в колледже, Рэйчел работала продавщицей в магазине готового платья. И по сегодняшний день она знала только, что у Луиса всегда были несколько «напряженные» отношения с ее родителями… особенно с ее отцом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
