– Анечку? – Агата остановилась – разговор ее заинтересовал.
– Рыбку спасли! – захохотали девочки. – Вытряхнули из-за шиворота и опять пустили в воду.
– Аня даже не визжала.
– Почти.
– Анечка, бедная, – Агата погладила маленькую Аню по шапочке, – этот мальчик тебя обижает.
– Да, – вздохнула Анечка, – толкает, дразнит, иногда бьет.
– Он влюблен! – закричали девочки. – Он с детского сада в нее котлетой кидался, потому что влюблен!
– Повелся на Анечку!
– Запал на Анечку!
– Фанатеет от нее!
Они хихикали и показывали на Аню пальцами. Она стояла, опустив глаза. Длинные ресницы, светлые волосы, тонкий профиль. Красавица.
И тут Агата догадалась, что Анечка и сама прекрасно понимает, что этот мальчик влюбился в нее давно и сильно. Знает, и рада. А жалуется, чтобы похвастаться его любовью. В шестом «Б» все влюбленные мальчишки толкают и дразнят девчонку, которая им нравится. Как в первом классе, так и в шестом.
– Вон он стоит! – запищали первоклассницы вокруг Князевой.
– Сейчас начнет ледышками кидаться!
– Обзываться!
– Плеваться!
Лидка проворчала:
– Вечно ты, Агата, всю лекцию срываешь. А здесь не урок математики, а важный разговор: как выйти замуж за миллионера.
– А не рано им замуж? – засмеялась Агата.
Когда она смеется, все начинают смеяться. Это называется – заразительный смех.
Агата увидела вдалеке знакомый силуэт, мальчик шел, опустив голову. Наверное, глубоко задумался. Она пошла навстречу.
– Профессор! – позвала Агата, и он сразу перестал быть задумчивым.
– Иду! – крикнул Профессор. Сразу было видно – обрадовался.
Лидка тем временем заглянула в журнал «Дуня» и выдала очередную истину:
– Не иметь в своем гардеробе пары красных туфелек – это криминал.
– Почему? – спросили первоклассницы?
– Потому что! – отрезала Князева. – Любую одежду можно оживить красным цветом.
– А шарфик не подойдет? – с надеждой спросила Персикова.
– Туфли и только туфли! – Непреклонная Князева повернула к слушательницам раскрытый журнал, на фотографии была красавица в красных туфлях на очень высоком каблуке.
– Мне такие никогда не купят, – страдала Алла Персикова. – У моей мамы любимые слова: «Ты еще мала». А я нисколько не маленькая, я уже в школе учусь. Я читать умею!
– Ну-ка прочти, что здесь написано, – Лидка подала Алле Персиковой журнал «Дуня».
– «Автомобиль должен подходить девушке по размеру. Пусть он будет изящный и новой марки. А появляться перед миллионером лучше всего с кошкой», – прочитала Алла, все смеялись.
Сама Алла Персикова так много сил потратила на чтение, что не очень поняла смысл фразы. А когда до нее дошло высказывание про кошку, она залилась таким смехом, что Суворовна крикнула:
– Нельзя ли потише? Люди отдыхают!
В это время на другой дорожке Агата и Юлий Цезаревич встретились и обрадовались друг другу.
– Профессор, ты можешь дать срочное предсказание?
– Не вопрос. Но предупреждаю: если про Леху – не буду предсказывать.
– Почему? – растерялась Агата. Она хотела спросить как раз про Леху: где он сейчас, а главное – с кем? – Почему не хочешь сказать про Леху? Разве он такой сложный и непредсказуемый?
– Он примитивный и вполне предсказуемый. Но Леха мне надоел вот так, – Профессор провел ребром ладони по горлу. – А про надоевших предсказания бывают скучными и неполными.
– Поняла. Скучными и неполными.
Они пошли рядом по дорожке Хитрых обманов. Издалека доносился смех первоклассниц. Чирикали воробьи, выглянуло солнце. Мимо пробежал Кирилл, за ним – Кристина. Следом спешила гувернантка Бомбина.
– Бомбина, перестань нас преследовать, – говорил Кирилл, – мы – первоклассные сыщики, мы сейчас ведем оперативный розыск одного человека.
– Человека они ищут, сыщики первоклассные! – Бомбина догнала воспитанников и крепко взяла их за руки, – не каждый, кто учится в первом классе, такой уж первоклассный. Это – раз. Убегать от гувернантки глупо, все равно догоню. Это два.
– А в-третьих, твой Гриша надает нам по шеям. – Кирилл сказал это весело, без обид.
Тут пришел самый умный Гриша:
– Требуется мое вмешательство? – грозно спросил он, и воспитанники быстро ответили:
– Не требуется.
Самый умный обнял свою любимую Бомбину и при всем бульваре поцеловал ее в щеку. Суворовна, разумеется, зашипела:
– Вот молодежь! Целуются, главное дело! Мы такими распущенными не были.
Кутузовна засмеялась:
– Были, были.
– Мы были скромными! Никаких поцелуев себе не позволяли! Тем более в метро! Тем более – на бульваре, где отдыхают люди.
– А с Витей кто целовался в скверике? Витька был кудрявый, он свистел под твоим окном, и ты вылетала к нему.
– Витька – это была детская любовь. А у этих, сегодняшних, просто распущенность!
– Ага! – Кутузовна смотрела справедливыми глазами. – У тебя, значит, любовь. А у других, значит, пустяки и распущенность.
Пока они спорили, у Профессора и Агаты продолжался разговор:
– Ты, Профессор, слишком туманно говоришь, тебя не поймешь.
– Что тут не понять? Я прозрачный и ясный.
– Не совсем.
– Спроси что хочешь, я честно отвечу. Хочешь апельсин? – Он протянул ей апельсин, она опустила яркий апельсин в карман.
– Скажи, в кого ты влюблен?
– Это трудный вопрос, Агата. – Он мялся и молчал.
Она улыбнулась.
– Вот видишь, Юлий Цезаревич! Самый простой вопрос ты считаешь очень трудным. Говори прямо – в Юну влюблен? Я же тебя насквозь вижу.
– Ты так считаешь? В Юну. А почему твой придурок Леха лупит меня на всех дорожках? Скажи, Агата. Этот вопрос совсем легкий.
– Леха вообще вспыльчивый, – пробормотала она. – Он сразу бросается в драку.
– Без причины? Псих, что ли?
– Ну почему без причины? Леха не псих. Причина всегда есть. Влюбился – дерется и толкается. А если ревнует – опять дерется, обзывается. Толкается. В фильмах от ревности страдают и мучаются, а Леха не мучается, он просто влюбляется в другую девчонку. Представляешь, Юлий Цезаревич?
– Очень даже представляю. Подводим итог, а по-современному – резюме. Меня бьет, тебе изменяет. Ревность.
– Я же не виновата, что многим нравлюсь, – завела обычную свою волынку Агата. – Успехом пользуюсь у многих. Но ты же, Профессор, на меня не запал, правда?
Они сели на пустую скамейку.
Он молча отломил прутик и вывел на снегу рисунок. Похоже на репу, а может быть, это была свекла? Или редиска? Но скорее всего, это было сердце. Агата догадалась, что это оно, сердце. Редиска и репа не бывают пронзенными стрелой. А сердце бывает, и даже часто.
В конце аллеи Сложных отношений появился Барбосов, а с ним Надя-Сфинкс. Оля тоже подходила к скамейке, где сидели Агата и Юлий Цезаревич. Он быстро затоптал сапогом сердце, пронзенное стрелой, но Агата все же успела сказать:
– Влюблен, ежику понятно. Только не пойму в кого. В Юну? Или в другую девочку?
– Сам не пойму, – пробурчал Профессор. – Все девчонки красивые.
– Про что вы говорите? – у Нади-Сфинкса от любопытства вытянулась шея.
– Почему сидите вдвоем? – с подозрением спросила Оля.
Пришла Анюта балетная, такая тоненькая и легкая. И сразу сказала:
– Ты прав, Профессор – все девочки красивые. Но не все изящные, грациозные. Балет очень много дает фигуре.
– Говори понятно, – забурчал Барбосов, – грациозные еще какие-то. Я таких слов вообще не знаю, за всю жизнь не говорил и не слышал. Обошелся без них.
– Слушай, – обратилась Оля к Профессору, – ты можешь предсказать будущее вон той девочке? – Она кивнула на Юну, которая, как обычно, стояла в сторонке и все слышала, но не вмешивалась. – Юне предскажешь?
– Или слабо? – зашумели все.
– Выбираешь, кому предсказать, а кому нет!
– Нечестно! По именам предсказывай всем подряд!
– У каждого человека есть имя!
– И у животного есть имя! – под скамейкой уже лежал пес Степа.
Почему мялся и не раскрывал свою толстую таинственную книгу Профессор? Какая тайна была в его голове с хвостиком? Наконец он сказал:
– А может, Юна сама не хочет никаких предсказаний? Она не просит, а вы ко мне пристаете. – Он с надеждой взглянул на Юну, он даже подмигнул ей, приглашая в сообщницы.
– Почему же не хочу? Все хотят предсказаний, а я, значит, не хочу? Нет уж. Давай, Юлий Цезаревич, раскрывай свою книгу и говори мне всю правду, – произнесла Юна и насмешливо уставилась на Профессора.
А он по-прежнему молчал и не раскрывал книгу.
Ждать было скучно, и Надя-Сфинкс стала разглядывать на снегу остатки рисунка. Видно, Юлий Цезаревич не до конца затоптал сердце, пронзенное стрелой.
– Свекла! – предположил Барбосов.
– Редька, – решила Анюта балетная.
– Репа! – завопил Леха, он примчался, запыхавшись, и захотел быть самым догадливым, ведь обе девочки были здесь – красавица Агата и красавица Юна.
– Эх вы! – смеялась Агата. – «Репа», «Свекла»! Ничего не понимаете в человеческих великих чувствах. Это сердце! Сердце, пронзенное стрелой, вот что это такое!
