– А я ведь сразу говорил, что этого мальчишку нужно казнить! Его появление принесло нам все эти несчастья! И они не закончатся, пока сварг жив!
– Боги, вразумите его, наконец! Кадур, раскрой глаза! При чём здесь мальчишка? Все проклятья свалились на наши головы за добрую сотню лет до его рождения! А ты казнью шавана только разозлил этот народ, готовый сейчас отомстить нам за пролитую кровь!
Кадур поджал губы и прошипел:
– Ты стал слишком разговорчивым, лекарь! Лучше бы о своей шкуре подумал, а то скоро защищать тебя станет некому. Через четыре дня соберётся Большой Совет во главе с Улафом, и судьба этого паршивого сварга, принёсшего Гудвуду и его господину столько несчастий, будет решена! Иди, я тебя больше не задерживаю. – Кадур повернулся к лекарю спиной и замер, глядя в окно.
– Ты только и можешь, что с мальчишками воевать! – Бракар едва сдерживал бушевавшую в груди ярость. – А городу грозит реальная опасность. И завтра может быть уже поздно! Сегодня же нужно созвать общий сход, и все патрули на стенах требуется усилить! Сегодня же!
– Иди, Бракар, и занимайся своими клизмами и пилюлями! И без тебя найдется, кому защитить город! Вон отсюда! Госпожа Арела устала от твоей глупой болтовни!
Кляня себя за глупость и наивность, Бракар шёл по двору, опустив голову и шаркая ногами. Все его усилия привели только к одному – завтра же мальчишку схватят и казнят. И уже никто не сможет его спасти. Никто.
Мирцея
День выдался жарким. Слабый ветерок с залива шевелил занавеси на окнах и смешивал чуть заметный запах гниющих водорослей с ароматом распустившихся роз. Мирцея, в широком голубом утреннем платье, оттеняющем приятную смуглость её кожи и черноту густых блестящих волос, задумчиво смотрела на спокойную гладь залива, сверкавшую на полуденном солнце.
Проснулась она поздно и, отослав свою прислужницу Фасиму за каплями от женского недомогания, теперь пила на балконе свой любимый чай, настоянный на лепестках белых роз. Розы всегда, с самого раннего детства, были её любимыми цветами, и в Гахаре, где она родилась, они окружали её повсюду. Сад и Дворец Повелителя, её деверя, были полны растений и всевозможных цветов, в том числе и роз, но таких пышных и ароматных, как в родном доме, здесь не было. Или это уже надвигалась старость?
Мирцея вздохнула. Она не хотела стареть. Ни в коем случае. Ни за что. Каждое утро она начинала с тщательного осмотра своего лица в большом серебряном зеркале, и любая замеченная мелкая морщинка или пятнышко на гладкой упругой коже приводили её в самое дурное расположение духа.
Жертвой этого обычно становилась Фасима, расторопная черноволосая девушка лет двадцати, чьей молодости и свежести Мирцея втайне жутко завидовала. Фасима переносила взрывы недовольства с ангельским терпением, помня о том, что её благодетельница вызвала её сюда из Гахара.
В прозрачном воздухе были хорошо видны две сторожевые башни, охранявшие вход в залив, на благодатных берегах которого раскинулась столица Нумерии. Дальше, на горизонте, морской воздух густел и набирал синеву, предвещая очередную бурю, которые довольно часто налетали в это время года.
Мирцея проводила взглядом стаю ласточек, с криком пронесшихся мимо балкона, и перевела взгляд на Дворец Правосудия, стоявший на невысокой скале, выступающей в море.
«Интересно, переживет ли наша мать-потаскушка эту ночь? Никак муженек не решится отправить её в каменоломни, выжидает… Он бы предпочел, как можно скорее остаться вдовцом. Годы идут, а наследничком он так и не обзавёлся. И вряд ли обзаведется…», – Мирцея довольно улыбнулась и потянулась в мягком кресле с грацией дикой кошки, у которой имелись весьма и весьма смертоносные коготки.
Будучи сестрой нынешнего лангракса Гахара, она в семнадцать лет вышла замуж за брата Повелителя и с тех пор жила в Остенвиле, лишь изредка навещая родные места. С раннего детства её воспитывала бабушка, заменившая умершую мать и передавшая ей все свои умения и секреты.
Занавеска затрепетала от налетевшего порыва ветра, и Мирцея, отхлебнув из чашки очередной глоток чая, поправила привычным жестом тёмные локоны, уложенные в небрежную, но тщательно продуманную прическу.
Её бабка Элишия, в ранней юности привезённая из-за Красного моря и выданная замуж за тогдашнего лангракса Гахара Патриса Обегара, происходила из древней династии царей Антубии Аштаков – Львов пустыни, правивших страной более двухсот лет.
Царь Сагдал, сделавший столицу Бахтор прекрасным цветком среди огромной пустыни, слыл великим воином и учёным, поэтом и строителем. Он отовсюду приглашал в свой удивительный город мастеров, чтобы они своими руками и умом делали его ещё прекрасней.
Царь имел достаточно воинов и боевых слонов, чтобы не бояться врагов, но длительный мир всё же предпочитал поддерживать дружескими и родственными связями. Имея семь официальный жён и гарем из сотни наложниц, он мог связать себя родственными узами едва ли не со всеми знатными семьями в большинстве граничащих с Антубией государств.
Элишию, младшую дочь от третьей жены, он выдал замуж за сорокалетнего вдовца, недолго скорбевшего об утрате. Смуглая красавица с лукавым взглядом чёрных глаз и с соблазнительными формами гибкого стройного тела быстро утешила лангракса Гахара, забывшего с ней обо всем на свете. Он готов был целыми днями смотреть, как его принцесса танцует среди роз в дворцовом саду или плещется, звонко смеясь, в бассейне у фонтана.
Его детям, сыну Картусу и дочери Остее, мачеха, годившаяся им в подружки, не понравилась с первого взгляда. Видя, что отец перестал их даже замечать, они попробовали чаще попадаться тому на глаза, но вызвали этим только приступы нескрываемого раздражения.
Элишия, внимательно наблюдавшая за пасынком и падчерицей, вначале старалась им мило улыбаться. Но после того, как Картус на прогулке по парку предложил ей наклониться и посмотреть на плавающих в пруду рыбок, и она чудом успела отскочить от внезапно рухнувших перил, наедине с ними старалась больше не оставаться.
Её сын Подрус, родившийся через год после свадьбы, принёс ей неизведанное счастье и нескончаемую тревогу. Склонившись над колыбелью и глядя на пухлые щёчки и загнутые чёрные ресницы сына, она поняла, что сделает всё, что возможно и невозможно тоже, чтобы этот малыш стал самым могущественным и счастливым человеком на свете.
Пришло время действовать. Лангракс, после рождения сына хотя и впавший в почти идиотское умиление, всё же не собирался ломать ради младенца законы Нумерии и объявлять его своим наследником. А значит, участь Подруса была предрешена – в лучшем случае он женится на дочери какого-нибудь вейстора и будет всю жизнь жить на скудные доходы от нескольких виноградников и садов. В худшем – он может не иметь и этого, вступив в сотню Золотых Мечей и дав обет безбрачия.
Но… если нельзя было сделать его первым наследником, нужно было сделать… единственным. Сама Элишия обладала довольно обширными знаниями о свойствах растений и камней, ядов и противоядий, чтобы придумать способ избавиться от нежелательных родственников, не навлекая на себя излишних подозрений.
Вместе с принцессой из Антубии прибыл звездочёт и лекарь Атту Сахим, отправленный царем Сагдалом в далекий Гахар не только наперсником и хранителем его дочери, но и переводчиком, дипломатом и шпионом, с чем он вполне успешно справлялся. Именно у него Элишия получила настойку удивительного корня таусы, неприметной травки с мелкими жёлтыми цветочками.
Попав однажды к человеку с пищей, она начинала внутри свою неприметную работу, которая постепенно, очень незаметно для самого человека, а тем более для стороннего наблюдателя, истощала все его органы. Второе попадание в цель приводило к болям в животе, несварениям и длительному изматывающему кашлю, а третьего несчастный уже просто не мог пережить.
Его начинало лихорадить, открывались кровавая рвота и понос, а потом тело покрывалось огромными водянистыми пузырями, которые, лопаясь, источали жидкость с таким мерзким запахом, что находиться в одной комнате со стонущим в забытье мучеником было просто невозможно.
