Разбрасывая беспомощных солдат, словно ватные куклы, Остужев услышал выстрелы — это Гаевский, уронив сверток, пристрелил сразу двоих. Вся улица мгновенно наполнилась криками, и, конечно же, кто-то закричал: «Пожар! Горим!». Началась паника, люди выбегали из домов кто, в чем был. Оказав помощь Байсакову, Александр тут же метнулся к Антону, но тот уже справился сам, оглушив последнего из противников рукоятью пистолета.
— Бежим! — сказал Гаевский, ожидая от Александра команды.
Но Остужев, выйдя из состояния бойца, теперь всем телом и душой испытывал пьянящую слабость и лишь беспомощно озирался по сторонам. Куда бежать? К центру, к окраине, или попытаться укрыться во дворах? Подбежавший Байсаков понял состояние товарища, схватил его за руку и потянул наугад.
— Бежать — только внимание привлекать, Антоша. Уж пошли пешком.
— Сюда пошлют кавалерию, расчистить улицы! — усталый Гаевский рассуждал вслух. — Поэтому лучше бы убраться во двор, но...
Он не успел договорить, потому что в полусотне шагов от себя увидел Бочетти. В соболиной шапке и гусарской форме она вышла из дома с пистолетом руке и тоже сразу увидела Антона. От усталости он не мог сейчас поддерживать образ и был узнан мгновенно.
— Витольд! — наметанный глаз Бочетти тут же заметил в толпе и крупного Байсакова, и его товарища, которого он почти волок на себе. — Витольд, ко мне!
У Гаевского было два пистолета, но оба разряженные. Все, что он мог — выставить их перед собой в тот момент, когда графиня подняла свое оружие. Бочетти инстинктивно уклонилась, и выстрел вышел неточным. Байсаков уже тащил Остужева назад, в толпу, свободной рукой пытаясь вытащить из кармана зацепившийся курком пистолет. Выбежали из дома, гремя шпорами, помощники Бочетти. Убегая, Антон оглянулся через плечо и увидел верзилу-гусара, целившегося в него из кавалерийского карабина. Но в тот же миг гусар выронил карабин и повалился на мостовую.
— Французы впереди, Антон! — Байсаков теперь тащил Остужева во двор. — Давка будет, эх, попали мы!
Со стороны центра города, заполнив строем всю улицу от дома до дома, двигались уланы. Они сшибали людей конями, били плетьми, а офицер, привстав на стременах, с недоумением всматривался в убитого им гусара. Французы недолюбливали поляков, равно как и австрийцев, и немцев, и итальянцев. Вот и теперь командир кавалеристов предположил, что целиться гусар мог прямо в него, и решил не испытывать судьбу. Троих подозрительных оборванцев, вместе с десятками таких же кинувшихся во двор, он и не заметил в толпе.
— Повезло! — бормотал Остужев, обессиленный вспышкой звериной энергии. — Нам повезло, может быть, в последний раз. Но нас будут искать, все же целый патруль перебит. Приметы соберут.
— Ништо, Саша, пока затерялись! — прохрипел тоже донельзя усталый, в основном от голода Байсаков, протискиваясь между дровяных сарайчиков. — Вот зря ты, Антоша, харчи не подобрал. А так все пока ничего у нас, живы, да и ладно. И вот что еще: в Сокольники нам надо. Есть там один домик, от армейской разведки, мне еще Белкин о нем говорил. Вдруг цел домик-то, не найден? А больше не знаю, куда идти.
— Ну, так веди нас! — Гаевский на ходу заряжал пистолеты. — Я в Москве никогда прежде не был, да и Саша все проездом.
В тот раз им удалось вырваться. Наступила ночь, они немного отдохнули в лесу, наткнувшись на ручей, а потом снова побрели в сторону Сокольников. Местечко это было неспокойное, хватало и воров, и всякого жулья. Вполне возможно, что прямо сейчас там уже ждали беглецов завербованные Колиньи люди. Но Байсаков надеялся, что небольшой склад, оставленный русской разведкой после сдачи Москвы, уцелел. Оттуда планировалось внедрять в город переодетых во французскую форму разведчиков.
Когда они вышли на тропинку, которая должна была вывести их в дальний пригород Москвы, Гаевский подобрал какую-то бумагу. Ради любопытства он остановился, и в свете луны разглядел французскую прокламацию.
— Постойте-ка! — попросил он. — Что это... Предлагают всем шпионам сдаться и получить свободу и награду.
— Ну, и что? Я таких сотню видал! — проворчал Иван.
— Да, вот и я не вчитывался. А тут написано, что если шпионы сдадут «имеющиеся у них предметы и вещи государственного значения», то и награда соответственно увеличится, а еще шпионы могут вступить в переговоры. Это про нас. Но не только про нас: те, кто на таких шпионов укажет, тоже награду получат в случае поимки. Хитер Колиньи: порядочные люди из Москвы бежали, а мародеров да воров еще больше сюда понаехало. Вот они и стараются, не за честь, а за рубль.
— Вот эта, кажется, еще интереснее! — Остужев увидел прямо на дерево наклеенную бумагу. — Свети!
Гаевский зажег прокламацию, что была у него, и поднял повыше. На бумаге высветились два портрета, в которых без труда можно было угадать Остужева и Байсакова, только не таких заросших.
— Тебя все еще не связали с нами, — заметил Александр Гаевскому. — Впрочем, ты всегда можешь образ изменить.
— Здоровья уже не хватает, — вздохнул Антон. — А еще про Мари все время думаю. Ваня, ну где твои Сокольники? Уж хочется узнать поскорее: умереть нам сегодня, или все-таки поспать?
— Не стреляйте, господа! — отчетливо послышался в ночи чей-то голос. — Не стреляйте, я не враг.
Трое товарищей уже присели и отступили с освещенной луной тропинки в лесную темноту. Тогда незнакомец, продолжая просить не стрелять, сам вышел на освещенное пространство с поднятыми руками. Остужеву показалось, что он где-то видел это лицо.
— Господа Остужев и Байсаков, если не ошибаюсь? Мы выследили вас в Лефортово, но не успели поговорить.
— Вы здесь не один? — с угрозой спросил Александр. — Не советую с нами связываться, идите своей дорогой.
— Вы меня не помните? Я Никанор. Мы общались с вами в трактире, не так уж давно. Я еще тогда сказал, что люди, которых я представляю — ваши друзья, и могли бы оказать помощь.
Остужев, конечно, вспомнил. Подозрительный человек, назвавшийся Никанором, намекал, что является масоном. Но так же, как и тогда, Александр ничего не знал ни о Никаноре, ни об ордене, членом которого он якобы являлся. Перед ним мог стоять обычный охотник за предметами, служивший неизвестному друзьям клану.
— Стрелять нам не очень-то выгодно, — прошептал Гаевский. — Переполошим всю округу. Иван?
— Да запросто, — ответил Байсаков. — Только не люблю я душегубства. Там французы, супостаты, а этот свой. Может, добра желает?
— Но верить нельзя, — отчеканил Остужев. — Любезный Никанор, будьте добры убраться по добру поздорову! И никогда, слышите? Никогда больше нас не ищите. При следующей встрече я вас убью.
— Это было бы прискорбно, — вздохнул Никанор, медленно отступая с поднятыми руками. — Но есть вещи, скажем так, есть предметы, которые дороже моей жизни. Вам некуда прятаться, господа, Колиньи берет вас измором. И мы тоже не можем сказать: идите к нам, мы вас спрячем. Нам тоже приходится туго во время этой охоты. Но что, если бы вы спрятались под городом? Наполеон не сможет долго оставаться в Москве, Кутузов отрезал его от припасов, прежде всего от провианта и фуража. В городе уже начинается голод. Что, если бы вы пересидели какое-то время в подземелье?
— Мне ничего не известно о подземельях Москвы! И мы не пойдем в ловушку!
— Подземелья здесь были всегда, — по мере удаления голос Никанора звучал все тише. — Например, Иван Грозный очень любил надежно прятать некоторые вещи. А куда? Только под землю.
И наступила тишина. Друзья некоторое время прислушивались, но лес жил обычными ночными шорохами. Спустя полчаса они на всякий случай прочесали местность, но никого не обнаружили и продолжили путь к Сокольникам. Пригород спал, даже собаки не брехали. Развивший профессиональную память Байсаков в темноте быстро провел их к домику на окраине. Гаевский, перекрестившись и зажав пистолет зубами, первым перемахнул через забор и исчез во дворе. Спустя минуту он вернулся.
— Вроде никого. Но в дом я соваться не решился.
— Правильно, пропадать — так всем, — Остужев с некоторой натугой последовал за Антоном, а Байсакову пришлось помогать: сломать забор ему сейчас было легче, чем перелезть. — Держимся вместе. Если что — вместе и отступаем.
Но опасения были напрасны, волею судеб этот созданный в последний момент отступающим московским гарнизоном склад ускользнул от внимания и Колиньи, и французской разведки. Тихо, не зажигая света, друзья обошли небольшой дом. Собственно склад располагался в подвале. Тут имелись крепкие замки, но Байсаков расправился с ними без особых усилий. Внизу разожгли свечу и увидели некоторое количество французской формы разных родов войск, оружие и немного провианта: сухари да сало. Однако большего им было и не надо.
— Ешьте сперва вы, — приказал Остужев. — И наденьте форму, хоть немного французов запутаем. А я поднимусь наверх и покараулю. Неспокойно мне после визита этого Никанора.
