class="p">— Конечно, мой король.
Грим потер руки о столешницу, а затем посмотрел Госсамеру в глаза.
— Я должен извиниться перед тобой.
— За что?! — в своем шоке Госсамер забыл, что обращается к королю.
— За то, что не помешал моему дяде выгнать тебя из Дома Луанда.
Госсамер уже отрицательно качал головой.
— Вы ничего не могли бы сделать. Раск был королем. Вы только что прибыли на Люду после окончания обязательного обучения в других Домах Империи. Раск не послушал бы вас, даже если бы вы были будущим королем.
— Возможно, и нет, но я мог бы попытаться.
— Почему? — Госсамер был искренне шокирован. — Это не имеет к вам никакого отношения.
— Почему? Потому что пригодного и достойного мужчину никогда не следует выгонять из его Дома из-за того, кого он любит.
На это у Госсамера не было ответа.
— Я не знаю, что бы я делал, если бы Рэй не признал мое соединение с Лизой действительным. — Госсамер так и не успел ответить. — Это неправда. Я точно знаю, что бы я сделал. Я бы забрал свою Лизу и наших девочек и улетел. Я бы отказался от своего долга и своего народа. Я бы бросил все, что поклялся защищать, чтобы сохранить их в безопасности.
Госсамер склонил голову.
— Тогда вы понимаете, почему я покинул Дом Луанда. Падма значила для меня больше, чем любая должность.
— Это выбор, который ты никогда не должен был делать.
— В этой Империи он есть.
— Не на долго.
— Что?
— Я говорил с императором перед тем, как прийти сюда сегодня, и он согласен, что не должно быть никакого различия между торнианскими самками и не-торнианскими самками. Завтра он объявит, что отменяет закон, и каждая женщина, независимо от ее расы, будет иметь те же права и защиту, что и торнианская самка.
— Это… это… — Госсамер не находил слов. Это объявление изменило бы ситуацию для тысяч, нет, миллионов самок по всей Империи. Самки всегда подвергались риску раньше.
— Это должно было быть исправлено давным-давно. Почему это не было сделано, я никогда не пойму.
— Мы не можем судить о наших предках по тому, что они делали, если мы не прожили их жизни.
Грим поднял бровь, глядя на другого мужчину.
— Я никогда не знал, что ты философ, воин Госсамер.
Госсамер ухмыльнулся.
— У человека есть много времени, чтобы подумать, когда он шьет, ваше величество.
— Нравится… — Грим оборвал себя, зная, что это не его дело, король он или нет.
— Что нравится?
— Это не имеет значения.
— Нравится ли мне быть ткачом, а не воином? — Госсамер угадал его вопрос.
— Я… да. Мне было любопытно, но это не мое дело.
— Я не против ответить. Сначала я ненавидел это и делал только для того, чтобы прокормить свою семью. Затем постепенно, со временем, я осознал, какое мастерство и техника требовались для создания покрытия. Это ничем не отличалось от бега по идеальной полосе препятствий. Или освоения сложной последовательности действий с мечом. Теперь это приносит мне такое же удовлетворение.
— Значит, ты не был бы заинтересован в возвращении в Дом Луанда в качестве воина?
— Что?! Ваше величество, хотя для меня большая честь, что вы даже рассматриваете такую возможность, я должен отказаться. Мое место, моя жизнь — здесь, с моей Падмой и нашим потомством.
— Я понимаю, хотя я бы хотел, чтобы ты пересмотрел свое решение позволить Дагану тренироваться с девочками. Мы начнем только с основ, таких как выносливость, равновесие и самооборона. Они также будут бегать по полосе препятствий. Девочкам всего четыре и шесть. — Он бросил на другого мужчину оценивающий взгляд. — Ты мог бы присутствовать, если хочешь.
Госсамер посмотрел в сторону сада через открытую дверь, а затем снова на Грима.
— У Дагана есть заказы на ловцов солнца, которые ему нужно выполнить. На это у него уходит очень много времени.
— Он мог бы прийти на любую другую тренировку. Я планирую тренировать девочек только два раза в неделю.
— Это помогло бы ему. Придаст ему больше уверенности.
— Это поможет, — согласился Грим.
— Когда Вы планируете начать?
— Когда леди Падма закончит работу над их покрытиями.
— Тогда я попрошу Падму сделать несколько для Дагана. Дайте мне знать, когда вы начнете, и Даган будет там.
Грим поднялся, протягивая руку, которую Госсамер немедленно схватил.
— Я так и сделаю.
После того, как Грим ушел, Госсамер повернулся к открытой задней двери и обнаружил, что Падма стоит там со слезами, текущими по ее лицу.
— Спасибо тебе, Госсамер, — прошептала она.
— Я знал, что ты только притворялась, что занимаешься садом.
— Ты хорошо знаешь меня, любовь моя.
— Я не могу поверить, что император отменяет этот проклятый Дако закон.
— Потому что его императрица и Лиза заставили его увидеть, насколько это неправильно. Теперь они сделали Вселенную лучше для всех женщин.
— Да, они сделали.
— Госсамер?
— Что, любовь моя?
— Есть кое-что, что я должна тебе сказать.
***
— Что заставило тебя выглядеть таким довольным? — Лиза лежала поперек их кровати, одетая в ночную рубашку, которую она привезла с Земли, в, как она надеялась, сексуальной позе.
— Сегодня я разговаривал с Госсамером. Он согласился позволить Дагану тренироваться один день в неделю, — сказал он ей, садясь на скамейку в изножье их кровати, чтобы снять ботинки.
— Только один?
— Я планирую тренировать девочек два раза в неделю. — Он поставил первый сапог на пол, а затем принялся за другой. — Нет никаких причин для более интенсивного графика.
— Я не уверена, что Карли согласится. — Она не могла удержаться от улыбки, приподнявшись на локте, так что ее новое, увеличенное декольте было полностью выставлено на всеобщее обозрение. — Я обнаружила, что сегодня она наблюдала за Алджером с учениками, пытаясь подражать их движениям.
— Неужели? — Грим обнаружил, что улыбается, когда встал и начал снимать рубашку. Он делал то же самое, когда был в возрасте Карли. — Как она справилась?
— Из того, что я видела? Действительно хорошо. Но я не эксперт, просто мать.
— Что насчет Мики?
— Она была занята раскрашиванием. Я знаю, что она тоже хочет тренироваться, но для нее это больше потому, что так хочет ее сестра.
— Я был таким же с Рэем.
— Правда? — Лиза забыла о своих попытках соблазнить его. Грим редко рассказывал о своем детстве. — И ты никогда не хотел быть императором?
— Никогда, — немедленно ответил он, пересекая комнату. Он бросил грязную одежду в контейнер, который должен был забрать Монфорт. — У меня нет темперамента, чтобы быть императором. Если бы я был императором во время восстания, я бы сместил лордов из каждого Дома,
