под балконом какой-нибудь прелестницы, находящейся проездом в новом замке? Но так как ни одно предположение не казалось удовлетворительным, Гёфле решил разбудить гостя, хорошенько тряхнув его несколько раз и выкрикивая над самым ухом: «Эй, эй, ну, ну, давай, приятель, вставай!» и все прочие слова, которыми принято будить тех, кто чересчур уж заспался.
Наконец Кристиано открыл глаза, пристально посмотрел на Гёфле, не видя его, и снова сомкнул веки с поистине олимпийским спокойствием.
— Ага, все попятно, — пробормотал адвокат, — вот вы уже и снова отбыли в страну сновидений!
— Что такое? Разве северное сияние еще светит? — спросил полусонный Кристиано, по-видимому, весь еще во власти радужных видений.
— Откуда взяться северному сиянию в такое время, — . сказал Гёфле. — Сейчас солнце взойдет.
— Солнце? Кто говорит о солнце в разгаре бала? — пробормотал Кристиано тем особенным мягким голосом заспавшегося человека, который как будто умоляет и уговаривает, чтобы его оставили в покое.
— Да, да, бал, мой кафтан, солнце, мои штаны, северное сияние — все вполне логично, — проговорил Гёфле, — все это чудесно переплетается в ваших снах, мой милый друг, но мне бы хотелось услышать от вас нечто более разумное, и я буду вас тормошить до тех пор, покуда вы не сможете получше произнести свою защитительную речь.
Покладистый Кристиано с невозмутимой кротостью позволял трясти себя. Засыпать на любых досках, будь то на море в любую погоду или на дороге в любой повозке, вошло у него в привычку, и оттого, что адвокат сердито его расталкивал, к нему приходило только приятное ощущение полного отдыха от всяких забот. Мало-помалу, однако, ему пришла мысль, что пора дать себе отчет в том, где он находится. Он вновь приоткрыл глаза, взглянул на печь, затем повернулся, чтобы осмотреть темные стены комнаты.
— Черт меня побери, — пробурчал он, — если я знаю, где нахожусь! Но что это меняет, в конце концов. Сегодня здесь, завтра там! Такова жизнь.
— Потрудитесь хотя бы узнать, с кем вы имеете дело.
Весьма довольный этим гордым вступлением, Гёфле ожидал увидеть изумление, ужас или смущение на лице виновного, но ожидания его были напрасны. Кристиано протер глаза, взглянул на него с улыбкой и сказал самым приветливым тоном:
— У вас славное лицо! Чего же вы от меня хотите?
— То есть как это чего я хочу? — возмущенно вскричал Гёфле. — Я хочу мою шубу, шапку, куртку, белье, сапоги, — словом, все, что вы у меня забрали, чтобы принарядить и приукрасить свою персону!
— Что? Вы так думаете? Да это вам приснилось, мой друг! — произнес наш герой, приподнимаясь на своем кресле и удивленно глядя на весь заимствованный им гардероб.
Затем, рассмеявшись при довольно смутном еще воспоминании о своей проделке, он сказал:
— Честное слово, господин Гёфле, — конечно, я имею честь говорить с уважаемым и знаменитым господином Гёфле, не так ли?
— У меня есть все основания полагать это, сударь. А затем?
— А затем, — продолжал Кристиано, поднявшись окончательно и с безупречной вежливостью снимая шапочку доктора, — я должен принести вам тысячу извинений, признав при этом, что не заслужил и одного. Чего вы хотите, милостивый государь! Я молод и в эту минуту в большой нужде. Романтический замысел увлек меня ночью на бал, под рукой не нашлось другого приличного платья, кроме этого, вовремя посланного провидением. Человек я чистоплотный и вполне здоровый, и к тому же, если вам не захочется надевать ваше платье после того, как я его носил, то я уверен, что смогу завтра выкупить его у вас по цене, какую вы сами назначите.
— Здорово! Вы очень забавны. Вы что, принимаете меня за торговца платьем?
— Нет, конечно, но я буду в отчаянии, если меня примут за вора. Я к этому не привык.
— Черт возьми! Вижу, что вы честный малый… Взбалмошный — это да! Что толку сердиться, дело-то ведь сделано. Сразу видно, что вы ничем не болели, черт побери! Вы крепко скроены… Ну и шевелюра! Ах, любезный, узнаю запах моей пудры! Но каким ветром вас занесло на бал без приглашения, ведь ваше дорожное облачение свидетельствует…
— Что я не принадлежу к высшему обществу, не так ли? Договаривайте же, не так уж я щепетилен на этот счет.
— Собственно говоря, я просто не знаю! Дело совсем не в одежде. У вас очень аристократическая рука. Выкладывайте все начистоту. Кто вы такой? Если тут роман, то я люблю романические истории, а если тут тайна, ну что ж, ваше лицо мне правится, и я обещаю быть скромным… Я ведь адвокат — этим все сказано.
— В вашей скромности, господин Гёфле, я не сомневаюсь, — сказал Кристиано, — к тому же в жизни моей нет таких тайн, которые я не мог бы поведать человеку умному и порядочному — такому, как вы. Но история моя длинновата, предупреждаю вас, а печь почти уже не греет. К тому же, по правде сказать, хоть я и изрядно поужинал вчера вечером, мне стоит только глаза открыть, как я чувствую голод; вот и сейчас у меня уже сосет под ложечкой…
— А как же я? — вскричал Гёфле. — Ведь я привык пить чай со сливками в постели, как только проснусь. Этот увалень Ульфил меня совсем забросил! На столе все то же самое, что было вечером.
— Благодаря мне, господин Гёфле, я ведь узнаю ветчину и рыбу, которые я прихватил на кухне этого Ульфа… Как там вы его назвали?
— Ульфом вместо Ульфила. Это очень хорошо. Здесь сокращают все имена, их делают односложными, опасаясь, видимо, чтобы, когда кличут людей, половина слова не замерзла в воздухе. Впрочем, если это вам я обязан вчерашним ужином, то из этого следует, что Ульф, о котором шла речь, дал бы мне умереть с голоду, да, да, в той самой комнате, где раз уже было нечто подобное. Этот негодяй, видно, хотел поддержать ее дурную славу, подвергнув меня этой пытке.
— Разве здесь баронесса Хильда умерла с голоду, господин Гёфле?
— Вы и об этом уже слыхали? Слава богу, все это басни. Но подумаем о завтраке. Я позову.
— Не трудитесь, господин Гёфле, Ульф придет. К тому же, если вам чего-то не хватает, я схожу и принесу. Чего уж лучше, если можно самому составить меню по выбору; только разве медвежий или кабанин окорок, копченый язык и жареная дичь — все эти блюда, к которым вы едва прикоснулись вчера вечером, вам ничего не говорят поутру?
— Как же, говорят. И тут всего столько, что вдвоем не справиться. Ну что ж, раз стол накрыт, позавтракаем, а?
— Лучшего и
