– Ванна готова, – сообщил слуга.
– Спасибо. Можешь идти, – сказал Айвэн, не поворачиваясь.
Не хватало только, чтобы его видели в таком состоянии. Хотя, конечно, слуге и в голову не придет, кто довел его до такого возбуждения. И все-таки лучше не афишировать.
Жаль только, что Люси его не видит…
Защелка на двери звякнула, и Айвэн облегченно вздохнул. Чертова девка!
Он сдернул с себя халат, ступил в ванну и сел в горячую воду. Она была такая горячая, что обжигала, но напряжение его не спадало. Надо было попросить сделать холодную ванну – это бы его точно отвлекло от похотливых мыслей. Все-таки поразительно: за те дни, что он кутил с Эллиотом, он ни разу не испытал подобного возбуждения. А тут – на тебе! И все из-за женщины, на которую он всего лишь смотрел из окна! Из-за женщины, которую общество ни за что не сочтет подходящей парой для богатого молодого лорда, из-за простой наставницы…
Однако из всех женщин, которых Айвэн знал в Лондоне, она, пожалуй, была самой интересной. И если бы он думал о женитьбе, то, наверное, выбрал бы именно ее…
Но он о женитьбе, слава богу, не помышляет. Ни на ней, ни на ком бы то ни было. Ему нужна просто женщина, с которой приятно делить постель.
Айвэн закрыл глаза, откинул голову на борт ванны и представил себе, как нежные ручки Люси втирают в него сейчас мыло. Вот ее рука скользит по его груди, опускается ниже, касается его напряженной плоти… Он представлял Люси в наброшенной на обнаженное тело шали, которую сегодня ей послал: распущенные волосы спадают на плечи, а тяжелая шаль не скрывает длинных белых ног…
Айвэн застонал и решил, что с этим нужно срочно что-то делать. Затянувшееся ухаживание все только усугубит. Надо совратить эту упрямицу и покончить с таким нелепым положением. Как только она сдастся, он освободится от нее.
Айвэн медленно вдохнул и выдохнул. Пора собираться. Не сидеть же здесь весь день.
Пора прогуляться по Беркли-сквер.
«…Мозг детей как губка впитывает все уроки, которые намеренно или нет преподносит им жизнь. Они учат алфавит, но одновременно познают, сколько надо плакать, чтобы привлечь внимание родителей. Они учатся делать сложные математические вычисления, а одновременно и льстить, и угрожать, чтобы заставить окружающих их людей делать то, что им нужно. Короче говоря, воспитание ребенка – это понятие намного более широкое, нежели простое посещение классной комнаты».
Люси рассеянно смотрела в листок бумаги. Что он там пишет о математических вычислениях? Она перечитала фразу, пытаясь вникнуть в ее смысл, но это ей не удалось. Странно, она никак не может сосредоточиться на письмах сэра Джеймса. Как ни старается она думать о нем, мысли ее витают совсем в другом месте…
Приходилось признать, что думает она исключительно об Айвэне Торнтоне, который не оставлял ее в покое даже в мыслях и окончательно замучил!
Люси вздохнула и подвинулась. Прямо напротив, через дорожку, роскошной розово-белой пеленой цвели рододендроны. Высокие липы, обрамлявшие дорожку, шелестели ярко-зелеными молодыми листьями. Нахальные воробьи ссорились в ветвях дуба; рядом пробежала белка, на мгновение с надеждой задержавшись около нее.
Но Люси не могла думать ни о белках, ни о птицах, ни о цветах, ни о деревьях. Мыслями ее полностью владел Айвэн Торнтон.
«Нельзя позволять ему так бесцеремонно вторгаться в твои мысли. Где твоя логика? Где твое самообладание? – ругала себя она. – Почему в его присутствии ты ведешь себя как полная дура?»
В конце концов Люси решила, что логика – ее главное оружие. Нельзя поддаваться эмоциям. Надо постоянно напоминать себе, почему Айвэн ей не пара, равно как и любой порядочной девушке.
Он неискренен – и это самое главное. Он ведет себя вызывающе. Начиная с дурацкой сережки в ухе и кончая шалью, которую он ей так бесцеремонно прислал. Он слишком богат и слишком привлекателен, а она таких не любит. И полон злости на весь мир, как будто кто-то виноват в его безрадостном прошлом…
До сих пор все шло хорошо: Люси очень убедительно рисовала его отталкивающий портрет. Но как только она дошла до злости… У него и вправду было очень безрадостное и очень одинокое детство.
А в таборе разве слаще?
Люси смотрела на рододендроны через дорожку, но не видела их. Раньше она как-то не задумывалась о том, как живут цыгане, особенно цыганята. Но, вероятно, цыгане любят своих детей ничуть не меньше, чем самые примерные британские граждане. А ведь в воспитании ребенка самое главное – не условия, в которых он растет, а любовь со стороны воспитателей. Язык, одежда, культура и даже религия ничто по сравнению с любовью к ребенку. Но если Айвэн познал материнскую любовь в раннем детстве, то каково же ему было в последующие годы?
– Чего бы я только ни дал, чтобы проникнуть в мысли, которые заставляют тебя так хмуриться!
Люси вздрогнула и, подняв глаза, увидела перед собой высокого мужчину. Айвэн! Она тут же покраснела и страшно разозлилась. Ну почему она все время при нем краснеет? Раньше с ней такого не было. И что он здесь делает?
– О чем же ты думаешь? – продолжал Айвэн, не получив ответа, – она лишь глупо смотрела на него. – Смею ли я надеяться, что эти мысли обо мне?
– Разумеется, нет! – Люси наконец удалось взять себя в руки. – Вы опять преследуете меня?
Айвэн с улыбкой смотрел на нее сверху вниз. В темно-синем костюме, в сорочке в тонкую полоску и небрежно повязанном галстуке, он выглядел умопомрачительно.
– Ничего подобного, просто, как и ты, я не очень люблю спать. И, как и ты, считаю прогулку по парку хорошим началом дня.
– Я пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве, – с нажимом произнесла Люси, но Айвэн сделал вид, что не понял намека.
– И перечитать старые письма, если не ошибаюсь? – Он указал на пачку писем. – Любовные?
– Вообще-то вас это не касается, – отрезала Люси, небрежно пряча письма в ридикюль.
Однако Айвэн, как ни странно, воспринял ее жест как приглашение и сел рядом. Причем так близко, что мысли ее опять начали путаться.
Люси попыталась было подняться, но он взял ее за руку. Нельзя сказать, чтобы он сжимал ее руку сильно или больно, но твердо. Она медленно подняла глаза и посмотрела ему в лицо.
– Вы не имеете права обращаться со мной так бесцеремонно. Я не позволю!
– А как ты хочешь, чтобы я с тобой обращался? – ухмыльнулся он.
– Для начала я намерена вернуть вам шаль, которую вы, очевидно, случайно забыли у меня в комнате.
– У тебя в комнате кто-то забыл шаль? – воскликнул он с таким невинным выражением лица, что она едва ему не поверила.
– Не дразните меня! Я хочу вернуть вам шаль и надеюсь, вы отдадите мне мою. – Люси попыталась высвободить руку, но безуспешно. – Пустите же меня, лорд Уэсткотт! – потребовала она, стараясь не показать своего смущения.
