Но не только летописные и легендарные урочища полны находок.
Прежде всего, повторяю, сам город полон ими. Если мы не знаем, чем были заняты пустынные бугры, по которым, несомненно, прежде тянулось жилье, то в пределах существующего города известны многие места, которые могли оставить о себе память.
Ярославле Дворище (1030 г.), Пятрятино Дворище, Двор Немецкий, Двор Плесковский, два Готских Двора, Княжий Двор, Гридница Питейная, Клеймяные Сени, Дворы Посадника и Тысяцкого, Великий Ряд, Судебная Палата, Иноверческие ропаты (часовни), Владычни и Княжьи житницы, наконец, дворы больших бояр и служилых людей — все эти места, указанные летописцами, не могли исчезнуть совсем бесследно.
На этих же местах внизу лежит и целый быт долетописного времени.
Все это не исследовано.
Дико сказать, но даже Детинец новгородский и тот неисследован, кроме случайных хозяйственных раскопок.
Между тем Детинец весьма замечателен. Настоящий его вид не многого стоит. Слишком все перестроено.
Но следует помнить, что место Детинца очень древнее, и площадь его, где в вечном поединке стояли Княж-Двор, и с Владычной стороны св. София видела слишком многое.
Уже в 1044 году мы имеем летописные сведения о каменном Детинце. Юго-западная часть выстроена князем Ярославом, а северо-восточная — его сыном св. Владимиром Ярославичем. Хорошие, культурные князья! От них не могло не остаться каких-либо прекрасных находок.
Словом, огромный новгородский курган не раскопан. Можете начать его, откуда хотите, откуда удобнее, откуда более по средствам и силам.
Хотите ли заняться восстановлением церквей? У вас тоже есть всюду работа, так как в каждой старой церкви что-нибудь нужно во имя искусства исправить.
Возьмем, что легко вспомнить.
Красивая церковь Петра и Павла на Софийской стороне испорчена отвратительной деревянной пристройкой. Уровень храма был на целый этаж ниже. На стенах, несомненно, были фрески.
В церкви Федора Стратилата у Ручья замазаны фрески. Их следует открыть.
В Николо-Дворищенском соборе на стенах совершенно непристойная живопись. Были фрески: вероятно, что-нибудь от них сохранилось.
У Федора Стратилата на Софийской стороне замазаны цветные изразцы.
В Благовещенской церкви на Рюриковом Городище фрески далеко не исследованы.
Также не исследованы вполне стенописи в Волотове и Ковалеве. В Ковалеве ясно видны три слоя живописи. Из них нижний слой, конечно, наиболее интересен.
Можно привести длинный список всего, что нужно исправить в церковной старине Новгорода.
Длинен мог бы быть и список непоправимого.
Умерло многое уже на наших глазах.
Под непристойной работой Сафоновской артели погиб Софийский храм. Приезжие иностранцы недоумевают о такой невообразимой для первоклассного собора росписи. Чуждыми и странными кажутся случайно сохранившиеся еще иконостасы и отдельные иконы.
Без горести нельзя вспомнить о погибшей внешности Нередицкого Спаса.
Сиротливо стоит Новгородская глава на новых византийских плечах. Нелепы византийские формы при глубоко ушедших в землю фундаментах. Нестерпимо сухи вновь пройденные карнизы и углы.
Смотрю на Спаса и еще раз мысленно говорю Покрышкину, что он сделал со Спасом прескверное дело. Поступил не по-христиански.
На собрании общества архитекторов-художников после моего доклада о Спасе Покрышкин только сказал: "дело вкуса".
Он прав. Ничего другого ему сказать не оставалось. И на это сказать тоже нечего. Странный бедный вкус!
В середине Спаса теперь часто копошатся художники.
Зарисовывают.
Вспоминаю, что во время моих первых поездок по старой Руси не встречалось так много работающих над стариной.
Значит, интерес растет. Наконец-то!
Случайная встреча еще раз подсказывает, что в Новгороде искать надо.
Ехали мы на Коломец к Ильменю.
От Юрьевского скита закрепчал "боковик". Зачехала вода по бортам. Перекинуло волну. Залило.
Затрепетала городская лодка. Подозвали мы тяжелую рыбачью ладью, в ней пошли на Коломец.
Старик рыбак держал рулевое весло. За парусом сидела дочка. На медном лице сияли белые зубы.
Спросили ее:
— Сколько лет тебе?
— А почем знаю.
— Да неужели не знаешь. Ну-ко, вспомни. Подумай!
— Не знаю, да, верно, уже больше двадцати. И сидели рыбаки, крепкие. Такие помирают, но не болеют.
На Коломце скоро заторопил старик обратно:
— А то, слышь, уеду! Лодки-то сильно бьет!
Заспешили. Забрались на рыбачью корму, но городская лодка с копальщиками не сходила с берега.
Трое гребцов не могли тронуть се.
— Али помочь вам? Садитесь вы все! — пошла но глубокой воде дюжая новгородка.
Взялась за лодку и со всеми гребцами легко проводила в глубину. С воды прямо взобралась на корму.
Сущая Марфа Посадница.
А рядом, на высокой корме, сидел ее старик. Суховатый орлиный нос. Острые запавшие глаза. Тонкие губы. Борода — на два больших кудряша. И смотрел на волны зорко. Одолеть и казнить их собрался.
Сущий Иван Грозный.
Марфа Посадница, Иван Грозный! Все перепуталось, и стала встреча с диковатыми рыбаками почему-то нужной среди впечатлений.
Такой народ еще живет по озерам. Редко бывает в городе. Так же, как земля, умеет он хранить слова о старине. Так же, как в земле, трудно узнать, откуда и с чего начать с этим народом.
Везде нетронуто. Всюду заманчивые пути творчества. Всегда богатые находки.
Придут потом другие. Найдут новые пути. Лучшие приближения. Но никто не скажет, что искали мы на пустых местах. Стоит работать.
Подземная Русь
Пусть наш Север кажется беднее других земель. Пусть закрылся его древний лик. Пусть люди о нем знают мало истинного. Сказка Севера глубока и пленительна. Северные ветры бодры и веселы. Северные озера задумчивы. Северные реки серебристые. Потемнелые леса мудрые. Зеленые холмы бывалые. Серые камни в кругах чудесами полны. Сами варяги шли с Севера. Все ищем красивую древнюю Русь.
Много лет пришлось помечтать и поговорить о раскопках в Киеве и Новгороде. Немногим любящим старину пришлось стыдиться, сердиться. Лишний раз пришлось подивиться на наших скептиков. А скептиков у нас много, особенно в искусстве и в науке. Личина глубокого скепсиса во многих житейских делах очень пригодна.
Но вот вместо холодных убивающих голосов послышались голоса живые, любящие дело. С высоким вниманием отнеслась к исследованию Новгорода Великая Княгиня Мария Павловна. Откликнулась кн. М. К. Тенишева и для начала дела прислала тысячу рублей. Гр. П. С. Уварова в личной со мной беседе высказалась сочувственно за исследование Кремля. Энергично помог председатель общества архитекторов-художников гр. П. Ю. Сюзор. Поддержали: кн. М. С. Путятин, А. В. Щусев, В. А. Покровский и прочие члены комиссии Допетровского музея.
И вот юный Допетровский музей мог на своем щите прежде всего вписать:
— "Раскопка в новгородском Кремле".
Сложилось начало большого дела, в нем будет место многим работникам и многим рублям, многим препятствиям и многим победам.
К нашему делу присоединилось и военно-историческое общество и уделило пятьсот рублей на обмеры башен и стен южной части Детинца. Особенно постарался за Новгород секретарь отдела военной археологии Н. М. Печенкин.
Было решено приступить к Новгороду немедля. Начать исследование Кремля, и для сравнения культурных слоев произвести разведки на Рюриковом Городище.
Для начала не обошлось без помех. Не подождав нашу раскопку, новгородская городская управа наковыряла ям на месте, ею же отведенном для исследования. Архивная комиссия и губернатор знали об этом, но почему-то спешно не воспрепятствовали, как следовало бы. Приезжал член археологической комиссии Б. Фармаковский, возмутился действиями управы и архивной комиссии и доложил в Петербург. Археологическая комиссия потребовала предать суду нежданных копателей. Новгородское общество любителей древности не нашлось немедля протестовать против действий управы. Вообще, любезностью и тороватостью новгородцы не отличались. Произошла путаница.
Только стараниями разных ученых обществ нелепое постановление Думы было отменено.
Пока шла неразбериха с ямами, накопанными управой, мы с Н. Е. Макаренком, секретарем Допетровского музея, поехали для разведок на Рюриково Городище. Остановились в церковном училище наискось от жирных стен Юрьева монастыря. Где-то в этих местах Аристотель Фиораванти навел через Волхов мост для Ивана Грозного, стоявшего на Городище.
Кроме исконного поселения, на Городище долгое время жили новгородские князья со своими семьями. Московские князья и цари часто тоже стояли на Городище, хотя иногда разбивали ставки и на Шаровище, где теперь Сельцо, что подле Нередицы. Княжеские терема оставались на Городище долго. Вероятно, дворец на Городище, подаренный Петром I Меньшикову, и был одним из старых великокняжеских теремов.
