Руки шевелились, но слушаться отказывались. Кажется, браслеты. Не обычные. У этих ребят все нештатное, не ментовское, да и сами они не оттуда. Сразу не кончили, стало быть, разговор намечается. Куда ни глянь – одни плюсы, с тоской подумал Петр.
– Мы готовы, – сказал в изогнутый усик человек справа. Он внимательно посмотрел на Петра и взмахнул стволом. – Реши заранее, хочешь ты жить, или нет. Уйти мы тебе не позволим.
– Чего там… – буркнул он.
Вплотную к парадному стоял белый, с красным крестом, «рафик».
Такая уж это штука, медицина. Один раз свяжешься – не отпустит.
– А? Что ты говоришь?
– Да нет, ничего, – ответил Петр, забираясь в душное, пахнущее лекарствами нутро.
Дергаться было бесполезно – ребята и вправду профессионалы. У «рафика» его встретили двое в распахнутых халатах – чтоб за пушками далеко не тянуться, а на углу, возле сосисочного ларька «Штефф», топтался еще один, наверняка страхующий. Номера на «скорой» висели двойные: поверх родного, пыльного и проржавевшего, был укреплен новый – с искусственными царапинами и фальшивой грязью.
Петра усадили на боковой стульчик и пристегнули ремнем.
– Дайте закурить, – попросил он.
– А коньячку не желаешь? – Осклабился «санитар».
Петр посмотрел на парня с микрофоном и тот, выдержав взгляд, сунул ему в рот сигарету. На этом общение закончилось.
Минут через сорок – сорок пять машина остановилась, и на него напялили черную шерстяную шапочку. Света сквозь мелкую вязку проникало ровно столько, чтобы отличить день от ночи.
Петру помогли спуститься и, развернув, направили по утрамбованной щебенке. Левая нога задевала какие-то мягкие ветви – вероятно, цветник. Дорожка плавно изгибалась, Петр уже приготовился наткнуться на крыльцо, но под подошвами продолжали хрустеть камни.
– Да, это не шесть соток, – сказал он с наигранной завистью.
– И даже не семь, – отозвались сбоку.
За несколько метров до дома гравий перешел в мягкую ковровую щетку, и Петра хлопнули по плечу:
– Лестница.
Преодолев четыре ступени, он оказался в прохладной комнате. Дальше ориентироваться было совсем невозможно: двери – пороги – повороты – линолеум – палас – кафель. Опять лестница, теперь уже вниз. Кондиционированная свежесть сменилась затхлой бетонной сыростью. Над головой проплывали яркие пятна плафонов. Петр принялся их считать, но вскоре бросил – из этого бункера можно было выйти только с ведома его владельцев.
Впереди вздохнул гидравлический поршень. С Петра сняли чулок и наручники, и в тот же миг железная дверь захлопнулась.
Камера была отделана по евростандартам, разве что без окон. Подвесной потолок, обитые шелком стены, ламинированный паркет на полу – все в масть. Впечатление портил лишь овальный люк, как на военных кораблях. Обстановка исчерпывалась глубоким кожаным креслом и тумбой с телевизором «Сони». Ни больничной каталки, ни пыточного инструмента. Значит, сперва пряник. Кнут – потом.
– Здравствуйте, Петр.
Он оглянулся и в верхнем углу увидел большой плоский монитор. С экрана на него взирала вполне благообразная физиономия: седые волосы, тонкий, заостренный нос, бледноватые щеки, мудрые серые глаза. Там же, рядом с монитором, блестела бусинка телеобъектива.
– Здравствуйте, – Петр уселся в кресло.
– Вам нужно было соглашаться сразу, тогда ваш статус был бы иным, – с укором проговорил незнакомец. – Настоящий специалист должен оценивать свои шансы верно. На что надеялись?
– Ближе к делу. Вы кто?
– Друзья зовут меня Маэстро.
– А враги?
– Враги? – Он сделал ироничное лицо. – Врагов у меня нет. Они как-то не выживают.
Хорошее начало. Петр закинул ногу на ногу и покачал ботинком.
– Ну, к делу, так к делу, – сказал Маэстро после паузы. – Я люблю играть в открытую.
Фи. Это была фраза из дешевого кино. Петр взглянул на экран по-новому – перед ним сидел вовсе не крестный отец, не Великий и Ужасный, а какой-то бандитский подмастерье.
– Мы сняли для вас маленький ролик, – продолжал Маэстро. – Все переговоры после просмотра.
Телевизор на тумбе включился и показал такую же камеру, в какой сидел Петр. Кресла не было, и люди стояли, прижавшись к стене. Двое: худенькая женщина и длинноволосый юноша с родинкой на губе. Петр прищурился, вспоминая, где мог видеть их раньше, и Маэстро торопливо предупредил:
– Не волнуйтесь, с ними все в порядке.
Я и не волнуюсь, хотел ответил Петр, но промолчал.
– Петенька, – всхлипнув, выдавила женщина. – Петенька… у нас все хорошо… нас с Кирюшкой не обижают… – она прерывисто вздохнула и навязчиво обняла юношу. – Кормят нас хорошо… не обижают…
Женщина повернулась в сторону и, чего-то испугавшись, заговорила быстрей:
– Да… Вот… Все хорошо. Обещают домой отпустить, если ты с ними подружишься. Ты подружись, Петенька, они хорошие… они нас не обижают. Но у них время кончается. Какое время, Петенька, я не знаю, но когда оно кончится… – Люба спряталась за юношей и затряслась.
– Все нормально, па, – заверил тот. – Нормально, слышишь? Мы не в курсе, чего там за дела, но ты это… сделай, как они просят. Мать измучилась. А мне здесь нормально.
– Петенька, Петенька, – захлюпала женщина. – Ты с ними подружись. А за нас не бойся, у нас все хорошо…
– Там еще дальше есть, но я полагаю, этого достаточно, – сказал Маэстро. – Этот… клип записан вчера. На сегодня ничего не изменилось, у ваших родных действительно все хорошо.
– У сына экзамены скоро, – пробормотал Петр, входя в роль папаши.
– Да, это причина, – картинно озадачился собеседник. – Экзамены – это да. И ведь до них еще дожить… Ну, будет прикидываться! Хотите, ему диплом дадут? Не левый какой-нибудь, а самый настоящий. Ректор лично приедет и вручит. Хотите? А можно сразу степень – докторскую. Нет, в этом что-то есть! А хотите, его в академики примут? – Разошелся мафиозо.
– Вы кто – Бог?
– Я Маэстро. Я этим балаганом дирижирую, – он широко повел рукой, как бы охватывая не только все вузы мира, но и мир целиком.
– Вам нужна моя работа, – сказал Петр. – Единовременно или на постоянной основе?
– На раз, – кивнул он.
– Что-то глобальное, – предположил Петр.
– Вам это под силу. Сначала вас планировали для другого. Нам понравилось, как вы из больнички выписались. То, что у порядочного бизнесмена часы отняли, – это, конечно, хулиганство. «Эрикссон» в мусорку бросили. Жест неуважительный, ну да что с вами сделаешь? Отнесем на неустойчивость психики. А вот когда вы ОМОН опустили – тут ваши акции выросли. Ментенка в закрытом гробу хоронить придется. Не жалко?
– Так ведь неустойчивость. Психическая. Как вы меня достали?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
