– Поклонница Гитлера, как и все остальные…, – мадонна, на картине, напоминала кузину Лауру. Стивен вздохнул:
– Я правильно сделал. Нельзя давать ложных надежд, надо ждать любви, как у меня было, с Изабеллой. Бедный Питер, он до сих пор о Тони думает, об Уильяму. По лицу видно.
Оказавшись в полутемном коридоре, Густи, строго сказала себе:
– Просто посетитель, рабочий. У него выходной, наверное…, – у рабочего было загорелое лицо, лазоревые глаза, и большие руки, в заживающих царапинах. Сердце, все равно, билось. Нырнув в кабинет, Густи замерла. Изящный, тоже в рабочей одежде, человек, склонив белокурую голову, рассматривал Дрезденский триптих.
– Ты постаралась, – услышала Густи знакомый, смешливый голос:
– Я о святой Екатерине говорю, над Мадонной надо трудиться…, – он обернулся. Прижав ладонь ко рту, Густи, сдавленно ахнула: «Мишель!».
– Я обещал тебя навестить, – он улыбался, – и сдержал обещание, Густи.
Окинув взглядом его потрепанную, в прорехах куртку, Густи закрыла дверь на засов.
– Правильно, – одобрительно заметил капитан де Лу: «Я…, то есть мы, здесь без документов, Густи…»
– Я догадалась…, – руки девушки испачкала краска. Мишель отпустил ее ладонь:
– Я очень рад, что увидел тебя…, – он тряхнул головой: «Слушай».
С балкона квартиры Густи виднелся купол Фрауэнкирхе.
Полковник Кроу, затягиваясь сигаретой, смотрел на большую, летнюю луну, на черно-красные флаги, на углу переулка. В городе было тихо. Изредка, снизу, доносилось шуршание шин:
– В любую минуту, – думал Стивен, – в любое мгновение у подъезда может остановиться машина, и за ней придут. Или ее вызовут в кабинет к директору, как сегодня…, – Густи, за ужином, рассказала о визите в Польшу:
– Ее будет ждать гестапо. На фронте такого нет, противник ясен. А здесь…, – Стивен, понял, что боится за девушку. За ужином он, почти все время, молчал. Полковник не отводил глаз от красивых, с длинными пальцами, с пятнами краски рук, от скромного узла темно-русых волос. Густи, весело, заметила:
– Значки со свастиками я дома не ношу, разумеется…, – в гостиной висел портрет Гитлера, рядом с похвальными грамотами, от Союза Немецких Женщин, и организации «Сила через радость».
– На случай визита соседей, – бодро сообщила Густи, накрывая на стол, – они могут донести, что у меня нет фотографии фюрера. Хотя у немцев, – она усмехнулась, – не принято забегать за солью, как в деревне моей матери…, – Густи показала снимки первого причастия, в простой церкви, среди бесконечных полей пшеницы и перелесков.
Девочка носила сорбский костюм, отделанную кружевами, пышную юбку, шаль, вышитую цветами. Тонкую талию обвивала цветная лента, распущенные волосы украшали жемчужные нити:
– Это до Гитлера было, – вздохнула Густи, – сейчас запретили такие наряды носить. Запретили пасхальную кавалькаду, в школах не преподают язык…, – она приготовила свиные ножки, с горчицей и молодой картошкой. Девушка объяснила:
– Наше, народное блюдо. Мама меня и языку научила, и песням…, – на старом, уютном диване Стивен заметил гитару. За кофе девушка спела. Язык напомнил Стивену польский. После разгрома Польши некоторые летчики перебрались в Британию, и стали служить в королевской авиации. Мишель немного выучил язык, когда из Кольдица еще не увезли поляков.
Густи кивнула:
– Славянский говор, конечно. В Польше мне будет просто работать…, – темно-голубые глаза, на мгновение, похолодели,– хотя из краковских музеев уволили всех местных специалистов. Привезли людей из Германии…, – Густи велела полковнику взять фотографии Аушвица:
– Мишель во Францию направляется, – заметила она, – а вы скоро в Британии окажетесь. Если все пойдет хорошо…, – Густи приказала себе не думать, что все может пойти плохо. Она смотрела в лазоревые глаза, слушала низкий, красивый голос:
– Оставь, ты просто помогаешь. Они тоже сражаются с Гитлером. Это твой долг, и больше ничего…, – Густи, в кабинете, отдала Мишелю ключи от квартиры. Девушка велела им, как можно быстрее, покинуть музей:
– Скоро школьные экскурсии начнутся…, – она посмотрела на часы, – солдат приведут. Незачем рисковать и здесь болтаться. Одежду я найду, – пообещала Густи, – у меня хороший глазомер. Она придется впору. Когда окажетесь в новых нарядах, сходите в ателье, а с документами мы разберемся.
Стивен потрогал рукав старого, но крепкого пиджака:
– Она пакет из дешевого магазина принесла. Сказала, что лавки для цивильарбайтеров открыли…, – у них появились два удостоверения, с фотографиями. Пользуясь знанием польского языка, Мишель сходил в контору, по распределению рабочей силы. Вернувшись с документами, кузен повел рукой:
– Стояла большая очередь, пальцы у меня ловкие. На западе Польши почти все по-немецки говорят…, – он и Густи трудились над удостоверениями, – ничего подозрительного нет…, – теперь Стивена звали Стефаном. Он стал уроженцем Бреслау, рабочим на мебельной фабрике. Документ нужен был для пути к швейцарской границе. Ее Стивен собирался пересечь пешком. Мишель, из Дрездена, отправлялся на запад, тоже, как поляк.
Стивен вспоминал ее улыбку:
– Все, полковник…, – пальцы девушки осторожно разгладили бумагу, – никто не придерется, езжайте спокойно на юг…, – она прикусила розовую губу:
– Я кофе сварю, завтра подниматься рано…, – Густи забрала у Стивена пиджак. Девушка зашила в подкладку пакет, с фотографиями Аушвица и блокнотом, с зашифрованной информацией о военных заводах и частях, размещенных в Саксонии:
– Я наблюдательная, – она сидела на диване, со шкатулкой для шитья, – руковожу группами туристов. Никто не удивляется, если я одна окрестности изучаю. У нас красиво, полковник…, – темные ресницы дрогнули, – если бы мы в другое время встретились, я бы вас отвезла в замки, Саксонскую Швейцарию…, – Густи перекусила нитку белыми зубами:
– Мне много рассказывают военные, СС…, – девушка поморщилась: «В Польшу я тоже за информацией еду».
В свете луны поблескивало кольцо серого металла. Тетя Юджиния уговорила Стивена оставить клинок Ворона, в Мейденхеде, с другими семейными реликвиями. Полковник приехал в усадьбу в мае, когда цвели розы. Маленький Аарон, лежа в плетеной корзине, улыбался. Девочки, повиснув на Стивене, потащили его на реку. Он привез, на своей машине, мистера Майера и Пауля, на выходные. Стивен провел два дня, катая детей на лодке, и запуская воздушного змея. Он успокоил Клару:
– Побудьте с мужем, вы нечасто видитесь…, – он услышал сзади шорох. Мишель, прислонившись к двери, засунул руки в карманы. Густи обрадовалась, поняв, что Мишель и Генрих встречались, в Праге. Оказалось, что младший фон Рабе не рассказывал группе о спасении судетских детей.
Густи помолчала:
– Генрих очень осторожен. Он никогда не говорит больше положенного. Я только знаю, что он и по делам тоже в Бельгию и Голландию уехал. По нашим делам. И он христианин…, – Густи стояла с полотенцем в руках, мужчины мыли посуду, – он скромный человек. Генрих посчитал, что он просто выполнил свой долг.
Полковник Кроу протянул кузену портсигар. Щелкнув зажигалкой, Мишель кивнул на огонек лампы, в окне кабинета Густи:
– Она второй блокнот пишет, для тебя. Завтра проводит нас на вокзал…, – они с Мишелем расставались на платформе. Густи, уверенно, проложила маршрут для обоих. Девушка отметила пересадки:
– Завтра к вечеру окажетесь на швейцарской границе, полковник.., – они отнекивались, но Густи, все равно, снабдила их деньгами. На рассвете девушка собиралась приготовить провизию, в дорогу.
– Выполнять свой долг…, – Стивен вспомнил покойную Изабеллу:
– Густи, на нее похожа, – понял полковник, – прямая, честная. Они подружились бы, если встретились. Четыре года прошло, – он скрыл вздох, – Изабеллу не воскресить, да и не получится такое. Когда я Густи увидел, в музее, я не мог с места сдвинуться. Но у Густи тоже есть долг…, – он аккуратно, медленно, потушил окурок.
Кузен смотрел на купол Фрауэнкирхе.
Церковные часы, по соседству, пробили полночь:
– Мы иногда совершаем ошибки, Стивен, – тихо сказал Мишель, – принимаем…, – он поискал слово, – желание, за любовь. От одиночества, потому, что хочется оказаться рядом с кем-то…, – полковник усмехнулся: «Поверь мне, я все о подобном знаю. У меня такое случалось, но я исправил свою ошибку». Больше он, как джентльмен, ничего сказать не мог.
– А я пока нет. Но я, поэтому в Париж возвращаюсь. Не только из-за тети Жанны и мадемуазель Аржан…, – кузен твердо посмотрел на него. Стивен подумал:
– Не зря его предка Волком звали. Мишель мягкий человек, но иногда у него взгляд становится таким, как сейчас…, – он впервые заметил тонкие морщины, вокруг голубых, больших глаз:
