– Хорошо сказано, ворона. А теперь неси медовуху! Завоюй сердца и напои. Вот так творятся великие дела. Мы ещё сделаем из тебя одичалого, парень. Хар!
– Я пошлю за элем, – машинально произнёс Джон.
Он осознал, что Мелисандра исчезла, как и рыцари королевы. «Следовало сначала пойти к Селисе».
«Она вправе знать, что её господин мёртв».
– Извини. Я оставлю тебя спаивать их.
– Хар! Задача, для которой я прекрасно подхожу. Ступай!
Джон покинул Щитовой Чертог в сопровождении Коня и Рори. «Я должен поговорить с Мелисандрой после встречи с королевой, – подумал он. – Раз уж она смогла увидеть ворона в буре, то найдёт для меня Рамси». Потом он услышал крики… и рёв до того громкий, что, казалось, Стена содрогнулась.
– Это из Башни Хардина, м’лорд, – сказал Конь.
Он хотел что-то добавить, но тут раздался вопль.
«Вель», – сразу подумалось Джону. Но кричала не женщина. «Там умирает мужчина». Он перешёл на бег. Конь и Рори поспешили за ним.
– Может, мертвяки? – спросил Рори.
Джон задумался: могли ли трупы выбраться из цепей?
К тому времени, как они добрались до Башни Хардина, вопли прекратились, но Вун Вег Вун Дар Вун всё ещё ревел. Великан размахивал окровавленным телом, держа его за ногу. Вот так же маленькая Арья размахивала своей куклой, точно кистенём, отбивая нападение овощей, которыми её кормили. «Но Арья никогда не раздирала свои куклы на куски». Правая рука мертвеца отлетела на несколько ярдов, снег под ней постепенно краснел.
– Отпусти его! – закричал Джон. – Вун Вун, отпусти его!
Вун Вун не слышал или не понимал. Великан и сам истекал кровью из ран от меча на животе и на руке. Он бил мёртвого рыцаря о серый камень башни, снова и снова, снова и снова, пока голова трупа не стала красной и мягкой, как спелый арбуз. На ветру хлопал белый шерстяной плащ рыцаря, с серебристой каймой и синими звёздами. Повсюду летели кровь и осколки костей.
Люди высыпали из окружающих строений и башен. Северяне, вольный народ, люди королевы…
– Встаньте в линию, – приказал Джон Сноу. – Держите их подальше. Всех, особенно рыцарей.
Погибшим был сир Патрек с Королевской Горы. От его головы почти ничего не осталось, но герб был столь же приметным, как и лицо. Джон не хотел, чтобы сир Малигорн, сир Брюс или ещё кто-нибудь из соратников попытался за него отомстить.
Вун Вег Вун Дар Вун снова взвыл, вывернул оставшуюся руку сира Патрека и оторвал. Она отделилась от плеча, брызнув ярко-красной кровью. «Будто дитя обрывает лепестки ромашки», – подумал Джон.
– Кожаный, поговори с ним, успокой. Древний Язык, он понимает Древний язык. Остальные, держитесь подальше. Уберите клинки, вы его пугаете.
Они что не видят, что великан ранен? Джон должен был положить этому конец, пока ещё кто-нибудь не погиб. Они не представляют, насколько силён Вун Вун. «Рог, мне нужен рог». Он заметил, как сверкнула сталь, и развернулся.
– Никакого оружия! – закричал Джон. – Вик, убери этот нож…
«Подальше», – вертелось на языке, но когда Вик Посошник резанул его по горлу, вместо слов изо рта вырвался только хрип. Джон увернулся, но нож слегка поцарапал ему кожу. «Меня ранили». Когда он положил руку на шею сбоку, между пальцев хлынула кровь.
– За что?
– Ради Дозора.
Вик снова замахнулся. На этот раз Джон схватил его за запястье и выворачивал руку, пока тот не выронил кинжал. Долговязый стюард отступил, воздев руки, будто говоря: «Не я, это был не я». Вокруг кричали. Джон потянулся к Длинному Когтю, но пальцы не слушались его. Почему-то он не мог вытащить меч из ножен.
Потом перед ним оказался Боуэн Марш, по его щекам бежали слёзы.
– Ради Дозора.
Он ткнул Джона в живот, а, когда убрал руку, кинжал остался торчать в теле.
Джон упал на колени. Он нащупал рукоять кинжала и вытащил. Рана дымилась на ночном морозе.
– Призрак, – прошептал он. Его захлестнула волна боли.
«Коли их острым концом». Когда третий кинжал ударил промеж лопаток, Джон захрипел и упал лицом в снег. Четвёртого кинжала он не почувствовал. Только холод…
Глава 70. Десница королевы
Дорнийский принц умирал три дня.
Он испустил последний прерывистый вздох на рассвете. Было темно и пасмурно, с небес лил холодный дождь, превращая кирпичные мостовые старого города в реки. Ливень загасил самые страшные пожары, но с лежавшей теперь в руинах пирамиды Хазкаров всё ещё поднимались клоки дыма, а огромная чёрная пирамида Иеризанов, где обустроил своё логово Рейегаль, в сумраке выглядела, словно толстая бабища, увешанная мерцающими оранжевыми самоцветами.
«Быть может, боги всё-таки не остались глухи к нашим бедам, – подумал сир Барристан Селми, глядя на мигающие вдалеке угольки. – Не случись дождя, весь Миэрин уже сгорел бы в пожарах».
Драконов нигде не было, но рыцарь и не ожидал их увидеть. Ливень им не нравился. Появившаяся у горизонта на востоке тонкая красная полоска, предвещавшая скорый восход солнца, напомнила Селми первую кровь, сочащуюся из свежей раны. Зачастую, даже когда разрез глубок, кровь выступает наружу прежде, чем раненый почувствует боль.
Старый рыцарь стоял у парапета на самом верхнем ярусе Великой Пирамиды и всматривался в небо. Он поступал так каждое утро, зная, что рассвет настанет, и надеясь, что вместе с солнцем вернётся королева. «Она не могла нас оставить, она не бросила бы свой народ», – уверял себя рыцарь, когда услышал донёсшийся из королевских покоев предсмертный хрип принца.
Сир Барристан зашёл внутрь. С его белого плаща стекала дождевая вода, а сапоги оставляли мокрые следы на полу и коврах. По его приказу Квентина Мартелла уложили на кровать королевы: тот был рыцарем и к тому же дорнийским принцем. Дать ему умереть в той самой постели, ради которой он пересёк полмира – дело благое. Постель была безнадёжно испорчена: простыни, покрывала, подушки и перины провоняли кровью и дымом, но сир Барристан не сомневался, что Дейенерис его простит.
Миссандея сидела у кровати. Она не отходила от умирающего ни днём, ни ночью, исполняя все его желания, которые тот мог ещё хоть как-то выразить. Давала принцу воду и маковое молочко, когда у юноши хватало сил пить; прислушивалась к тем немногим вымученным словам, которые дорниец время от времени выговаривал, задыхаясь; читала ему вслух, когда он затихал; спала на стуле рядом с его постелью. Сир Барристан просил нескольких пажей королевы помогать Миссандее, но зрелище сожжённого заживо тела оказалось чересчур страшным даже для самого храброго из них. И Синие Милости, несмотря на то что за ними четырежды посылали по приказу Селми, так и не явились. Возможно, последнюю из них уже унесла бледная кобылица.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
