Леха рассердился, но и сам не понял, на кого – на Полину или на себя.
- Я не хотел делать ей больно. Просто вспомнил, как нам было круто вместе. И написал. Она ведь не ответит, да? – вдруг понял он.
- Не ответит, - вздохнула Полина. – Так, Дилара вышла из душа, я не могу говорить. Давай завтра встретимся. Хочу поговорить с тобой.
- Без проблем, - легко согласился Леха.
- Я тебе напишу.
- Окей.
Они попрощались, и Полина отключилась, а Леха все так же продолжал слушать короткие телефонные гудки. Потом снова бросил телефон на подоконник и взял бутылку, что стояла рядом.
- За тебя, друг, - поднял бутылку Леха, глядя в темное небо.
Одна из звезд ярко сверкнула. А может быть, ему показалось.
Не допив, парень покинул балкон и оказался в полутемной комнате, в которой никого не было, за исключением целующейся парочки на диване, которая не замечала никого на свете. Остальные веселились в большой комнате, откуда играло техно.
Леха попрощался с друзьями и пошел домой. Ему хотелось побыть одному.
Проклятье это было или нет, но Дилара не выходила из его головы. А беспроводные наушники разрядились, и заткнуть мысли музыкой не получилось.
До дома он шел пешком. Темные улицы его не пугали – Леха знал, что любому сможет дать отпор. Но кое-что его напрягло.
Во дворе на лавке сидел какой-то тип. Лица не было видно – его спрятала густая ночная тень. Только смотрел он странно. Леха чувствовал его взгляд, и от этого взгляда ему стало не по себе.
Он даже подумал, что будет делать, если тип захочет напасть и отжать бабло или телефон. Драться Леха умел, но не любил. Хватило драк в школе, на которые они с пацанами втроем то и дело ходили. Мать одно время даже на улицу его пускать не хотела – боялась.
Однако незнакомец не собирался отжимать у Лехи мобилу. Он просто сидел и смотрел.
Когда Леха подошел к подъездной двери, у типа в тени неожиданно зазвонил телефон. От неожиданности Леха выронил ключи на асфальт.
Это был почти забытый им трек Лил Пипа, что-то про то, что жизнь прекрасна. Одно время он стоял на звонке у Димы. Они с Валом не слушали Лил Пипа, а Дима слушал часто.
Странно было осознавать, что у кого-то на звонке стоит такой же трек, как у погибшего друга.
Мелодия резко смолкла. Послышались шаги.
Перед тем, как войти в подъезд, Леха оглянулся. Но никого во дворе уже не было.
***
Дилара не сразу успокоилась – сообщение Лехи действительно будто разбередило старую рану. Однако она вроде бы пришла в себя. Мы даже посмотрели еще одну серию «Шерлока», прежде, чем лечь спать. И она делала вид, что все хорошо.
Я не стала говорить ей, что звонила Лехе, пока она была в душе. Его номер был забит у меня в телефоне – иногда мы общались. Редко, но все же перекидывались сообщениями. Обычно насчет Лорда. Ну или поздравляли друг друга с праздниками.
Завтра я намеривалась встретиться с Лехой и поговорить с ним о Диларе. Мне хотелось увидеть его глаза, чтобы понять, что он чувствует к ней. Я не дам ему снова оставить рану на его сердце, если пойму, что он неискренен.
Утром Дилара умчалась на работу – клиенты были записаны к ней с девяти часов. Я же дала себе время поспать, переговорила по телефону с оргами гонок, а потом, собравшись, поехала на встречу с Лехой.
Только встретиться с ним у меня не вышло.
Я припарковалась рядом с кафе, в котором мы договорились встретиться. И снова окунулась в прошлое – совсем рядом находилась школа. Я шла в нее по этой дороге, и чаще всего вместе с Димой. И возвращалась по ней же. Такая счастливая наивная дурочка, которая думала, что поймала счастье за хвост.
Приехала я раньше Лехи – не рассчитала время. И уже хотела зайти внутрь, как вдруг заметила, что какой-то девушке в свободном летнем платье стало плохо. Она вдруг осела на тротуар под палящим солнцем. И люди, проходившие рядом, не подходили к ней. Только смотрели и обходили стороной.
Может быть, она пьяная? Что с ней? Почему все мимо идут?
Не знаю, почему это всегда срабатывало во мне – желание помочь другим. Я не была спасителем, но не могла пройти мимо тех, кому плохо. Тотчас вспоминались слова папы о том, что это нормально – помогать людям. Это правильно. Благородно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я поспешила к девушке, которая сидела на асфальте, держась за живот. Только вблизи я поняла, что он выпирал под свободным платьем. Неужели она беременна?
- Что с вами? – спросила я, присев на корточки рядом. – Вам плохо? Может быть, скорую вызвать?
Она подняла голову, и я обомлела.
Это была Лика Малиновская.
Ее лицо казалось бледным и опухшим, под глазами залегли синяки. В глазах – тех самых глазах, в которых я когда-то видела лишь насмешку, злость и презрение – сверкал страх.
- Помоги, пожалуйста, - прошептала она, хватая меня за руку. – Мне очень плохо. Очень…
Глава 27. Отпускаю эту боль
- Что с тобой? – быстро спросила я.
- Живот… Болит… Очень… - С трудом проговорила Малиновская. Ее губы казались серыми, а сама она побелела еще больше. – Я ребеночка жду… Вызови скорую… Полина, не уходи.
Она еще сильнее сжала мою руку, словно была уверена, что я уйду. Встану и оставлю ее одну лежать на этом нагретом на солнце асфальте.
- Пожалуйста, - прошептала она, и я заметила кровь.
Мое сердце забилось чаще – от внезапного страха, который я давно уже не испытывала.
- Сейчас, - сказала я. – Сейчас вызову. Не двигайся, хорошо? На каком ты месяце?
- На последнем…
Сев на колени перед Малиновской, я вытащила телефон и, чувствуя на себе взгляды прохожих, которые все так же проходили мимо, стала вызывать скорую. С первого раза не получилось – только с третьего.
Диспетчер задала мне кучу вопросов, и в конце концов, я, глядя на Малиновскую, которая находилась в полуобморочном состоянии, выкрикнула:
- Приезжайте быстрее, пожалуйста! Она отключается!
Мне пообещали, что карета «скорой помощи» приедет в самое ближайшее время, и отключились. К этому времени нас окружило небольшое количество людей. Какие-то пожилые женщины тревожно переговаривались, а какой-то синеволосый парень снимал на видео.
- Лика, все хорошо. Они скоро приедут, - сказала я Малиновской. – Слышишь? Держись!
- Да… - Прошептала та. Ее глаза казались стеклянными, а рука, которую я не отпускала, была ледяной.
- Кто у тебя будет? Мальчик или девочка? – спросила я, пытаясь отвлечь ее от боли.
В эти минуты я не хотела видеть в ней ту дерзкую девицу, которая ненавидела меня и пыталась сделать больно – и физически, и душевно. Я видела в ней беспомощную молодую женщину, которая вместе со своим ребенком находится в опасности.
- Девочка, - едва слышно ответила Малиновская и даже попыталась улыбнуться, но новый приступ боли заставил ее глухо вскрикнуть и прикусить губу.
- А имя? Ты уже придумала для нее имя? – продолжала я, стараясь казаться спокойной.
- Д-да… Эльвира, - выдавила она сквозь боль, и я погладила ее по голове, как маленькую.
- Все хорошо, потерпи еще чуть-чуть, врачи скоро приедут.
Малиновская закрыла глаза, из последних сил прижимая руку к животу.
- Я не хочу… не хочу ее терять, - прошептала она, и по ее щекам покатились слезы.
Она говорила о своей нерожденной дочери.
- Ты ее не потеряешь, - уверенно ответила я, продолжая гладить ее по волосам. – Что за глупости?
- Может быть, ее на лавочку перенести? – появились откуда-то молодые ребята.
- Нет, ее нельзя трогать, - покачала я головой. – Лика! Лика, ты меня слышишь? Не отключайся! Скорая едет!
Я разговаривала с Малиновской, которая почти перестала что-либо слышать – так страшно и больно ей было. Однако это продолжалось недолго – к нам быстро приехала карета «скорой помощи», и к бывшей однокласснице бросились врачи. Ее оперативно осмотрели и приняли решение экстренно везти в больницу.
- Что с ней? – спросила я женщину-врача, которая что-то спешно записывала. Та только головой покачала, давая понять, что все плохо, но прямо отвечать не стала. Лишь сказала:
