Видимо, отца Юрия посетили похожие мысли, потому как он предложил:
— Уже полдень, не желаете ли отобедать? Правда, турецкой кухни в посольстве нет.
— Ничего страшного, — заверил его Стефан, — я немало странствовал на своем веку и успел привыкнуть и к европейской.
— У нас австралийская, но отличия от знакомых вам не слишком велики.
Сказав это, австралиец нажал на тот же выступ, но несколько раз подряд, причем так, как будто отбивал какую-то мелодию. Минут через десять уже знакомая девушка быстро накрыла стол.
Австралийская кухня мало чем отличалась от европейской, да и было сейчас Кантакузину не до кулинарных изысков или посуды из неизвестного материала. Он осторожно начал:
— Позвольте мне коснуться одного вопроса, который может вызвать ненужные недоумения. Я о подарке от визиря…
— Простите, а какие тут недоумения? — возразил австралиец, — все понятно. Подарок не очень официальный, поэтому должен быть небольшим. Что же до его весьма относительной ценности, то тут тоже все логично — что толку дарить дорогие вещи, если еще неизвестно, чего ждать от одариваемого!
— Вот именно, — обрадовался явному намеку османский посланник, — и теперь, когда мы с вами уже обменялись мнениями и перешли к поиску точек соприкосновения, позвольте вас спросить. Как в вашей империи относятся к тому, что некое должностное лицо будет получать пенсион от иной державы?
— Нормально относятся, — пожал плечами посол.
Тут он нисколько не лукавил — еще на первом инструктаже герцог Алекс сказал, что когда предложат — надо брать. Причем, если позволяет обстановка, удивиться, что дают так мало. Главное — ни на секунду не забывать, что полученное принадлежит Австралийской империи. Поэтому отец Юрий добавил:
— Только не надо никому предлагать золото, в том числе и мне. Ни в метрополии, ни в колониях оно у нас особо не ходит, мы используем его в основном для внешней торговли. Вот алюминий — совсем другое дело.
— А серебро или драгоценные камни?
— Серебро у нас считается малоценным металлом, из него чеканят деньги для колоний, разве что речь идет тоннах о пятидесяти-шестидесяти, но камни… а давайте-ка я открою вам небольшой секрет. Есть у меня маленькая слабость — я собираю рубины, причем так, чтобы каждый последующий был больше предыдущего. И если у вас найдется камень крупнее того, что я вам сейчас покажу…
Тут в соответствии с инструкцией следовало придать лицу алчное выражение, но в силу почти полного отсутствия практики оно получилось скорее мечтательным.
Отец Юрий открыл выдвижной ящик стола и достал из него простой ларец без всяких украшений. Открыл, извлек содержимое, и Кантакузин потерял дар речи. В ларце находился всего один рубин. Но какой! Едва ли не пяти дюймов в длину при ширине не меньше полутора! Вряд ли в сокровищницах султана найдется хотя бы впятеро меньший.
Взяв камень слегка трясущимися руками, Стефан внимательно его рассмотрел. Так вот они какие, австралийские рубины, ценящиеся даже дороже бирманских, не говоря уж о кашгарских.
Камень был огранен очень просто, то есть неведомые ювелиры вовсе не старались получить максимальный размер из имеющейся заготовки. И цвет… такого ровного и ясного Кантакузину видеть еще не доводилось. Но все-таки было в нем что-то неживое и холодное. В самый раз для империи, посол которой равнодушно рассуждает, сжечь им древний Стамбул для тренировки своих пушкарей или пока погодить, подумал Стефан, возвращая камень.
— Мне тоже нравятся рубины, но даже отдаленно похожего нет не только у меня, но и…
— Тогда вы меня наверняка поймете, как коллекционер коллекционера. Вспомните, сколько восторга вызывает каждый новый экземпляр! И как этот восторг прискорбно быстро меркнет, когда появляется новый камень. Ведь, скажем, над своим первым рубином я ночей не спал, все не мог на него наглядеться, а теперь, честно вам скажу, просто не понимаю, чего такого особенного я в нем мог найти. Да вот, сами взгляните.
Этот камень, судя по всему, просто валялся у посла в ящике стола без всякого футляра и тянул карат на сто. Конечно, никакого сравнения с предыдущим он не выдерживал, но все равно стоил целое состояние.
— Даже иногда возникают мысли подарить его какому-нибудь хорошему человеку, — продолжил австралийский дипломат, — но давайте вернемся к прерванному обедом разговору. Итак, посмотрите на карту. Вот Австралия, вот Европа. И кратчайший водный путь проходил бы по красной линии, если бы она не пересекалась коротеньким отрезком суши между Красным и Средиземным морями. Герцог Алекс уже имел беседу с английским королем, и то, что я сейчас говорю, есть согласованная позиция Англии и Австралии. Наши страны готовы помочь Османской империи построить канал на условиях паритетного владения. То есть по нему будут свободно плавать корабли всех трех стран, а также тех, кому это единогласно разрешат державы-учредители. Разумеется, не задаром. Полученные средства мы предлагаем делить поровну. В случае принципиального согласия Турции остальные проблемы решить нетрудно. Наши послы прибудут в Стамбул и со всем почтением вручат богатый бакшиш султанскому величеству. Правда, на всякий случай донесите до визиря, что город, в котором кто-то попытался нанести вред австралийцу, подлежит немедленному и безусловному уничтожению, а если попытка удалась, то вместе с жителями, в первую очередь самыми знатными. Но я надеюсь, что церемония пройдет мирно, так что никто про это и не узнает. Не нужно давать ответ прямо сейчас, вы же никуда не спешите? Вот и давайте встретимся дней через семь-восемь. А пока — возьмите на память и в качестве небольшого аванса. В случае же решения только что обозначенной проблемы вы получите еще вчетверо больше.
— По количеству или по размеру? — внезапно охрипшим голосом спросил османский посланник.
— На ваше усмотрение, — сделал широкий жест отец Юрий.
После визита в австралийское посольство Кантакузин обращал на Лондон еще меньше внимания, чем до него, ибо мысли были заняты иным. Время Османской империи катится к закату, это понимают все умные люди. Брат Матвей со своим взрослым сыном уже давно по сути дела работают на Вену. Но, кажется, ему, Стефану, судьба готова предоставить более выигрышный шанс. Осталось придумать, как убедить великого визиря принять предложения австралийцев, но ничего невозможного в этом нет.
Глава 19
Отбив финальное "к", означающее "конец связи", я помахал затекшей от долгой работы с ключом рукой и снял наушники. Теперь предстояло аккуратно переписать все принятое за сеанс связи.
Между прочим, когда Виктор впервые увидел мою работу в качестве радиотелеграфиста, она его весьма удивила. Ведь он на основе какого-то фильма про гражданскую войну считал, что телеграфист записывает точки и тире, а потом специальный человек расшифровывает эти таинственные знаки. Но я объяснил ему, что точки с тире пишет на бумажной ленте телеграфный аппарат, причем самый примитивный, у которого вообще нет никаких мозгов, даже механических. Человек же, услышав, например, "тиии-ти-ти", воспринимает это не как тире и две точки, а в виде музыкальной фразы, которую его мозг преобразует в "дааай-по-пить", а рука сама выводит букву "д".
Так вот, карандашных каракулей, представляющих собой отчет Уиро Мере-тики, то есть отца Юрия, о его недавней беседе со Стефаном Кантакузиным, на столе валялось шесть листов, и мне предстояло привести их в более похожий на документ вид.
Я все-таки успел вовремя вспомнить, почему фамилия Кантакузин показалась мне знакомой, и отправить соответствующие инструкции отцу Юрию.
Где-то году в седьмом или восьмом, во время одного из последних визитов в Москву, я купил там книгу воспоминаний некой Юлии Кантакузиной. Она была внучкой американского героя Улисса Гранта, а замуж вышла за русского князя, потомка византийских императоров, Михаила Кантакузина. В книге описывались предреволюционные годы и собственно революция, причем достаточно интересно. Я потом даже посмотрел в интернете, от каких таких императоров происходил ее муж.
Скажем прямо, Иоанн Шестой был отнюдь не самым блистательным из своих коллег, скорее даже наоборот. Ладно, на трон он влез в результате гражданской войны, где ему помогал сначала какой-то эмир, а потом и вовсе турки. Хотя, конечно, это его тоже не очень красило, но дальше пошло хуже. Он затеял войну с Генуей и вчистую ее проиграл. Потом случилось восстание, для подавления которого этот Кантакузин снова пригласил турок, причем на оплату их услуг ушла вся казна и большая часть церковной утвари. А подавив восстание и убедившись, что Византия никакой опасности для них не представляет, предки османов взяли и захватили два византийских города — просто потому, что они им понравились. Иоанн, демонстрируя полное непонимание обстановки, попытался воззвать к совести захватчиков, чему те были несказанно удивлены. Мол, скажи спасибо, что взяли всего два города, а не десять, и вообще отстань, сейчас нам не до тебя.
