Портрет Полины Виардо. Художник Людвиг Пич. 1865 г.
Он сказал, что целиком и полностью восхищен мною, моей карьерой, моей жизнью, какой я ее сама для себя сделала. Говорил о пьесе Консентиуса, которую наверняка поставят. Мы долго беседовали о Листе, о Вагнере, об идеале, о воспитании. K концу пятой четверти часа очень оживленной беседы он протянул мне руку со словами: «я протягиваю вам руку друга, друга искреннего и верного». Mein Liebchen, was willst du mehr?[89]
Что ж, vedremo[90] по обстоятельствам. A пока первым выигрывает бедняга Консентиус. Так всегда и бывает. Лист сегодня не пришел. Утром у него был обморок и невралгические боли лицевого нерва. После великого герцога меня посетили две очень милые, восторженные и знатные дамы. Они попросили разрешения расцеловать меня! Потом пришли граф Тарновский и Дом. Дом проводил меня в театр, в ложу г-на де Лоена. Г-жа де Шляйниц тоже явилась туда. Как я вспоминала Диди и Марианну, слушая «Лоэнгрина»! Это произведение понравилось мне еще больше, чем в Баден-Бадене. М-ль Рейс (Эльза) не так уж хороша, голос у нее резковатый, и драматизма нет и в помине. У г-жи Барней (Ортруда и у нее весьма неплохая) много огня, даже немного слишком. Лоэнгрина пел г-н Мефферт – в стиле Брандеса старшего. Тельрамунд (Мильде) превосходен. Оркестр замечательный. Волшебный лебедь – настоящий голубь. Решительно, да, решительно Вагнер – единственный композитор, творчество которого имеет для меня интерес. О, не буду отпираться, я вагнерианка до кончиков ногтей, мой бедный друг! чувствую, что неодолимо качусь по этой наклонной плоскости. Завтра придет Лассен, чтобы вновь посмотреть со мной «Кракамиша». Если Листу станет лучше, он тоже придет. Они увозят мен в Иену на интересный концерт. Мы отопьем чаю у Чермака (с которым познакомились в Праге). Вернемся в тот же день. Думаю, что в четверг у великой герцогини опять будет звучать какая-нибудь музыка. Надобно, чтобы я нанесла визиты моим примадоннам. Только бы Поль сумел прислать мне свою работу! Мне бы так хотелось немного поучить с ними, хотя бы направить их по верному пути, прежде чем они окончательно выучат свои роль.
Однако поздно, а хотя бы раз в сутки надо ложиться спать. Для этого необходимо, чтобы я самое большее через 20 минут была в своей постели. Так покойной ночи, дорогой Тургенев. Сообщайте мне новости. Работайте хорошенько. Как поживает новая новелла? Уже закончена?
Очень горячо, неизменно, очень… желаю вам доброй ночи.
Я.
Полина Виардо – Тургеневу
Веймар, 18 фев. 1869
Дорогой Тургенев, благодарю вас за слова Stornello, они отлично ложатся на музыку. О, если бы вы захотели, вы бы сделали весь перевод лучше кого бы то ни было. Боюсь, как бы Поль[91] не переумничал – я уверена, что он занимается шлифовкой и повсюду отыскивает «die Pointe»[92] – что все это кажется ему слишком простым, слишком естественным – мне он тоже писал, что к концу недели я получу его работу целиком. Надеюсь, что он сдержит слово – иначе мне придется здесь задержаться, а я хочу уехать в воскресенье.
Я приняла множество визитов. Г-на и г-жу де Лоеп, Мильде, м-ль Рейсс, м-ль Мелиг. Сегодня вечером я звана ко двору. Там будет любительский спектакль, ужин и бал. М-ль Рейсс просмотрела со мной роль Стеллы – она ей очень подойдет. Г-н де Лоен и м-ль Мелиг передали мне, что Лист самым серьезным образом отзывался о моей музыке: «Никогда еще не бывало талантливой женщины-композитора – и вот наконец-то появилась!!!» Я прекрасно сознаю, что это в тысячу раз преувеличено. Ho, во всяком случае, это означает ободрение на будущее. Сегодня Лист услышит романсы на стихи Мерике, из которых ему известны только «Русалка», «В полночь» и «Бывает». Если у него будет время, мы посмотрим второе действие «Кракамиша».
Г-н Жиль из Иены дал мне прилагаемый автограф – я в восторге от того, что могу предложить его вам. Меня зовут к обеду.
Дом передал мне, что Лист битый час немыслимо восхвалял мою музыку. To же сказал и Лассен. Между прочим, его совершенно поразил романс «Vor Gericht».
Постарайтесь повидать Леви, передайте ему, что м-ль Мюржан пишет мне, что не получала никакого предложения об ангажементе с тех пор, как ее отец написал о своих условиях г-ну Девриену. Она не поедет gastieren[93], не получив от дирекции ангажемента. Потеряно уже так много времени, что, может статься, она больше не сможет поехать в Карлсруэ до мая месяца (по крайней мере, чтобы быть действительно там закрепленной). Будет непоправимой ошибкой, если упустят эту единственную возможность.
Ах, если бы Поль выслал мне хотя бы тексты арий! Надо послать ему ноты арии Кракамиша. Bce это так запаздывает. Мильде и впрямь желает посмотреть роль вместе со мной, прежде чем он останется предоставленным сам себе. Я начинаю сомневаться в том, что смогу уехать отсюда в воскресенье ночью. Хотелось бы все-таки быть в Карлсруэ в понедельник. Если же меня там не будет, не надо усматривать в этом моей вины. Прощайте, нет, до скорого свидания. Будьте здоровы. Я начинаю радоваться при мысли о возвращении в свое гнездо. Какое счастье увидеть вновь добрые любимые лица!
Виардо и Тургенев надеялись остаток жизни провести в Баден-Бадене. Ho франко-прусская война разметала их по сторонам, нарушив все планы. Виардо уехали в Лондон. Тургенев и Луиза – в Россию.
С.-Петербург, гостиница «Демут».
Воскресенье, 26/14 февраля 71.
Половина первого ночи.
Моя дорогая и любимая госпожа Виардо, я только что вернулся с вечера у г-жи Серовой, где Луиза пела романсы Шумана – «Doppelganger», «Gretchen»[94] (разумеется, копируя вас – лучшего она бы и не придумала).
Ho начнем по порядку. Сегодня утром, сделав кое-какие дела, – я отправился к ней. Нашел ее похудевшей, остриженной словно мальчик, но это ей очень идет. Глаза прекрасны как никогда, выражение лица несколько более спокойное. B остальном – жесты, телодвижения – прежние. B настоящее время она простужена, но я не думаю, что ее здоровье под большой угрозой. Мы долго беседовали, я избегал касаться чувствительных мест – в особенности я не говорил о ее будущем, о том, что она собирается делать… Это впереди. Полагаю, что в эту минуту у нее нет ни гроша… Об этом мы еще поговорим. Она произнесла имя Лулу[95]… Тогда я принялся говорить о нем, рассказывая о том, какой он славный и смышленый. Это заметно растрогало ее, но разрыв с Эриттом, очевидно, дело бесповоротное, это как отсеченная рука. Я вернулся вечером из Мариинского театра с большого концерта, о котором сейчас вам расскажу: в нем участвовали несколько артистов – девица Бларамберг, которая, кажется, ходит теперь в рабынях. Голос у Луизы значительно окреп – она разрабатывает его со стороны драматической – несколько утрируя: спела она отрывок из «Рогнеды», представляющий собой ряд криков – но по-русски произносила великолепно. Bce это звучит замечательно и даже захватывающе в гостиной… я полагаю, что для концерта это мало подходит. Думаю также, что легкость – та, что была раньше – теперь исчезла. B общем, мне показалось, что она в хорошем настроении, как человек, оказавшийся в своей стихии и господствующий в ней. Она больше не хочет давать уроков и как будто хочет порвать со светом. He надо стараться изменить ее: такова уж она есть и другой быть не может…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
