Выбравшись из машины, я огибаю дом. Только бы мама не высунулась из окна каморки или папиного кабинета! Я рассчитываю на то, что она сейчас в ванной, принимает традиционно долгий душ, прежде чем забрать Иззи с гимнастики. Разумеется, когда я открываю ключом заднюю дверь и оказываюсь в кухне, сверху доносится стук воды и несколько высоких, дрожащих нот: мама поет. Я замираю на долю секунды и успеваю узнать мелодию — «New York, New York» Фрэнка Синатры — и поблагодарить Всевышнего за то, что Мопсы не слышат мамино импровизированное представление. Затем я на цыпочках крадусь в прихожую, где мама обычно хранит свою огромную сумку. Сумка осела набок; несколько монет и цилиндрик мятных таблеток выкатились на стиральную машину; уголок зеленого бумажника «Ральф Лорен» торчит из-под толстой кожаной петли наплечного ремня. Я осторожно вынимаю бумажник, постоянно прислушиваясь к шелесту воды наверху, готовая в любой момент удрать, если он прекратится. В бумажнике тоже полный беспорядок; он набит фотографиями — Иззи, я, мы с Иззи, Пикуль в наряде Санта-Клауса, — рецептами, визитными и кредитными карточками. Особенно кредитными карточками.
Двумя пальцами я выуживаю «American Express». Родители используют ее только для крупных покупок. Мама наверняка не заметит, что она пропала. Ладони щиплет от пота, сердце бьется так сильно, что даже больно. Я аккуратно закрываю бумажник и кладу его обратно в сумку, в точности на прежнее место.
Над головой в последний раз всхлипывает душ, со скрежетом вздрагивает и затихает. Мама перестает подражать Синатре. Вот и все. Мгновение я не могу пошевелиться от ужаса. Она услышит меня. И поймает. Увидит с карточкой «American Express» в руках. Вдруг звонит телефон, мама выходит из ванной и движется по коридору, напевая: «Иду-иду!»
В эту секунду я выбегаю из прихожей, через кухню выскакиваю на задний двор и несусь со всех ног. Покрытая инеем трава кусает лодыжки. Я стараюсь подавить смех и держу холодный пластик «American Express» так крепко, что когда я разожму ладонь, на ней останется отметина.
Обычно в магазинах у меня очень ограниченный бюджет. Дважды в год родители выдают мне пятьсот долларов на новую одежду. Сверх этого я подрабатываю тем, что сижу с Иззи или выполняю другие просьбы родителей: например, заворачиваю подарки для соседей в канун Рождества, сгребаю листья в ноябре или помогаю папе чистить водосточные канавы. Конечно, пятьсот долларов звучит неплохо, но не забывайте, что галоши Элли от «Берберри» стоят почти столько же, а она надевает их в дождь. На ноги. Так что я не слишком увлекаюсь шопингом. Это не так уж интересно, особенно когда твои лучшие подруги — Элли «Неограниченный лимит на кредитной карте» Харрис и Линдси «Отчим пытается купить мою любовь» Эджкомб.
Сегодня эта проблема решена.
Первая остановка в «Биби», где я покупаю роскошное платье на тонких лямках, такое тесное, что приходится хорошенько вдохнуть, иначе не втиснуться. И все равно Тара ныряет в примерочную и помогает застегнуть последние полдюйма молнии. Мне даже нравится, как ботинки Анны смотрятся с платьем — круто и сексуально, будто я убийца из видеоигры или героиня боевика. Я принимаю перед зеркалом позы из «Ангелов Чарли», складывая пальцы пистолетом, целясь в свое отражение и произнося одними губами: «Извини». Нажимая курок и изображая выстрел.
Кортни чуть не выпрыгивает из трусов, когда я достаю кредитную карту, даже не взглянув на сумму. Ладно, ладно, я увидела ее, краем глаза. Трудно не заметить большие зеленые цифры «302.10», мерцающие на табло кассы и как бы укоризненно подмигивающие. Желудок исполняет пару кульбитов, когда продавщица протягивает чек, но долгие годы подделывания записок о болезнях и опозданиях окупаются, стоит мне в совершенстве изобразить размашистую мамину подпись. Продавщица улыбается и произносит: «Благодарю, мисс Кингстон», как будто только что я оказала ей любезность. Я покидаю магазин с самым лучшим на свете черным платьем, завернутым в папиросную бумагу и уложенным на дно хрустящей белой сумки для покупок. Теперь я понимаю, за что Элли и Линдси любят шопинг. Он намного приятнее, когда можно приобрести, что пожелаешь.
— Вот повезло! Предки дали тебе кредитку. — Кортни рысит рядом. — Я своих уже давно уламываю. Говорят, мол, поступи сначала в колледж.
— Ну, не то чтобы дали… — поднимаю я бровь.
У Кортни отвисает челюсть.
— Не может быть. — Она трясет головой так быстро, что каштановые волосы сливаются в размытое облако. — Не может быть. Неужели… ты намекаешь, что украла ее?..
— Ш-ш-ш.
Торговый центр «Ла вилла» построен в итальянском стиле: просторный, с мраморными фонтанами и мощеными дорожками. Звуки отражаются от стен, мечутся и смешиваются, так что слова можно разобрать, только если стоишь совсем рядом. И все же. Ни к чему болтать, что я грабанула родителей.
— Мне больше нравится версия, что я одолжила ее.
— Предки придушили бы меня. — Кортни распахивает глаза так широко, что они вот-вот выпадут на пол. — Убили бы до смерти.
— Точно, — поддакивает Бетани.
Потом мы заходим в «МАК», где меня по полной программе красит парень по имени Стэнли. По сравнению с ним я толстушка. Мопсы пробуют разные оттенки подводки для глаз и получают замечание, что залезли в закрытые блески для губ. Я покупаю все, что использовал Стэнли: тональный крем, консилер, бронзирующую пудру, базу для век, три оттенка теней, два оттенка подводки (одна из них белая, для нижнего века), тушь, карандаш для губ, блеск для губ, четыре разные кисти, щипчики для ресниц. Оно того стоит. Я напоминаю знаменитую модель и ощущаю на себе взгляды, когда мы гуляем по «Ла вилла». Мы проходим мимо стайки парней, которые учатся по меньшей мере в колледже, и один из них бормочет: «Красотка». Тара и Кортни находятся по бокам от меня, Бетани тащится сзади. «Так вот как чувствует себя Линдси», — думаю я.
Дальше «Ниман Маркус», куда я заглядывала только по настоянию Элли, потому что в нем все стоит миллион долларов. Кортни меряет странные старушечьи шляпки, а Бетани фотографирует ее и угрожает выложить снимки в Интернете. Я выбираю дивное изумрудно-зеленое болеро из искусственного меха — в нем я готова к вечеринке наличном самолете миллиардера — и длинные серебряные серьги с гранатом.
Единственное препятствие возникает, когда женщина на кассе — Ирма, если верить табличке с именем, — просит предъявить удостоверение личности.
— Удостоверение личности? — невинно моргаю я. — Никогда не ношу его с собой. В прошлом году у меня украли личные данные.
Она долго изучает меня, как бы размышляя; затем выдувает пузырь жвачки, фальшиво улыбается и двигает болеро и серьги обратно.
— Прошу прощения, Эллен. Удостоверение личности необходимо для совершения любых покупок, превышающих две с половиной сотни долларов.
Я возвращаю ей фальшивую улыбку и произношу:
— Называйте меня мисс Кингстон.
Сука. Знаю твой фокус со жвачкой. Его придумала Линдси.
С другой стороны, я тоже стала бы сукой, назови меня родители Ирмой.
Внезапно меня осеняет. Я роюсь в сумке и выуживаю членскую карточку маминого спортивного клуба «Хилл-дебридж свим энд теннис». Честное слово, система безопасности там покруче, чем в аэропорту. Можно подумать, что эпидемия ожирения в Америке — террористический заговор и на очереди эллиптические тренажеры. На карточке красуется маленькая фотография, членский номер, фамилия и инициалы: КИНГСТОН С. Э.
— Что означает «С»? — морщится Ирма.
В голове моментально становится пусто.
— Ммм… Северус.
Она не сводит с меня глаз.
— Как в «Гарри Поттере»?
— Вообще-то это немецкое имя. — Мне не следовало читать эти глупые книги Иззи вслух. — Теперь понимаете, почему я предпочитаю свое второе имя?
Кассирша медлит, закусив губу. Тара стоит рядом и водит пальцами по карточке, как будто пытается соскрести немножко кредита. Затем наклоняется вперед и хихикает.
— Уверена, вы понимаете. — (Она щурится, как будто не может с шести дюймов разобрать имя на табличке.) — Вас зовут Ирма, не так ли?
Из-за спины подходит Кортни в широкополой шляпе, увенчанной чучелом малиновки.
— Вас в детстве называли Фирмой? Или Бирмой?
Ирма сжимает губы в тонкую белую полоску, хватает карту и проводит через аппарат.
— Guten Tag, — бросаю я на прощание; это единственное, что мне известно по-немецки.
Тара и компания все еще смеются над Ирмой, когда мы выезжаем с парковки «Ла вилла».
— Поверить не могу, — повторяет Кортни, наклонившись вперед и глядя на меня, как будто я в любую секунду могу исчезнуть. — Поверить не могу.
На этот раз место рядом с водителем досталось мне автоматически, даже не пришлось его занимать. Я позволяю себе слегка улыбнуться, прежде чем повернуться к окну, и на мгновение пугаюсь собственного отражения: большие темные глаза, дымчатые тени, пухлые алые губы. Потом я вспоминаю о макияже. Надо же, не узнала саму себя.
