при коммунизме. А что, всё правильно. Особенно, если ты среди вторых.
— А при чём здесь китайцы? — вставил третий, наиболее пьяный голос.
— Анатоль, вы нажрались.
— Отнюдь. Но Мандельштама я этому уроду не прощу!
— Ба! Ещё гости прибыли!
— Опоздавшим штрафничок!
Задвигались стулья, наполнились рюмки. Сделалось по-доброму шумно и тепло. Выпили за новорожденного, за молодцов-родителей. Потом — за школу, чтоб она сгорела. За «давайте чаще встречаться, пацаны». За нас с вами и хрен с ними…
Скоро все заговорили разом. Толик пытался развлечь Николая. Андрон — напоить Георгия Ильича. Фома обнимал Ивана.
— Ты на родах-то присутствовал, отец?
— Это ещё зачем?!
— Ну, поддержать там, облегчить страдания…
— Какие страдания? Алёна проспала всё от и до. Мы дензнаков занесли, кому положено.
— А вообще не интересно?
— Не интересно. Ты хочешь, чтобы я импотентом стал?
— Я тебе как биолог скажу. Вся эта забота о будущих поколениях, историческая миссия, священный героизм — фуфло! Опиум для стада, чтоб им легче убивалось и сдыхалось. Единственная цель терактов, войн и революций — перераспределение собственности между узким кругом лиц. Если распутать клубок заморочек — останется древняя схема: ищи, кому выгодно.
— А может, всё наоборот? Может, выгода — не причина, а следствие?
— Ты в зоопарке давно был?
— Ха! Был. Я в нём, считай, живу.
— В смысле?
— Сейчас накатим — объясню.
— Не, я — пас. Вообрази большую клетку обезьян…
— Давай, полрюмки, а то не воображу.
— Наливай.
— …а после дня учителя было школьное самоуправление. Помнишь?
— Ну.
— Я с утреца, как вспомнил, что работа отменяется, сразу — к девчонкам на тему подлечения. Они толком не встали ещё: Света в халате, Лилия в пижаме. Ищи, говорят, на столе полно осталось. Наливаю стакан портвейна. Тут стук в дверь. И появляется директор.
— Михал Иваныч?
— Нет, Майкл Джексон.
— Чего он там забыл с утра пораньше?
— Хороший вопрос.
— В клетке обезьян всегда есть босс. И претенденты есть на это место. Потому что он имеет лучшие бананы и гарем. Бывают революции, волнения, так сказать, народных масс. Но ради чего?
— Да понял я. Хотя… вот, например, религиозные вожди: Лютер, Хомейни, Савонарола. Где там банан?
— Умница — пять баллов! Банан — за скобками. В подтексте, между строк…
…смотрит и молчит. Немая сцена, прям театр. И смотрит как-то мимо: тоже хворает, думаю, ага. И даю ему свой банан… Тьфу, блин! — стакан. С праздником, Михал Иваныч! Он не сразу выпил. Всё-таки трое подчинённых и двое не одеты…
…бу-бу-бу-бу… бу-бу-бу…
…протянет ей журнал и отдёрнет. Протянет и отдёрнет. И это при учениках. Света плакала в тот день…
…у тебя даже братья Матюгины сидят, как немые и пришитые…
…тактика выжженной земли: портфель — мне, сам — за родителями…
…знал бы прикуп — соломки б настелил…
…зарплата по-любому — с кошкин нос…
В какой-то момент Фома упустил нить вечера. И вновь поймал её за кухонным столом. Напротив кто-то витийствовал, дирижируя сигаретой. Кто-то очень знакомый. Так. Иван. Коллеги его исчезли. Из комнаты слышался мокрый храп: кхрр… кхрр. Андрон. Надо тоже баиньки, — подумал Фома. Мальчишник проскочил этап логичного финала и увяз в бестолковых ночных разговорах.
— …человек способен на поступки, бесполезные для выживания, — говорил Иван, — даже вредные. Творчество, например…
Фома увидел перед собой рюмку водки и кружку чая. Глотнул последовательно. Достал из пачки сигарету.
— …человек начинает действовать не из шкурных интересов, а ради принципа. Иногда в ущерб себе.
— Да хватит уже, — обозлился Фома, — зафакали этим человеком! У меня кот готов был умереть ради принципа. Кот! Хотел, понимаешь, гадить за диваном — и точка. Что только не делали… — Фома покачал головой. — Воняло хуже деревенского толчка. Я раз увидел новую кучу, сорвался. Схватил его вот так, думаю — не дай бог, убью. А он смотрит, как партизан, и говорит: убей меня, пытай, делай со мной, что хочешь. Но я буду срать там, где мне нравится.
— Прям так и сказал? — усмехнулся Иван.
— Прям так и сказал.
И тут входная дверь заколотилась от ударов. Ещё. Ещё. Били с ненавистью.
— Это что за новости? — Иван поднялся, шагнул в коридор. Не открывай!! — хотел крикнуть Фома. Он вдруг понял — там не соседи, не телеграмма. Не заблудившийся алкаш. Такой стук означает нечто гораздо худшее. Фома почти знал, что скрывается за дверью. Крикнуть он не успел.
Дверь хлобыстнула, будто выстрел, и сразу кто-то упал. Большая, страшная тень метнулась в комнату. Эльвира Романовна Воеводина. Нет!! — взвизгнул ребёнок в голове у Фомы. — Этого не может быть! Как она узнала?! В комнате мычали, рычали, снова что-то падало. Последовали звуки оплеух.
Фома понимал, что должен валить — сейчас, немедленно, быстрее, идиот! Но вместо этого сидел парализованный, зажмурившись внутри, и дожидался хоть какого-то финала. Ведь ничего особенного не происходит? А если происходит, то с кем-то другим… Так, вероятно, думает барашек, привезённый на шашлык. Его даже не связывают толком. Он чувствует запах костра, слышит звяканье шампуров, гогот людей, которые будут… Будут которые… Так же смеясь, запихивать во рты что-то горячее, дымящееся. Запивать тёплым красным вином. Вытирать жирные пальцы о траву. И вдруг ему становится легко и как-то тупо радостно. Всё-таки он здесь почётный гость. Он даже пытается улыбаться…
Фома поднял глаза. В дверях стояла Эльвира Романовна. Шуба нараспашку, космы прилипли к лицу. На щеке — мясистая бородавка с тремя волосками, Фома ясно различал каждый. Они хоть выглядели по-человечески. «Ну всё. Ты досмеялся», — произнесло существо.
Дальше за Фому действовал инстинкт. Инстинкт выдернул его из-за стола, заставил схватить увесистую пепельницу и метнуть в голову Эльвиры Романовны. Одновременно или мгновением раньше она с утробным звуком «ы-ы-их!» вдавила стол Фоме в живот. Бросок ушёл мимо, рюмки-чашки полетели. Нащупав табурет, Фома резко пнул его. И кажется, попал Эльвире в ногу. Ага!
Но вместо гримасы боли лицо сумасшедшей
