„Кто еще такой этот Алекс Фергюсон, черт побери?“
* * *
Гости разошлись по домам, и вот мы, члены семьи, стояли друг перед другом, размышляя о том, кто же заплачет первым. Самолет Ноэля улетал в десять. Было семь, и для мамы часы отсчитывали время слишком быстро. Она занялась уборкой посуды, а я решила подмести полы. Папа с Ноэлем удалились в кабинет. Некоторое время они не показывались. Мама старалась не заплакать.
— С ним все будет хорошо, пыталась уверить я в этом нас обеих.
— Он собирается прямиком в чертовы джунгли, — сказала она, и из ее глаз покатилась слеза.
— Кубу вряд ли назовешь джунглями.
— Проклятые коммунисты.
— Мам! — воскликнула я, раздосадованная ее неспособностью взглянуть на мир глазами членов „Корпуса мира“. — Там нет цивилизации.
— Боже! Ты ровным счетом ничего не знаешь о Кубе, — с отвращением сказала я.
— А ты знаешь! — саркастично заметила она.
Мама была права. Я и понятия не имела о предмете разговора, однако не собиралась позволять ее расизму цвести пышным цветом.
— Там красивые пляжи, — пробормотала я, стараясь припомнить хотя бы что-нибудь из „Клуба путешественников“. — Отлично. Он может умереть на красивом пляже.
— Теперь ты несешь полнейшую чушь.
— Да? — пронзительно воскликнула она.
— С ним ничего не случится, — повторила я, пожалев о том, что раскрыла рот.
— Только на это и остается надеяться. Раньше ему приходилось бывать лишь в Испании во время семейного отпуска, и даже тогда он целую неделю совершал пробежки. Почему он просто не может взять и остаться в Европе, как все мы?
Я сделала выдох и потрясла головой, как делаю в классе, когда дети разочаровывают меня. — Ты знаешь, что я права, — сказала она. — Она присела за кухонный стол. — Почему он не может быть нормальным мужчиной, не может найти девушку, сделать ей ребенка и жениться на ней, как сын Мери Мэтьюс. Теперь у него трое детишек, и он работает в банке. Она расплакалась, поэтому слово банк у нее вышло как ба — а–а — анк.
— Он поступает так, как считает нужным, — не веря в собственные слова ответила я. Ведь, как и мама, я хотела, чтобы брат пошел по тропе сына Мери Мэтьюс.
— А как ты считаешь, он вернется к нам?
— Конечно.
Я поставила щетку и присела рядом с ней, обняв ее за плечо.
— Жаль, что жизнь нелегкая штука, — сказала она тихим голосом — громче она уже была не в состоянии.
— Мне тоже жаль, мама, — Ответила я. — Нам всем жаль.
* * *
В аэропорту творилось нечто несусветное. Мама плакала навзрыд. Я изо всех сил старалась держать себя в руках, но давалось это нелегко. Брат уезжал от меня. Кто теперь будет слушать мой бред? Кто будет отвечать на мои вопросы, даже если ответы не всегда приходились мне по душе. Я уже скучала по нему, а он стоял передо мной, отчаянно пытаясь сохранить на лице ухмылку. Я знала, что неизведанное будоражит его, но я также знала, что его одолевает страх. Мне хотелось укутать его и увезти домой. Переживания мамы и вовсе не укладывались у меня в голове.
Папа держался мужественно. Он пожал сыну руку и похлопал по плечу.
— Я горжусь тобой, сын.
Ноэль улыбнулся и крепко обнял его.
— Я тоже горжусь тобой, папа.
Отец по — мужски кивнул.
Ноэль заключил маму в объятия. Я и не заметила, насколько тяжело ему справляться с нахлынувшими чувствами, пока он не прижался к матери.
— Я люблю тебя, мама. Я приеду на Рождество. Обещаю.
— Обещаешь? — выкрикнула она, одновременно поправляя воротник его куртки. Старые привычки трудно искоренить.
— Обещаю.
Мы смотрели, как он проходит сквозь стеклянные двери, ведущие его на Кубу. Он помахал на прощание. Папа улыбнулся, и Ноэль исчез. Я увидела, как из глаз папы хлынули слезы. Слезы катились по его лицу, и он издавал звуки, которых я не слышала от него раньше. Он закрыл лицо руками, и слезы стали просачиваться сквозь пальцы. Мама обняла его. Так они и стояли, прижавшись друг к другу.
— На Рождество мы обязательно увидим его, — сказала она.
Папа кивнул, словно мальчишка. Я стояла удрученная. Мы зашагали к машине и выехали из аэропорта, не произнеся ни звука.
Я вернулась домой, где Леонард пожирал полиэтиленовый пакет. Я вырвала добычу из его пасти. С жеманным видом он вышел вон из комнаты, выражая свое отвращение ко мне, ведь я прервала вполне сносный ужин. Было темно. Я не стала зажигать свет, а лишь включила телевизор. Мне вспомнилось, как Ноэль пришел ко мне, когда Энн и Ричард уехали в Керри. Он хотел убедиться, что я в порядке. Теперь и он уехал и навещать меня было некому.
Он любил группу Queen. Я улыбнулась.
„Из моего брата вышел бы неплохой гомик“.
Глава шестнадцатая
Оспа
Позвонила Энн. Они с Ричардом пытались зачать ребенка. Существовала лишь одна проблема: Энн уже много месяцев старалась забеременеть, но ничего не получалось.
— Ты думаешь, мне нужно провериться? — спросила она. Я вспомнила, что Норин, учительница биологии в моей школе, два года не сдавалась, и у нее все же родилась дочка.
— Нет, слишком рано. На все нужно время, — сказала я уверенно.
— Не знаю, мы перепробовали все, что только можно. Я убеждала ее, что результат появляется со временем. Кроме того, я понимала, что если речь заходит об анализах, то они оба должны провериться.
— Что? Ты думаешь, с Ричардом не все в порядке? — спросила она, обороняясь.
— Нет, я не говорила этого. Я думаю, что с вами обоими все в порядке, но если ты собираешься делать анализы, то нет смысла участвовать в этой затее одной, — ответила я, запаниковав. У меня не было настроения спорить.
Энн на мгновение задумалась.
— Ты думаешь, это связано с таблетками?
Я пришла в замешательство.
— Что? Ты до сих пор сидишь на таблетках? Спросила я в изумлении.
— Эмма, не умничай, — рассмеялась она. — Я ведь столько лет пила их.
Я задумалась.
— Ну а на коробочке ничего не говорится об этом?
— Нет, — призналась она. — Может, мы еще попытаемся.
— Хорошая идея, — согласилась я.
Остальная часть беседы кружилась возле того, что ей нужно проезжать на машине тридцать миль, чтобы найти приличный торговый центр. Я устала, и у меня раскалывалась голова. Я не выспалась ночью, и мне было жарко.
— Мне нужно идти, — сказала я. Я просто была не в состоянии разговаривать.
— Хорошо, но не забывай, что завтра я буду в Дублине, так что поужинаем вместе. Я пообещала, что не забуду, и повесила трубку. Я приняла две болеутоляющие таблетки и потащилась наверх, в кровать.