Самые удивительные перемены происходили с Гаррисоном Витерсом. Гарриет думала застать его горюющим по кошкам, а он вместо того с самым счастливым видом что-то мурлыкал и мастерил клетку. Она никак не могла понять, что случилось. Он даже встал и съел завтрак. Он себе сделал бутерброд с рыбным салатом и выпил кока-колу. Гарриет прислонилась к стене и записала:
ПРОСТО НЕ ПОНИМАЮ, В ЧЕМ ДЕЛО. А, ЗНАЮ, МОЖЕТ, У НЕГО РАНЬШЕ НЕ ХВАТАЛО ДЕНЕГ, ЧТОБЫ ХОРОШО ПИТАТЬСЯ, ПОТОМУ ЧТО ЕМУ ПРИХОДИЛОСЬ ПОКУПАТЬ ПОЧКИ ДЛЯ КОШЕК. ОН, НАВЕРНО, ДАЖЕ НЕ МОГ ПОЗВОЛИТЬ СЕБЕ РЫБНЫЙ САЛАТ, А ОН ЛЮБИТ РЫБНЫЙ САЛАТ. А МОЖЕТ, КОШКИ ВСЕГДА УТАСКИВАЛИ ЕГО.
Она снова перегнулась через загородку, чтобы получше все разглядеть. Гаррисон Витерс продолжал мурлыкать и даже постукивал ногой во время работы. Озадаченная, она продолжала наблюдать, пока он внезапно не поглядел в сторону кухонной двери. Тут и она заметила. В комнату совершенно по-хозяйски, под восторженное гуление и умилительные звуки, издаваемые Гаррисоном Витерсом, вошел крошечный котенок. Это был смешной маленький черно-белый котенок, с усиками, из-за которых казалось, что он все время ухмыляется. Он остановился, глядя на Гаррисона с любопытством, потом с презрительным видом прошелся по комнате. Гаррисон с восторгом наблюдал за ним. Гарриет опять прислонилась к стене и записала:
ТЕПЕРЬ ПОНЯТНО. ИНТЕРЕСНО, ГДЕ ОН ВЗЯЛ КОТЕНКА. НАВЕРНО, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ КОТЕНКА, ТО РАНО ИЛИ ПОЗДНО НАТАЛКИВАЕШЬСЯ НА КОТЕНКА. ХА-ХА-ХА, ИМ НЕ УДАЛОСЬ ИЗМЕНИТЬ ГАРРИСОНА ВИТЕРСА.
И почему-то, идя домой, она была необъяснимо счастлива.
На третий день Гарриет проснулась и поняла, что ей по-настоящему хочется в школу. Тем не менее, она ничего не сказала маме, потому что ей еще не так страшно хотелось. После обеда она решила пойти посмотреть, что случилось с их клубным домиком. Она подождала, пока уроки в школе закончились, пробралась к дому Рэчел и скрючилась под забором на своем посту. Рэчел вернулась домой вместе с Мэрион Хоторн.
«Ходят, как две старые дамы», — подумала Гарриет, глядя, как Рэчел и Мэрион медленно прогуливаются по саду.
— Рэчел, понимаешь, как будет хорошо, если мы сможем играть в бридж после обеда? — проговорила Мэрион каркающим, как у вороны, голосом.
— Ну, я не знаю, как…
— Это так легко. Я много раз смотрела, как мама играет, — уверенным тоном сказала Мэрион.
— Почему бы нам не сыграть в маджонг? Я люблю маджонг.
— Мне кажется, в бридже КУДА больше шика, но если хочешь, давай сыграем. У тебя есть набор для маджонга?
— Да, вернее, у мамы есть.
«Бридж? Маджонг? Они что, дурака валяют? Подождите, пока про это узнает Спорти», — думала Гарриет.
Тут появилась Эллин. Рэчел и Мэрион церемонно кивнули в ее сторону.
— Я считаю, — заявила Мэрион, — что в нашем клубе должен поддерживаться определенный уровень.
— Да! — поддержала Рэчел, хотя было ясно, что она не имеет не малейшего представления, куда клонит Мэрион.
— Ты со мной согласна, Эллин? — подчеркнуто взрослым голосом спросила Мэрион.
— Да-а-а, — ответ получился ужасно тихим.
— Я хочу сказать, по моему мнению, мы должны очень внимательно относиться к тому, кому мы разрешаем вступить в клуб, — Мэрион зловеще огляделась, — и кому мы разрешаем в нем ОСТАВАТЬСЯ.
— Ты хочешь сказать, как в загородных клубах? — переспросила Эллин.
— Да, именно так. По моему мнению, если кто-то хочет собираться после обеда, чтобы побыть вместе с друзьями, добро пожаловать, конечно, — таинственно добавила она, — если это человек нужного сорта.
— Да, — кивнула Рэчел.
— Да, — прошептала Эллин.
— Мне еще кажется, только не знаю, что вы об этом думаете, — Мэрион высоко вздернула голову и стала страшно похожа на свою мать, — мне кажется, что если я староста класса, то должна быть и президентом клуба.
«Тебе хорошо, что меня там нет, в вашем клубе, — подумала Гарриет, — а то бы ты у меня сразу схлопотала по башке».
— Тогда я предлагаю себя в президенты.
— Поддерживаю, — отозвалась Рэчел. «Она, небось, и когда спит, все равно поддерживает», — подумала Гарриет.
— Ходатайство поддержано, — в приступе неудержимого смеха взвизгнула Эллин.
Мэрион нахмурилась, и Эллин умолкла.
— Теперь, когда все устроено, я предлагаю принять несколько решений. Во-первых, мы должны подавать чай.
— Моей маме это не понравится, — возразила Рэчел.
— Ну, не настоящий чай, просто молоко в чайных чашках. Ты же понимаешь, мы ДОЛЖНЫ НАУЧИТЬСЯ, как это делать.
— Ей это все равно не понравится. Что касается чашек.
— Каждый может принести свою чашку. Во-вторых, мы должны организовать карточный столик и стулья. В-третьих, — она встала и ткнула пальцем, как будто посвящала их в рыцари, — назначаю тебя, Рэчел, вице-президентом, а тебя, Эллин, секретарем и казначеем.
— А что я должна делать? — испуганно пробормотала Эллин.
— Вести протокол собрания, собирать деньги и подавать чай.
— А!
«Другими словами, — подумала Гарриет, — все».
— Я считаю, нам надо обсудить тех, у кого возникло неправильное отношение, — Мэрион все больше и больше входила в роль президента. — Думаю, мы все заметили, что на последнем собрании весьма неправильное отношение исходило от Спорти и Джени.
«Ясное дело, идиотка, — подумала Гарриет. — Подожди, пока они узнают, что ты теперь президент». В этот момент стали собираться остальные, и внезапно налетевший дождь заставил их всех искать убежища в домике. Гарриет подождала, пока не увидела Спорти и Джени, примчавшихся последними. После этого она бросилась бежать со всех ног, но все равно промокла до нитки, пока добралась домой.
Дома, наверху, стащив мокрую шпионскую одежду, она влезла в купальный халат и долго записывала то, что видела, прибавив в конце:
МЭРИОН РАЗМАХНУЛАСЬ НЕ ПО ЧИНУ. ОНА ЗА ЭТО ПОЛУЧИТ.
Три дня спустя Гарриет просто умирала от скуки. Она все утро играла у себя в комнате в Город, и в первый раз в жизни ей стало скучно с собой и своим воображением. Она уже была готова отшвырнуть блокнот куда подальше, как услышала звонок в дверь. Она вскочила и кинулась вниз. Мама стояла в дверях, принимая от почтальона заказное письмо.
— А это что? — заволновалось Гарриет.
— Ну… — мама тщательно изучила письмо, а потом улыбнулась дочери, — думаю, это письмо для тебя, Гарриет.
— От кого?
— Ни малейшего понятия, — пожала плечами мама, протянула письмо девочке и скрылась в библиотеке.
«Никогда еще не получала писем», — подумала Гарриет и разорвала конверт. Она сразу же узнала почерк.
Дорогая Гарриет,
Я думала о тебе и решила, что если ты собираешься быть писателем, пора попробовать. Тебе уже одиннадцать, и ты еще ничего не написала, только записи в блокнот. Придумай какой-нибудь рассказ, используя свои заметки, и пришли мне.
«Краса — где правда, правда — где краса!» — Вот знанье все и все, что надо знать"[22].
Джон Китс
Никогда не забывай об этом.
Я хочу кое-что тебе сказать на случай, если ты когда-нибудь столкнешься со следующими проблемами. Естественно, когда ты делаешь заметки, ты записываешь правду. Зачем этим заниматься, если не писать то, что есть? И естественно, эти заметки не должны быть прочитаны никем, кроме тебя, но если их кто-то прочитает, тогда, Гарриет, ты должна сделать две вещи, и тебе не понравится ни одна из них.
1) Ты должна извиниться.
2) Ты должна солгать.
В противном случае ты потеряешь друга. Небольшая ложь, которая заставляет людей почувствовать себя лучше, не так плоха, это как сказать «спасибо» за обед, который кто-то приготовил, даже если тебе ужасно не понравилась еда, или сказать больному, что он выглядит лучше, даже если он лучше не выглядит, или сказать кому-то, кто в ужасной шляпке, что она выглядит просто прекрасно. Помни, что написанное должно приносить в мир любовь, а не отталкивать друзей. Но самой себе нужно говорить правду.
Еще одно, если ты скучаешь по мне, я хочу, чтобы ты знала, я не скучаю по тебе. Что ушло, то ушло. Я никогда не скучаю ни по кому и ни по чему, потому что все становится приятным воспоминанием. Я берегу свои воспоминания и люблю их, но не возвращаюсь в них и не держусь за них. Ты даже можешь превратить свои воспоминания в рассказы, но помни, они не вернутся обратно. Только подумай, как было бы ужасно, если бы они вернулись. Ты теперь во мне не нуждаешься. Тебе уже одиннадцать, ты уже достаточно взрослая для того, чтобы быть по уши занятой, стараясь вырасти таким человеком, каким ты хочешь быть.
И чтобы никакой чепухи.
Оле-Голли Вальденштейн
Кончив читать, Гарриет широко усмехнулась. Она побежала наверх, держа письмо как, сокровище, найденное на морском берегу. Она прибежала в комнату, уселась за письменный стол и перечитала письмо еще дважды. Потом взяла чистый лист бумаги и ручку. Она сидела, держа ручку над листом бумаги. Ничего не произошло. Она посмотрела в свои записи. Все равно ничего не произошло. Она вскочила, побежала в библиотеку и притащила наверх папину пишущую машинку. С большим трудом она взгромоздила ее на стол. Первый лист бумаги, который она попыталась заправить в каретку, смялся, так что на нем уже нельзя было печатать. Она его порвала, заправила другой и стала печатать как сумасшедшая.
