На кухне, раздевшись, Сильвия подошла к Гектору и начала его оглаживать. Поцеловала в шею, затем, откинув маску, в губы. Она взяла в руку тряпичного дружка и ласкала его, пока тот не показал себя во всей красе. Спасибо маске. В ней Гектор чувствовал себя не столь уязвимым, было не так стыдно предстать в подобном виде перед стариком, но все же он нервничал, так что теплые прикосновения Сильвии пришлись более чем кстати, и он был благодарен ей за то, что она помогает ему справиться с мандражом. Будь она хоть трижды звездой, но вся тяжесть доказательств ложилась на его плечи. В отличие от нее, он не мог долго симулировать наслаждение, все время делать вид, что получает удовольствие от процесса. В конце акта он должен показать товар лицом, значит, все надо делать по-честному, иначе ничего не получится.
Они вошли в комнату, держась за руки, два голых дикаря в зеркальных джунглях с мебелью эпохи Людовика Пятнадцатого. Пирсон уже сидел в углу, утопая в просторном обитом кожей кресле с подлокотниками, так что он казался еще более тощим и сухим, чем на самом деле. Справа от него крутился диск с секстетом Брамса. Слева стояла низкая этажерка красного дерева, уставленная лакированными шкатулками, статуэтками из яшмы и прочими недешевыми китайскими безделицами. В этом анклаве неподвижных предметов и неповоротливых мыслей, где доминировали имена существительные, казалось, не могло быть ничего более нелепого, чем эрегированный член и парад глаголов, разворачивающийся в каких-то трех метрах от судейского кресла.
Если старику и понравилось увиденное, он этого никак не обнаружил. Во время спектакля он вставал дважды, чтобы переставить пластинку, но, не считая этих коротких, чисто механических отлучек, он оставался на своем троне в одной позе: нога на ногу, руки на коленях. Он не трогал себя в укромном месте, не расстегивал ширинки, не улыбался, не открывал рта. Только в самом конце, дождавшись желанного фонтана, он издал какой-то вибрирующий звук. Всхлипнул, подумал Гектор. А может, и не всхлипнул…
Так прошло их первое выступление. А также пятое, и одиннадцатое, и еще семь. Пирсон стал их самым преданным клиентом, так что они снова и снова возвращались на Хайленд-Парк, чтобы покататься на ковре и получить свои денежки. Сильвия была счастлива. За пару месяцев она заработала столько, что могла больше не корячиться в гостиничных номерах. Не вся выручка перекочевывала в ее карман, но даже после дележки со своим, как она его называла, покровителем, забиравшим половину, ее доход в два или три раза превышал прежний заработок. Да, она была необразованной деревенщиной, употреблявшей двойное отрицание и путавшей похожие слова, но по части бизнеса голова у нее варила. Именно Сильвия договаривалась об ангажементах, торговалась с клиентами, занималась всеми практическими вопросами – транспортные разъезды, прокат костюмов, поиск новой работы. Гектора это не касалось. Она просто сообщала ему, когда и где состоится следующий показ, и в назначенный час заезжала за ним на такси. Таковы были негласные правила, определявшие рамки их отношений. Их связывал «рабочий» трах, деньги, только не дружба, и, если не считать репетиций очередного скетча, они виделись исключительно на сцене.
Все это время Гектор считал себя в полной безопасности. Она не задавала вопросов, не интересовалась его прошлым. За шесть с половиной месяцев их знакомства он не видел, чтобы она хоть раз открыла газету, и светские новости она никогда не обсуждала. Однажды он как бы невзначай заговорил об актере-комике немого кино, который пропал года три тому назад… как бишь его? Он пощелкал пальцами, словно пытаясь вспомнить имя, но Сильвия тупо смотрела на него, и он понял, что она не в курсе. Однако позже кто-то, видимо, ее просветил. Кто, Гектор так и не узнал; возможно, ее друг-покровитель Бигги Лоу, здоровенный детина под сто двадцать килограммов, начинавший когда-то вышибалой в дансинге, а теперь работавший ночным менеджером в гостинице «Белый дом». Может, Бигги шепнул ей что-то на ухо и подал идею, как вытрясти из Гектора лишние денежки, а может, она сама додумалась, что неплохо бы его немного пощипать. Так или иначе, Сильвию сгубила жадность, и как только до Гектора дошло, откуда ветер дует, ему оставалось одно – бежать.
Это случилось в Кливленде за неделю до Рождества. Они приехали туда поездом по приглашению богатого производителя автопокрышек, показали свой сюжет о веселой французской парочке в присутствии трех десятков мужчин и женщин (раз в полгода резиновый магнат устраивал у себя небольшую оргию для избранных) и сейчас отдыхали на заднем сиденье лимузина по дороге в отель, где они собирались соснуть несколько часов перед возвращением в Чикаго. Только что им заплатили рекордную сумму – тысячу долларов за сорокаминутное шоу. Доля Гектора составляла четыреста, но Сильвия отсчитала ему только двести пятьдесят.
Здесь двадцать пять процентов, заметил ей Гектор. А где еще пятнадцать?
Это твоя доля, Герми, ответила Меерс. На твоем месте я бы считала, что мне еще крупно повезло.
Даже так? И чем же, дорогая Сильвия, объясняется столь резкая перемена в финансовой политике?
Дело не в твоих кондициях, дружище, а в долларах и центах. У меня есть кое на кого интересная информация, и если ты не хочешь, чтобы я открыла варежку, бери двадцать пять и радуйся. Про сорок процентов можешь забыть. Это было давно и неправда.
Дорогая, ты е…ся как принцесса. В сексе ты гроссмейстер. Но с головой у нас обстоит хуже. Ты хочешь пересмотреть наше соглашение? Ладно. Давай это обсудим. Но менять правила за моей спиной – так дело не пойдет.
О’кей, мистер Голливуд. Тогда сними маску. Может, я и передумаю.
Ага. Так вот на что мы намекаем.
Если парень не показывает свое лицо, значит, ему есть что скрывать. Раньше девушка не знала, что это, а теперь знает. Пошла другая игра. Я договаривалась с Германом, но никакого Германа нет. Его настоящее имя Гектор, правильно? Так что мы начинаем все сначала.
Она-то может начинать все сначала, и не один раз, но только без него. Когда через минуту лимузин подкатил к отелю «Кьяхога», Гектор сказал, что завтра они продолжат этот разговор. Надо это дело обмозговать, утро вечера мудренее, сказал он, а завтра они примут решение, которое наверняка устроит их обоих. Он поцеловал ей руку, как он это делал всегда после спектакля, – этот полунасмешливый, рыцарский жест был их фирменным знаком прощания. На губах Сильвии играла торжествующая улыбка – судя по всему, она даже не догадывалась, что сейчас натворила. Она не выбила из него больше денег – она похоронила их маленький бизнес.
Он поднялся к себе на седьмой этаж и следующие двадцать минут простоял перед зеркалом с дулом у виска. Он был очень близок к тому, чтобы нажать курок, утверждала Альма, ближе, чем в первые два раза, и все же ему не хватило духу. Тогда он положил револьвер на стол и покинул отель. Было полпятого утра. Он прошел пешком двенадцать кварталов до автобусной станции и купил билет на «Грейхаунд». Шестичасовой отправлялся в сторону Янгстауна. Рейс 6.05 – в обратную сторону. Он выбрал западное направление. Девятая остановка была Сандаски, город, в котором якобы прошли его детские годы. Вспомнив былое очарование этого слова, Гектор решил там сойти и посмотреть, как выглядит его воображаемое прошлое.
На дворе было 21 декабря 1931 года. До пункта назначения, с остановками – шестьдесят миль. Почти всю дорогу, два с половиной часа, он проспал и очнулся, когда водитель объявил, что они в Сандаски. В бумажнике у него было три сотни: двести пятьдесят от Меерс и пятьдесят еще из Чикаго, не считая сдачи с десятки, которую он отдал за билет. Он зашел в пристанционный кафетерий и заказал завтрак-»эксклюзив»: ветчина, яйца, тост, жареный картофель, апельсиновый сок и кофе до отвала. На третьей чашке он спросил у буфетчика о городских достопримечательностях. Вряд ли я еще когда-нибудь здесь окажусь, сказал он. Че посмотреть? переспросил буфетчик. Да нет тут у нас ничего такого. Только вот Сидар-Пойнт, парк развлечений. Русские горки, карусели, гонки по ухабам, аттракцион «Взломщики» и всякое такое. Между прочим, именно там Кнут Рокни впервые сделал заброс мяча вперед, если вы интересуетесь футболом. Вообще-то зимой парк закрыт, но посмотреть все равно стоит. И он нарисовал на бумажной салфетке простенький план.
Гектор вышел на улицу и повернул налево, хотя надо было направо. В результате вместо Коламбус-авеню он оказался на Кэмп-стрит. Свернув на Уэст Монро, он допустил вторую ошибку: ему надо было на восток, а он двинул на запад. Так он дошел до Кинг-стрит и только тогда сообразил, что идет не в ту сторону. Вместо расположенного на полуострове парка развлечений с аттракционами и чертовым колесом он увидел перед собой унылый ландшафт из заброшенных фабрик и пустых складов. Холодное серое небо предвещало снег. Кроме шелудивого пса, трусившегомимо на трех ногах, кругом не было ни души.