Маленький светленький ключик с прозрачным стеклянным брелоком, внутри которого была лазером выбита крохотная прозрачная пальма.
Мун замер, еще не успев сообразить, что напрягло. Пальцы дрогнули. Улыбку с лица как рукой сняло. Седой медленно, словно тот мог взорваться и разнести вдребезги полбара, поднял ключ.
Нет, ошибки не было.
— Это же Угрюмого, — с каким-то ледяным бездушным спокойствием произнес он.
— Он не ночует, — небрежно отозвался бармен. — Там чисто, комната уютная.
Мунлайт судорожно сглотнул вставший поперек горла комок.
— И давно не ночует? — поинтересовался Мун небрежно.
— Дык как вы ушли последний раз, так ни слуху ни духу. Тут заказов вал, а кому их сдавать? Вы все привередливые, молодняк дурной, ничего поручить нельзя. А какие и вовсе мрут как мухи. А ставки поднимать, так это я, считай, совсем за бесплатно работать стану. А я ж всё-таки не просто так, я посредник.
— Я знаю, — холодно кивнул Мунлайт и стиснул в ладони ключ. — Далеко не уходи, я ещё спущусь.
И, не говоря больше ни слова, пошел к лесенке в углу, что вела на другой этаж.
9
Перемена в поведении седого вышла настолько разительной, что не заметить её было нельзя. Весельчак с несползающей с рожи сатанинской ухмылкой в одну секунду замкнулся, стал злым, резким и постарел, кажется, лет на десять.
Лезть с вопросами Карташов не решился, подумав про себя, что эти слова про какого-то Угрюмого, должно быть, что-то значили.
Змей бросил недопитое пиво и поспешил за приятелем. В глазах его появилось что-то, похожее на сочувствие. Не то слюнявое, в котором мужчина не нуждается, а внутреннее настоящее понимание чужой боли. И эту боль не надо успокаивать или лечить. Такое не лечится. Это надо просто пережить, одному. А тем, кто рядом, достаточно просто понять это, не сюсюкать и не мешать.
Не дожидаясь особого приглашения, Сергей допил пиво и потопал следом. Сталкеров нагнал уже возле лестницы. Мунлайт шёл тяжело, чеканя шаг. Бородатый Змей двигался за ним тенью. Наверху бросил тихо:
— Успокойся. Может, они дошли до Монолита и сейчас где-нибудь на Кубе мохито пьют.
Мунлайт мотнул головой, шагнул к ближайшей двери. Ключ проворно ткнулся в замочную скважину. Скрежетнуло. Дверь распахнулась так легко и быстро, словно седой открывал ее не в первый раз.
Обстановку внутри назвать чистой и уютной у старлея не повернулся бы язык. Грязи здесь было более чем достаточно. Пахло пылью. Воздух стоял спертый, затхлый. Меблировка оказалась чуть менее скудная, чем в землянке у Киряя. Правда, вместо матраса на арбузных ящиках здесь была койка, под которой лежали какие-то коробки. Зато, кажется, электричество отсутствовало как факт. Во всяком случае, при беглом осмотре помещения выключателей Сергей не обнаружил, а закопченная буржуйка в углу говорила о многом.
Мунлайт прошел к окну, повернул ручку и дернул на себя раму. Створка распахнулась с недовольным всхрустом. В убогонькую комнатенку потянуло свежим холодным воздухом. За окном густели сумерки, ещё чуть — и стемнеет. Седой скинул с плеча рюкзак, бросил в угол. Посмотрел на замерших в дверях попутчиков.
— Чего встали? Снейк, койку уступишь Сберкнижке, чтоб он себе не отморозил почки, мочевой пузырь, прямую кишку и копчик. Спальник под кроватью. У Угрюмого их там несколько было. Печку сами раскочегарите.
Карташов не совсем понимал, что происходит, но то, что происходило, ему не шибко нравилось, а непонимание ситуации — еще меньше. Змей смотрел на седого с неодобрением.
— А ты? — спросил Карташов Мунлайта.
— Что я?
— Сам спать где будешь?
— Я терминатор, — невесело пошутил Мун, — а роботы не спят. Им только подзарядка нужна.
Он повернулся к Змею.
— Снейк, наши денежки у тебя? Давай сюда.
— Зачем? — понуро спросил бородатый.
— Сам не знаешь, — зло ухмыльнулся Мунлайт. — Барыге за харчи и комнату заплатить надо.
Снейк прикрыл дверь и прошел к буржуйке. Сбросив рюкзак, принялся тягать из-за печки серые от пыли дрова и пихать в пахнущее застарелой гарью печное нутро.
— Снейк, скотина, — напомнил о себе Мунлайт. — Половина денег моя.
— Ага, — недовольно бросил тот. — Вот всё получим, располовиним, и делай, что хочешь.
Мунлайт цыкнул сколотым зубом и повернулся к старлею.
— Сберкнижка, давай вторую половину, — потребовал он.
Сергей помялся. С одной стороны, он сам отдавал седому все деньги разом еще утром. И не видел ничего зазорного в том, чтобы расплатиться вперёд. Судя по всему, этот кидать не станет. Тем более за кордоном его другой заказ ждет и он заинтересован кровно. С другой стороны, что-то здесь было не так.
— Слышь, Сберкнижка, — лицо Мунлайта стало жёстким и неприятным, черты заострились, — тебе проводник нужен, или ты уже пришел?
— Нужен, — сухо ответил Сергей.
— Тогда давай вторую половину бабла, и завтра утром у тебя снова будет проводник. А если нет, то половину гонорара я отработал, и пошел ты в пень. Вон пусть тебя этот добродетельный Чингачгук провожает и консультирует.
Карташов поглядел на Змея. Тот сидел спиной к попутчикам и демонстративно не обращал на них внимания. Зато уже накидал в буржуйку полешек, подпихнул щепы и с чувством, с толком, с расстановкой разжигал огонь.
Старлей скинул рюкзак, распустил застежки и выудил вторую банковскую пачку.
Мунлайт проворно выдернул из пальцев перетянутые бумажной лентой банкноты. Глаза его сатанински блеснули в полумраке, а быть может, это отразился огонек разгорающейся стараниями Змея печки.
Рядом мгновенно возник бородатый.
— Слышь, хаосит, не дури, а? Нам завтра в дорогу.
— Сэр, я взрослый мальчик, — отозвался Мунлайт, — не люби мозги. Сам все знаю.
Седой раздербанил пачку. Половину сунул Змею, остальные деньги убрал ловким движением. Затем в руке сталкера возник невесть как пронесенный через охрану пистолет.
— Держи, — протянул он бородатому ствол. — Вам тут особо ничего не грозит, но так… на всякий случай. Хотя бэпэшка, конечно, не «калаш».
— ПБ, — рефлекторно поправил стоящий рядом старлей, прикусил язык, но поздно.
— Лопата, — напомнил Мунлайт. — Совковая, штыковая, зачистная, хлебная, мусорный совок… выбирай.
Карташов сердито поглядел на седого и завалился на койку. Ничего не хотелось. Все надоело. Вся эта Зона с ее завихрениями. Все эти сталкеры безбашенные. Все эти непонятки.
— Все не пропей, — попросил бородатый.
— Утром увидимся, — ухмыльнулся седой и вышел.
Хлопнула дверь. Где-то далеко, в другой задверной реальности, протопали по лестнице шаги. Совсем издалека донесся наигранно бодрый голос: «Всем по сто!».
В комнате было тихо. Только потрескивала сухими поленьями разгорающаяся буржуйка и сопел бородатый Змей.
Скрипнуло. Карташов приподнялся на локте и поглядел в почти утонувшую во мраке комнатенку. Бородатый прикрыл окно и стоял, размышляя не то о судьбе человечества, не то о спальнике, который ждал под койкой.
— Зря ты ему деньги дал, — сказал тихо.
— А что такое? — сердито буркнул старлей. — Что происходит вообще?
— Ничего, — качнул усталой головой, словно конь, бородатый. — Свои дела. Просто зря, и все.
Сергей не ответил. К черту этих полоумных. У них тут от радиации крыши текут, а он переживать из-за этого должен? Хрен на руль. Завтра сдаст их Хворостину, и все. А дальше, если все пойдет как задумано, вся эта дурь прекратит свое существование. Сумасшедших надо держать в психушке или отстреливать, в этом старший лейтенант был уверен. А неизлечимых сумасшедших надо просто стрелять, как бешеных собак.
Карташов закрыл глаза и задремал.
Проснулся он от гитарного перебора и пьяного голоса Мунлайта.
Старлей открыл глаза. В комнатушке все было так же. Потрескивала печурка, горел огонек. Змей все так же стоял у окна. Только на полу раскинулся смятый спальник, а бородатый избавился от ботинок и портупеи. И смотрел он теперь не на Карташова, а за окно, где нестройно бренчала плохая гитара и в хламиду пьяный сталкер орал дурным фальцетом:
This time I think I'm gonna let it all outOpen up the book and rip the bad pages outGod I'm so sorry for the bad things I have doneSatan don't you worry I still owe you one[2]
Змей отвернулся от окна и споткнулся о взгляд Карташова.
— Ты чего не спишь, Сберкнижка?
— Уснёшь тут, — недовольно буркнул Сергей. — Где только гитару взял.
— А что тебя удивляет? — не понял бородатый. — Здесь тоже люди живут. А человек всегда тащит за собой все свои привычки. Все, что составляет его жизнь. Плохое, хорошее — не важно.
Змей замолчал и снова посмотрел за окно. В мутном стекле отсвечивал огонек буржуйки и размытый профиль бородатого, похожего на Деда Мороза сталкера. А дальше была тьма уже потусторонняя, в которой редко блестели звезды.
